Я всегда умела прятать эмоции, любила переносить свои страдания в одиночку, поэтому и в этот раз перед мамой я сделала вид, что мне нет дела до их ссор, и меня волнует только учеба. Но уйдя в свою комнату и заперевшись, по щекам начали течь слезы…

Почему-то стало обидно, что мой семнадцатый день рождения пройдет в родительской ссоре и угрызениях совести из-за Филиппа. Но пришлось признать, что во всём этом была моя вина: не соберись я учиться на врача, возможно бы родители всё так же периодически ругались тихо, а не копили всё в себе. Да и Филиппу можно было преподнести своё недовольство намного мягче, наплевав на нашу вражду. Но время не вернешь, прошлое не изменишь…

Собравшись немного с силами, я снова села за уроки…

Уроки..Уроки…Уроки…

Кажется, что это никогда не кончится. Прошло уже четыре часа с тех пор, как я вернулась со школы, а ничего так и не изменилось: я сижу за книгами, мама дуется на отца, а тот в свою очередь невесть где, что тоже сводит меня сума.

Под начало первого часа ночи мне все же удалось со всем расправиться, и я побрела в кровать, хотя уснуть так и не смогла. Так что даже последние пятнадцать минут, которые мне все же удалось поспать перед будильником, не спасли меня от огромных мешков под глазами. Наутро мне пришлось любоваться своим изможденным видом, а ведь это только два учебных месяца прошло.

Перед школой я даже не захотела идти в любимое кафе, так что на крыльце я появилась без своего извечно горячего стаканчика с чаем. Витая в собственных мыслях, я даже не заметила своего одноклассника.

– Игнорируешь или уши собственная злость заложила?-перед самым входом стоял Филипп.

Мельком взглянув на него, я опустила глаза. Не хотелось, чтобы он видел моё уставшее лицо. А еще, не было сил смотреть в его глаза, совесть всё еще мучала.

– Извини, не до тебя сейчас, пропусти, пожалуйста,– я прошептала ему это, глядя на нашу обувь.

Чувствовала на себя его взгляд, и понимала, что, скорее всего, он удивлён моей покладистости. Его ноги сделали пару шагов в сторону, и, шепнув ему «спасибо», я вошла в шумный коридор…

Уроки шли так медленно, что я задумывалась поспать. Глаза резало из-за недостатка сна и какого-то слишком яркого света, а после и вовсе начало немного подташнивать. Когда наступила середина учебного дня, на математике по закону подлости зазвонил телефон.

-Я могу выйти?– с украдкой посмотрела на учителя, уже удерживая палец над красной кнопкой сброса.

Но учительница одобрительно кивнула, и я смогла без проблем оказаться в коридоре.

«Мама» светилось на дисплее.

Отойдя всего на пару шагов от кабинета, мне пришлось взять трубку, но я так и знала, что этого делать вообще не стоило, потому что после многочисленных обвинений в адрес отца я услышала самое страшно:

– Будь готова, что мы с твоим отцом разведемся! -вот что прозвучало.– Только поступи для начала, и всё, я предупредила, чтобы это не было новостью для тебя после!

В тот момент говорила не она, а её характер холерика. В гневе, печали или злости она всегда портила настроение другим. И чем быстрее она эта делала, тем быстрее приходила в норму. Вот только о последствиях она редко думала…Что ж, в этом мы были с ней похожи.

– Делайте, что хотите, – прошептала я в трубку, давясь комом, что подкатил к горлу и затруднил дыхание.

Я выключила телефон, что бы больше никто не дозвонился. И как только экран погас, я подняла руку, чтобы швырнуть его о пол… Но хватило сил только на то, что бы его сжать до боли в руке.

Надеюсь, мама не услышала моего осипшего голоса от слез… Я меньше всего хотела, чтобы кто-то видел меня такой слабой.

Тяжело, когда в семье кто-то холерик. И именно им была моя мама. Ей стоило вымотать нервы всем, раздуть из мухи слона, а уже через пару минут она была совершенно счастлива, недоумевая, почему мы с отцом злые, как черти. Но она была членом моей семьи: не идеальной, а простой, самой обычной семьи. И тем ни менее мне не стоило жаловаться, ведь временами всё проходило, и я вновь чувствовала себя любимой, окружённой теплом и уютом. Возможно, родителям бы стоило просто помнить, что больше я не ребёнок в маленькой кроватке, а взрослая девушка, что всё слышит, понимает, а главное, переживает.

Я всхлипнула, чувствуя вновь подкатившую волну истерики и жалости к себе. С одной стороны я понимала, что всё было не так плохо и возможно, страсти скоро утихнут, но с другой…Мне было одиноко.

Я обняла себя за предплечья и немного потупилась вниз. Мне нужно было успокоиться, чтобы вернуться в класс.

Но вдруг меня кто-то схватил за руку и потащил за собой, и только когда пелена слёз спала, я увидела спину Филиппа. Мне было все равно, куда он меня тащил, почему-то сейчас мне стало интересно, почему я раньше не замечала у нас такую разницу в росте? Почему не видела, что он так силен? Может его не только за красивые глазки в школе любили девушки?

Но все это продолжалось не долго, меня затолкнули в каморку для учителей физкультуры и прижали спиной к стене, так что я рефлекторно обхватила Филиппа за пояс. А носом я даже до шеи ему не доставала…

– У тебя такая широкая грудь..-чуть шёпотом сказала я, на что он усмехнулся.

– Тебя действительно это сейчас интересует?– он положил руку мне на голову и начал гладить её, словно я маленький ребёнок.– Что у тебя произошло? Хотя нет, не так, не рассказывай, все равно ты этого не сделаешь, тебе просто нужно успокоиться.

И как расстроенному малышу, он стал шептать мне какие-то тёплые и приятные слова, о том, что всё будет хорошо, рано или поздно всё пройдёт. Его слова касались белых и чёрных полос жизни, он даже сравнил меня со второй в его ситуации, из-за чего я сквозь слёзы усмехнулась. Услышь я это раньше, то только бы разозлилась на человека, что он увидел меня в период слабости, но сейчас…

Филипп гладил меня по голове нежно, иногда зарываясь носом в мои волосы, без каких-либо намёков на что-то, а до ушей кроме его приятного шёпота доносились удары мужского сердца. Я прислонилась щекой к его груди, чтобы слушать его умеренный ритм, который действовал на меня, словно наркотик.

Я его обняла крепче и начала плакать, сама не зная, что на меня вдруг нашло. И он стоял рядом, всё так же прижимая к себе, в ожидании, когда моя истерика наконец-то пройдёт. Молча… Слова у него закончились. За Филиппа говорило его сердце, язык которого мне еще не довелось понять.

– Тебе легче?– мягко прошептал он мне на ухо, перебирая пряди моих волос сквозь пальцы.

Я уже и забыла, сколько проплакала вот так стоя в обнимку с Филиппом, поэтому слегка вздрогнула от его неожиданного вопроса.

Впервые в жизни меня не терзала совесть за прогулянный урок, хотя когда мне предлагала Алиса уйти с какой-нибудь контрольной, я всегда посылала её лесом. Боюсь, если она прознает про это происшествие, меня вообще убьет.

– Да, спасибо,– я отпрянула от парня и выдавила что-то похожее на улыбку. Он на меня посмотрел непонятным мне взглядом: то ли с удивлением, то ли с какой-то нежностью. Хотя это запросто могла быть жалость, отчего я сразу же постаралась привести себя в порядок.

Не хватало, что бы он меня считал слабой.

– Ты, оказывается, умеешь плакать?– с искренним удивлением спросил он.