— Мам, -тихо произнес он, она не хотела отпускать его, — где он?

— Машина отвезет его в морг, мы похороним его завтра.

Они наконец-то смогли дойти да парковки и сесть в машину. Всю дорогу Лиз не отпускала руку сына. Они сели на передние сидения, и только отъехав смогли выдохнуть.

— Его похоронят в открытом гробу? -посмотрев на нее, спросил Сэм. Лиз сидела, облокотившись головой на окно и невозможно было догадаться, о чем она думает.

— Нет, сынок, думаю нет. Врачи сделали все возможное, но тело узнать очень трудно. Если бы вы только знали сколько я провела на опознании! -и снова потекли слезы.

— Ты вправду веришь, что он упал с моста?

— А ты нет?

— Мам, я видел, как он водит. И в снег, и в дождь, по льду, асфальту или грунту. Он везде был хорош. Так просто съехать с моста? Он был рискованным, но он не был мазохистом.

— Полицейские сказали, что он говорил за рулем. Это подтверждает время его смерти и входящий звонок телефона.

— Все равно слишком просто. С Картманом он всегда говорил за рулем. -погода стояла пасмурная. Они ехали, и Лиз казалось, что она никогда больше не сможет сесть в машину.

— Что-то еще было?

— Только его личные вещи. Бумажник, салфетки, карточки, телефон и ключи от машины. -все это она доставала из сумки и держала в руках. Это последние вещи, которые он держал в своих руках. Сэм бросил на них взгляд, и увидел брелок, на ключах. Серебряный, формой детали пазла. И что-то ударило ему в голову.

— Мам, можно я оставлю брелок себе. Я мало общался с ним, в последнее время, пусть он напоминает мне, чтобы я теперь делал это чаще.

— Да, конечно. -она оставила его в бардачке. — Как дела дома?

— То, что ты увидишь, тебе не понравится. Но каждый скорбит по-своему, не так ли? Я не был там эти два дня. Всем снесло крышу, мам, я не хочу, чтобы и мне. -слова комом застряли в горле. Хотелось плакать, но Сэм не позволял себе этого. — У Ивара снова начались эту приступы агрессии, вменяемым людям не место там.

— И ты бросил его одного, -стиснув зубы, осуждая его, произнесла мать, — да, каждый скорбит по-своему, Сэм, а ты просто решил уйти от проблемы?

— У меня до сих пор перед глазами картина того, что он сделал в прошлый раз под таким приступом. Я не пойду туда.

— У тебя уже умер один брат! А теперь может умереть любой другой! Разве этому я вас учила?! -теперь злость вскипела и в ней, она отчитывала его.

— Нет. -тихо ответил он, не сводя взгляда с дороги.

— Нет, -тише повторила она. — Я вас учила всегда защищать друг друга, любой ценой, перед любым врагом, даже от самой меня, вы всегда должны делать выбор в пользу брата! А что я вижу? Ты бросил их!

— Мам, кто бы говорил! Ты уехала! Ты всегда уезжала! Тебе вообще интересно как мы растем? Как проходят наши лучшие годы жизни? Ели бы ты была рядом, ты бы видела, что я всегда защищаю их, только вот меня не защитит ни один брат! Ивар метает ножи и мебель по всему дому! Роберт закрылся с бутылкой у себя в комнате, и только одному господу известно что происходит там! А когда пытаешься их забрать, то пустые летят в тебя! Томас сбежал! Я узнал от Дав, что он у нее, и ему повезло, что хотя бы она сможет его утешить. Мам, а как же я? Я тоже хочу броситься во все тяжкие! Мне тоже больно! Но я сижу и думаю обо всех остальных: а как же моя мама? Кто же встретит ее из аэропорта? И как мой брат, который буквально только неделю как уехал учиться, а у нас уже кто-то умер? А ведь это мы еще не знаем, что с Германом и сможет ли он вообще приехать!

Она ничего ему не ответила, лишь холодно опустила глаза.

Они пришли домой. Сразу же перед носом Лиз пролетел стул из обеденной в гостиную. Пит был единственным близким братом для Ивара. Он никогда не ненавидел его, он не видел в нем калеку, он слушал и помогал. Ивар не знал, что у Пита были немного другие ощущения от него, но он был его единственным по-настоящему любимым братом. В тот вечер он прислал фотографии, которые нашел на чердаке. Значит, это произошло в тоже время, когда Ивар ответил на сообщение. Ивар думал, что не боится боли, что он более хладнокровный, и что ему нет дела до этой семьи. Но в тоже время, он любил контролировать все вокруг, а все что случилось произошло без его контроля. И какое-то отвратительное чувство сжирало его изнутри. Лиз зашла в момент полета мебели. Она увидела Ивара. Он стоял, сутулый, опустив руки, с сильной отдышкой, с растрепанными волосами (Сэма не было дома, и никто не заплетал его). Увидев мать, ярость в его глазах потухла. Ему показалось, что ноги вот-вот откажут и он упал перед ней на колени, напрягая все тело, стиснув зубы, чтобы не закричать и не проронить не слезинки.

— Эй ты не выбирал эти стулья весь день в магазине! -выпалила Лиз. Ей казалось, что самым лучшим способом говорить с Иваром сейчас было то, что заставило бы его увидеть в матери поддержку. Ей казалось, что Ивар понятия не имеет о том, что она потеряла ребенка и скорбит гораздо больше его. Ивар не понимал, что мир не крутится во круг него, но и объяснять ему это не было сил.

— Мам. -тихо выдохнул Ивар, совсем как в детстве. Это было таким невинным «мам».

— Ивар, -он сидел на коленях перед ней, сгорбившись и опустив голову в пол. А она продолжала стоять и глядела на него с высока. — мы все скорбим. Нам всем больно. Но возьми себя в руки! -закричала она. — Я не воспитывала вас тряпками, да и сам Пит не хотел, чтобы мы так себя вели.

— Ты вообще нас не воспитывала. -поднимаясь прошипел он, но Лиз проигнорировала недослышанное высказывание.

— Встань! И немедленно приведи себя в порядок. И держись достойно. Жизнь идет дальше, и я хочу, чтобы вы все вынесли урок из того что произошло.

— Какой? -стоя перед ней, смирение вновь сменилось постоянным гневом, спросил Ивар.

— НЕ УМИРАТЬ. Я надеюсь, все учтут это. Ивар, будь сильнее этого. Ты лучше меня знаешь, что по каким-то причинам кто-то желает нашей семье зла и теперь мы должны быть сильными как никогда прежде. Мы должны быть вместе. Иди, приведи себя в порядок, а потом спустись на обед.

Такое поведение матери удивило Сэма, глядевшего на все происходящее из-за ее спины. Несколько минут назад она плакалась ему, но перед Иваром стала такой холодной и строгой. Элизабет поднялась к Роберту. Дверь в его комнату была заперта, и было необычайно тихо.

— Роберт. -позвала она. — Роб, ты тут?

— Уходите! -прохрипел он. Голос у него был как у пятидесятилетнего бездомного.

— Это его первые слова за все это время. -облокотившись на стену произнес Сэм.

— Слушай меня внимательно, -закричала Лиз, — я даю тебе время одеться и привести себя в порядок! Потом ты немедленно спустишься к нам вниз! Меня достало все это! Возьми себя уже в руки!

Он спустился. Но только после обеда. Когда Лиз уже поговорила со всеми, включая Томаса, которому по телефону немедленно велела вернуться. Лиз сидела на диване в гостиной. Он молча подошел к ней, сел рядом и положил голову ей на колени. Их вид был весьма похож, но что точно удивило Элизабет, это то, что Роб необычайно сильно похудел. В футболе у него была проблема с лишнем весом, но он не на много превышал норму. Сейчас он был необычайно худ и бледен. Его лицо окрасилось в некрасивый для человека желтый и скулы глубоко прорезались, под глазами нависли фиолетовые мешки. Они так и уснули. Не сказав ни слова друг другу.

Следующий день был день похорон. Элизабет была в черном платье, длины миди, черных лодочках, вырез на платье тоже был лодочкой, пиджаке и перчатках. Ее волосы были собраны в низкий идеальный пучок и совсем не было косметики. Она стояла у себя в комнате, перед большим зеркалом и пыталась хоть что-то стоящие разглядеть. Но каждый раз разочаровывалась в себе. В дверь тихо постучали. На пороге стоял Сэм.

— Идем? -парни все были в одинаковых черных костюмах, черных рубашках и черных галстуках. Он облокотился в дверном проеме. Мама ему не ответила. — Герман приехал. -добавил блондин. Его светлая голова и глаза просто светились на фоне черной одежды. Но свет этот был омерзителен для нее.