– Ну что же, други, грубо, но креативно, – оценил я. – Не последний раз в бане мылись. За мной не заржавеет.

И встал под душ, чтобы смыть с себя остатки вчерашнего дня. Жизнь продолжается.

Митя Ложкин бросил пить. Совсем. Спиртное не принимает теперь ни в каком виде. Многие пьющие граждане хотели бы последовать его примеру, да не получается. Зачастую никакие кодировки не помогают, никакие наркологи не могут избавить от пагубной привычки, никакие народные средства не действуют.

А вот он взял и бросил. Хотя до этого был большим почитателем бога Бахуса. И даже нередко усугублял ситуацию неумеренным потреблением спиртных напитков.

Ложкин вообще-то ответственный человек. Пройдя по трудной карьерной лестнице, дорос до заместителя директора фабрики по снабжению. Все у него было хорошо. Директор (его начальник) – друг юности, деньги никогда не переводились, жена – красавица, дети – умницы. А он, несмотря на это, все же иногда осложнял себе жизнь при помощи выпивки. С пьяного же всегда дополнительный спрос. К тому же помалу он пить не умел, а перебрав, становился непредсказуем в своих желаниях. Все его проказы гасились в дальнейшем добропорядочным поведением, умением работать и просить прощение у жены.

Но у каждого пьющего человека в жизни наступает момент, когда ему, для того, чтобы не погибнуть окончательно в объятиях зеленого змия, надо срочно бросить пить. У кого-то это получается, и он продолжает дышать полной грудью. А те, кто не умеют победить свои грешные желания – падают на дно и погибают в муках.

У Мити получилось. Правда, повод для этого был не совсем популярным. Даже, можно сказать, некий конфуз получился, который в результате помог победить порок. Но пить он бросил окончательно и безоговорочно.

Началось это в пятницу вечером. Несколько сотрудников, особо приближенных к телу директора фабрики, в его отсутствие устроили небольшой фуршет. Расположились без стеснения в кабинете своего босса на фоне огромного каучуконосного фикуса. Выпивали весело, без фанатизма, но долго. Разошлись как-то независимо друг от друга и незаметно.

А утром Митя навсегда бросил пить. Других вариантов не было. Приехавший на работу директор вызвал его для объяснений по поводу вчерашней пирушки. Объясняться было трудно. Дело в том, что Ложкин никак не мог вспомнить, кто из участников вечеринки мог вульгарно нагадить на полу под роскошным фикусом директора. Мерзкая куча до глубины души возмутила всегда лояльного шефа.

– Это, – кричал он, топая ногами, – неуважение к начальству, нарушение субординации и, вообще, форменное свинство, поганец ты этакий! Заместитель, мать твою! Мне плевать на то, кто из вас тут нагадил. Ты мне сейчас все сам уберешь и поклянешься здоровьем близких, что на веки вечные прекратишь выпивать на работе. Иначе вылетишь, к чёрту, по такой статье, какая тебе никогда не снилась. Стервец этакий!

Вот так Митя Ложкин навсегда бросил пить и стал вполне добропорядочным и благополучным главой семейства.

На работе его ценят и уважают. Жена не нарадуется. Теща связала к дню рождения теплые носки.

Сам он продуктивно трудится и мечтает о дальнейшей карьере. Он тоже хочет стать директором и иметь просторный кабинет с большим каучуконосным фикусом.

Ужасно неприятный случай произошел с сельским дедом Макаром, который на старости лет решил повыпендриваться перед приезжими девицами.

Студентки приехали толпой на свадьбу к своей однокурснице, которая была родом из деревни и замуж выйти решила за своего деревенского парня. Всем было хорошо. Стол изобиловал вкусной едой и разнообразной выпивкой. Веселые гости. Музыка. Словом, все как положено.

А дед Макар, как дальний родственник невесты, тоже в гости припожаловал. Аккордеон старый притаранил. Косоворотку, расшитую красными нитками, надел. Штаны белые. Красавец, одним словом. Мало ли, что седьмой десяток разменял, зато лихой огурец.

За столом дедушка усердствовал, особо налегая на гороховую кашу, которую по деревенскому обычаю на стол выставили, хотя ее никто не ел. Зубов то у него почти не было, твердые закуски одолеть трудно, а распаренный горох мягкий, жевать не надо. В итоге, натрескавшись каши и выпив водочки, решил неугомонный дед потешить гостей задорной пляской.

Взял аккордеон, вышел туда, где девчонки с парнями под магнитофон танцевали, и пару раз растянув меха своей «консерватории», попросил тишины. Музыка стихла. Все с интересом смотрели на лихого старикана, который заиграл плясовую и начал ногами кренделя выделывать. Бойко так заплясал. Гости в ладоши хлопают, а он рад стараться. И так, и этак выворачивает ногами разные кренделя. Перед заезжими девчатами мелким бесом рассыпается. Но, когда решил вприсядку всем на удивление пройтись, случилась неприятность. То ли каша тут злую роль сыграла, которой он, пожадничав, много съел. То ли, просто немолодой выпивший организм взбыкнул от чрезмерного усердия или аккордеон слишком тяжелым оказался. А только получился натуральный конфуз. На фоне праздничных белых штанов обмишулился дед. Понятное дело, по помещению отвратительный дух пошел, который, особенно на свадьбе, совсем неуместен.

Почуяв неприятности, дед, бросив инструмент на лавку, с каменным лицом, выпрямив спину сухостойным поленом, нервной походкой покинул свадебное мероприятие и, оказавшись на улице, дал стрекача вдоль по улице в направлении своей избы.

Дома он, поскидав с себя поганую одежду, кинулся в баню, истопленную накануне и, шепча бранные слова, тщательно обмылся теплой водой. Как натурально аккуратный человек, чистое исподнее белье надел. Налил в таз воды и решил штаны постирать. Схватил он, значит, этот таз с постирушками и понес во двор. Резко наклонившись, поставил тяжелый таз на табуретку. И тут опять, извините за выражение, наделал в чистое белое исподнее белье. И очень расстроился от этого. Заплакал даже. Потому, что на свадьбу теперь точно уже не попасть. Одежки то чистой больше нет. И примета такая есть – Бог троицу любит. Можно вконец осрамиться так, что и аккордеон не поможет. А какие на свадьбе приезжие студентки симпатичные, веселые. И какую там наварили поганую гороховую кашу. Тьфу, да и только!

Славик был сильно раздосадован. Он никогда не думал, что баня может огорчить.

В пятницу, как обычно, созвонившись с приятелями, закатились втроем в общественную баню. Персональными вениками обзавелись. Напитков разных с собой прихватили, все как положено.

Парились душевно, не спеша, с удовольствием. В перерыве, завернувшись в простыни, вальяжно расположившись на скамьях, по маленькой рюмочке пропустили, пивка попили с вяленой рыбкой. Рыба же посуху не ходит. В общем, долгий, отработанный и увлекательный процесс снятия усталости и стресса после трудовой недели, тремя молодыми, полными сил особями мужского пола.

Баня – это же благодать небесная, опущенная на нашу грешную землю. Тут не только грязь с туловища смывают, но и душу тешат, которая под березовым веником размягчается и светлеет.

В парной, где плеснули на каменку пивом, пахнет ржаным хлебом. Белесый туман, растекаясь меж банных полок, привносит божественную истому и навевает неясные видения. Словно тени многовекового прошлого тихо плывут над, разомлевшими от благодатного тепла и популярных напитков, грешными телами любителей бренных радостей.

– Вот так три века назад парились в бане гусары Дениса Давыдова, – думал Славик, переворачиваясь с боку на бок под веником старательного приятеля, – а потом они в предбаннике пили пунш, завернувшись в доломаны.

Выйдя из парной, он занырнул под струю холодного душа:

– Хотелось бы побыть гусаром, – размышлял Славик, намыливая голову шампунем, – красиво жили мужики. Пиры, сражения, красавицы на выбор, полные карманы денег. Шампанское из горлышка трескали. Лепота!