— Видит Бог, миледи, кто бы вам подошёл как муж и защитник, так только наш эрл Эдгар Армстронг.

Я вцепилась обеими руками в скамейку. У меня закружилась голова. И стало жарко — прямо, как святому Лаврентию на раскалённой решётке.

— Что ты говоришь, Утрэд? — расслышала я голос рива. — Ведь Эдгар Армстронг уже женат. Леди Риган, вдова его брата, стала его хозяйкой.

Я закрыла глаза. Почему-то ранее я никогда не думала, что у шерифа уже есть жена. А ведь это так естественно. Однако Эдгар всегда приезжал один, и я надеялась... почти внушила себе, что у него нет возлюбленной... жены.

— Леди Риган? — услышала я удивлённый голос солдата. — Она не жена эрла. Конечно, она всё ещё живёт в усадьбе Незерби, и, как я знаю, они весьма ладят. Но меж ними ничего нет, я служу леди Риган и могу поручиться в этом.

Я наконец перевела дыхание.

— Вы все слишком много на себя берёте. Или забыли, что я никогда не собиралась быть ничьей невестой, кроме нашего Господа?

Они примолкли, выглядели обескураженными, расстроенными. Только не Утрэд.

— Миледи, вы просто не поняли. Вас отдали в обитель Святой Хильды, когда вы были ещё несмышлёнышем. Теперь же вы выросли, стали женщиной и красавицей. Сам Бог бы велел вам выйти замуж и рожать детей, дабы продлить род славного Хэрварда. А Эдгар Армстронг... Лучшего супруга вам не сыскать. Я-то его знаю и, простите, частенько подумывал — вот была бы славная пара, он и наша хозяйка. И он в милости у короля, он правит графством и очень богат. Уж он-то сумел бы поставить толстобрюхого Ансельма на место.

У меня душа пела от его слов. И в то же время я ощущала страх. А они все развеселились, зашумели, стали лестно отзываться об Эдгаре — вот это герефа, вот это рыцарь, истинный потомок Гарольда Годвинсона.

Так продолжалось, пока я не вскочила с места:

— Вы все с ума сошли! Надышались туманом в болотах! Неужели же вы думаете, что, если на то будет ваша воля, я сразу пойду к Эдгару Армстронгу и скажу — хочу стать вашей женой. Только разделайтесь с Ансельмом — и я ваша.

— А почему бы и нет? — удивился Цедрик. — Клянусь всеми духами фэнов — это была бы славная сделка!

И он начал перечислять, загибая пальцы, — рив неплохо умел считать. Итак: Эдгара устроит брак со мной, во-первых, потому, что на севере его земли почти граничат с моими и это сулит ему расширение владений; во-вторых, у нас добывают кремень, есть строительный лес, а он возводит замок и ему всё это пригодилось бы; в-третьих, через мои земли идёт прямой путь в Нортгемптоншир, откуда он возит камень, но у него значительные расходы по перевозке, так как Ансельм не позволяет ему ездить через фэны. В-четвёртых, доход с моих земель — с рыбной ловли, солеварен, с пашен и заливных пастбищ составляет...

— Замолчи, Цедрик!

Я повернулась к Утрэду:

— Ты сказал, что шериф Эдгар будет в Незерби только к Рождеству?

— Это уже скоро, — заметил он, улыбаясь. — Таны соберутся в Незерби, чтобы по старинке отметить йоль[39], как и положено в Дэнло. А Эдгар не отменял старый обычай.

— Что ж, тогда я поеду к нему, когда пройдут праздники, — сказала я, вставая. — Но не унижаться и не предлагать себя в жёны. Я поеду к нему, как к представителю королевской власти в Норфолке, как к благородному человеку и саксу, в конце концов. Я поведаю ему о вашей беде, буду на коленях умолять помочь. Вы же пока должны затаиться, чтобы — Боже упаси! — не вступить в стычку с людьми Уло, дабы и помысла не могло возникнуть, что вы готовите мятеж. Иначе шериф Эдгар, вместо того чтобы помочь, вынужден будет усмирять вас. Если же вы взбунтуетесь... Есть старая пословица: не будите спящую собаку. Последуйте же ей. Думаю, на период рождественских празднеств Уло сам не осмелиться напасть на вас, ибо нет большего греха, чем обагрить кровью оружие во время Божьего перемирия. Он должен это понимать, если не глупец, и сообразит, что иначе он сам настроит против себя и закон, и Церковь.

— А если глупец? — спросил Утрэд, глядя на меня исподлобья.

Но я не думала об Уло. Я думала об Эдгаре. Почему я так воспротивилась тому, что предлагали мои люди? О, Пречистая Матерь! — да потому, что это было постыдно! И потому, что я испугалась того, как сильно сама хочу этого. У меня даже вспотели ладони, такое смятение было в душе.

Всё же я постаралась взять себя в руки.

— Я всё сказала. Вы не можете обвинить меня в том, что я вела себя не как добрая госпожа. А теперь мне пора возвращаться в обитель. Идём, Утрэд.

Я вышла из дымной башни и стояла, ожидая, пока Утрэд простится. Он задерживался, я слышала его рычащий голос, что-то втолковывающий моим людям. Кажется, он говорил, что следует подчиниться, раз уж они почитают меня как госпожу. Я слышала их разговор, ибо Ансельм позаботился забрать из башни все. Даже двери поснимали, и вход был сейчас попросту занавешен шкурами. Стараниями аббата и подъёмный мост не работал. И сейчас я стояла на этом мосту, держась за цепь неисправного механизма. Забытая, заброшенная башня славного Хэрварда...

Вокруг по-прежнему было темно. Туман, осевший одно время, сейчас вновь сгустился. Я еле различала воды озера, а противоположный берег и вовсе пропал. Какой-то звук привлёк моё внимание, словно бы где-то заржала лошадь. Я прислушалась. Нет, всё тихо. Я плотнее укуталась в плащ Утрэда, он был из толстой шерсти с ворсом и такой длинный, что его полы волочились по земле.

Я стояла как раз на том месте, где деревянные брусья моста ложились на насыпь дамбы. Другой её конец исчезал в тумане. Когда-то по этой дамбе к башне прискакали воины, которые убили моего деда. До сих пор люди гадали: сделано это было по воле нормандских баронов, решивших раз и навсегда покончить со знаменитым бунтовщиком, или на то был приказ короля. Ведь Хэрвард тогда уже несколько лет жил в мире, занимался хозяйством, женился, родил моего отца. Да и не молод он был уже. И всё же песня гласит: когда на него напали псы-норманны, Хэрвард сражался так, что уложил пятнадцать вооружённых воинов. Он бился копьём, пока оно не сломалось, сражался мечом, пока и его не перерубили, потом отбивался рукоятью меча... пока в него не вонзилось четыре дротика. Хэрвард упал на колени, но успел схватить брошенный щит, ударом в лицо убил им норманна и затем только испустил дух. Во мне текла кровь этого человека.

Неожиданно меня вновь отвлекли от размышления звуки в тумане. Странно, я ничего не видела, лишь какие-то колебания... и вдруг... Я стояла, не веря своим глазам. Они появлялись, как тени, как призраки, — воины в шлемах и с обнажёнными мечами. Словно события, о которых я только что вспоминала, повторялись — норманны крались в Тауэр-Вейк!

Их было много — всё новые силуэты выплывали из тумана. А впереди шёл предводитель в длинной кольчуге. И я словно очнулась, поняла — это Уло и его приспешники, люди аббата Ансельма. Они явились докончить начатое, уничтожить мятежников в их башне. И ещё пришла мысль, что они хотят сделать это прямо сейчас, до рождественского перемирия, чтобы их не в чем было упрекнуть, а для всех это будет выглядеть как кара восставшим.

Наверное, я испугалась. Но ещё более ощутила гнев. Шагнула вперёд:

— Как вы посмели!

Мой громкий голос неожиданно разрезал тишину ночи:

— Как посмели!.. Немедленно убирайтесь с моей земли!

Они ожидали чего угодно, но только не этого. Я видела, как Уло даже попятился в первый миг. И это придало мне сил.

— Я здесь хозяйка и повелеваю — во имя Бога и Его Пречистой Матери вложите мечи в ножны и удалитесь. Иначе, клянусь памятью Хэрварда, весть о вашем разбое распространится на все земли Дэнло!

Они постепенно пришли в себя.

— Кто она? — спросил кто-то.

И другой голос ответил:

— Это хозяйка. Гита из обители Святой Хильды.

— Монахиня?

Я видела, как Уло перехватил поудобнее меч. Даже различила его улыбку под наносником шлема, когда он, не сводя с меня взгляда, обращался к своим людям: