-- Не трогай моих родителей, гадина!.. -- крикнул Усилк.

   Он напрягся и вдруг с неожиданной прытью и яростью набросился на Юли, сбив его с ног и прижав к полу. Тот не ожидал нападения и дело могло бы закончиться плохо. К счастью, Усилк ослабел от побоев и голода и его удары почти не ощущались, в то время как Юли был ловок и силен. Он покатился по полу, сбрасывая с себя парня, и вскочил, как поднявшийся со снега асокин. Усилк отлетел в угол камеры.

   Обнаружив, что его новая одежда священника вся перемазана его нечистотами, Юли начал резко отряхиваться и спохватился, лишь перепачкав и руки. Ему захотелось самому накинуться на парня и он большим усилием воли сдержал себя. Не говоря ни слова, он забрал лампу и вышел, закрыв на ключ дверь камеры.

   Дравог ухмыльнулся при виде перепачканного нечистотами Юли.

   -- Это опасный тип, бунтовщик, -- важно заявил он. -- Теперь ты убедился, что эти скоты не ценят милосердия? Их надо бить, бить и бить! -- Дравог глумливо повел носом. -- Но от вас сегодня исходит поистине божественный запах, святой отец.

   Юли ничего не ответил. Он удалился в тюремную часовню и принялся молиться Акха, равнодушно взиравшего невидящими глазами на припавшего к его ногам ничтожного служителя.

<p>

* * *</p>

   Ещё на Рынке Юли услышал легенду, впрочем известную всем обитателям Панновала, об ужасном Черве. Червь был послан на землю Вутрой, злым богом небес. Вутра поместил его в лабиринт в священной горе Акха. Червь был очень большим. В обхвате он равнялся галерее. Он был покрыт слизью и потому беззвучно скользил по темным проходам. Слышно было лишь его дыхание, выходящее из зубастого рта. Он пожирал людей, встретившихся на его пути.

   Что-то вроде червя Вутры появилось сейчас в голове Юли. Он воочию узрел ту незаполнимую пропасть, которая разделяла то, что проповедовали священники, и то, что они делали от имени Акха. И дело было не в том, что проповеди в Твинке были слишком благочестивы, наоборот, их отличала голая практичность. Они подчеркивали долг и служение своему ордену, утверждая их незыблемость. Но только почему-то получалось так, что вера служила не богу, а земным хозяевам жизни, а от циничной жестокости коллег Юли корежило. Впрочем, он понимал, что и сам уже стал частью их системы. У него тоже была власть, пусть и небольшая. Да и жизнь его была не так уж и плоха. Комнаты священников даже в Твинке были сухими и теплыми, они могли пить вино и получали хорошую еду, несравнимую с тем, что ели послушники в Святилище. Юли беспокоило лишь то, что сами священники в Зоне жили в противоречии с проповедуемыми ими же взглядами. Все вели себя так, словно никакого Акха не существовало. Вера не имела отношения к жизни. Она была грандиозным спектаклем, в который играли все, потому что это приносило выгоду.

   Только сейчас он понял истинный смысл слов, сказанных ему однажды отцом Сифансом: "Не думаешь же ты, что только добродетель и святость побуждают людей служить богу? Нет и нет! Чаще всего это заставляет делать грех, чувство вины и осознание греха, который камнем лежит на душе, как у тебя. Грех и порок толкают людей к искуплению в службе".

   Так оно и было. Юли уже убедился в этом. Здесь он узнал, что многие из священников, служивших в Твинке, действительно были преступниками и даже убийцами, как и он сам, часто гораздо более гнусными, чем заключенные. Всё их отличие состояло в том, что они вовремя покаялись и вступили в духовную гильдию. В душе они не изменились. Они остались жестокими подонками, садистами, насильниками. И всё же они были поставлены над заключенными. Они имели власть. И он ничего не мог с этим поделать.

   Юли продолжал с мрачным видом исполнять свои обязанности -- просто потому, что у него не было выбора. Он перестал улыбаться. Он больше не чувствовал себя счастливым в роли священника. Жизнь его превратилась в бесконечный кошмар. Ночи он проводил в молитве, а днем угрюмо погружался в мрачные мысли. Всё это время он пытался установить контакт с Усилком. Но тот упрямо избегал его.

<p>

* * *</p>

   Однако, угрюмое усердие Юли вскоре было замечено. Хотя срок его службы в Зоне Наказания ещё не был закончен, ему предписали перейти на работу в службу дознания. Перед этем он должен был провести положенное время в размышлениях.

   Ещё когда Юли начал работать в тюремной зоне, в его душе возникли опасные мысли о тщетности веры. Сейчас они дали обильные ростки. Но Юли ничем не выдал себя, всё ещё силясь прогнать искушение.

   Инквизиторы, которые присматривали даже за милицией, привлекли его внимание, когда он ещё работал в Твинке. Эта служба дознания состояла из жрецов, которые входили, как подсобное подразделение, в единую милицейскую гильдию Панновала. В отличие от начинающих священников, полноправные отцы-инквизиторы могли ходить куда угодно, даже за пределы города. В его душе зародилась опасная мысль...

   Но пробыв лишь несколько дней в службе дознания, Юли почувствовал, как червь Вутры зашевелился в лабиринте его неспокойного мозга с небывалой силой. Ему было поручено присутствовать при допросах и пытках, благословлять умирающих. Он подробно ознакомился с действием дыбы, колеса и всех прочих изуверских орудий, что не доставило ему радости. Юли становился мрачнее день ото дня. Но задуманный им план требовал как можно быстрее покинуть место стажера. Он выполнял свою работу с жестоким упрямством, которое понравилось его начальству. Его острый ум и любопытство также были отмечены и вскоре Юли получил значительное повышение. Его произвели в следователи и наконец предоставили ему возможность самостоятельно вести дела.

   Так Юли стал инквизитором.

<p>

* * *</p>

   Он не ожидал, что его повысят так быстро, но, как оказалось, эта работа не требовала никаких особых талантов. Допросы были до смешного просты, поскольку закон Панновала признавал лишь несколько видов преступлений. Большинство преступников занималось мошенничеством или воровством, или было уличено в ереси. Или же их просто ловили в тех местах, куда запрещалось ходить. Некоторые даже пытались убежать в проклятое царство Вутры, во внешний мир, хотя последнее преступление считалось редкостью и признавалось за выходки умалишенных. Но самым страшным злодеянием считалось не убийство и даже не богохульство, а любая попытка совершить государственный переворот и изменить систему власти. В Панновале это называли "революцией". Именно в последнем преступлении обвинялся и Усилк, хотя не было никаких доказательств. В городе действовала тайная организация революционеров, с которой милиция вела упорную, но безуспешную борьбу. Хотя даже слова о революции теперь считались преступлением, искоренить крамолу не удавалось. Впрочем, совершенно независимо от тяжести преступления, наказание всегда было одно -- пожизненное заключение в Твинке.