В.М. Пуришкевич ходатайствовал о приеме на работу в Департамент полиции Шульжинского. Одиозного депутата не смущал недостаточный опыт работы его протеже; ручательство влиятельной правой организации, по мысли Владимира Митрофановича, видимо, должно было магически подействовать на директора Департамента полиции Н. П. Зуева. Вполне вероятно, что обращение к Зуеву было последним. Как пишет биограф Владимира Митрофановича, в конце 1910 г. фиксируется ухудшение его отношения к непосредственному начальнику Зуева, министру внутренних дел П.А. Столыпину: «…заметное ухудшение отношения Пуришкевича к Столыпину во многом было связано еще и с тем, что премьер сделал ставку не на правых, а на русских националистов – Всероссийский национальный союз и фракцию националистов в Государственной Думе, придерживающихся консервативно-либерального направления и всецело поддерживавших инициативы главы правительства»[50]. Безусловно, интереснейшая тема взаимоотношений лидеров правых и правительственных чиновников, полиции и представителей правых организаций на всех уровнях требует дополнительного исследования и нахождения новых архивных документов.

В.М. Пуришкевич

Помимо всего прочего, обыватели обвиняли полицию в бесконтрольной деятельности привокзальных киосков, продающих периодику. В 1913 г. анонимный гражданин написал в московскую охранку о том, что в Первопрестольной свободно продаются оппозиционные газеты «Наш путь», «Петербургская правда», «Северная правда», «Новая рабочая газета»: «Мне пришлось узнать в газетном киоске против Ярославского вокзала. Торгующая в нем женщина сказала, что газета «Наш путь», в обход запрещения продажи, набрала себе кадры переносчиков и посылает их по всем трактирам, чайным, преимущественно посещаемым рабочими всех специальностей для продажи им газеты[51].

Интересно, что мнение московского градоначальника генерал-майора А.А. Адрианова о том, что некоторые сотрудники полиции равнодушно и формально ведут оперативную деятельность, совпадало с оценками обывателей, приведенными выше. 24 декабря 1910 г. он писал на имя полицмейстеров, приставов, начальников охранных отделений и сыскной полиции: «В настоящее время, в силу последних событий, ожидается подготовка весьма серьезных террористических актов и ограблений. С целью предупреждения этих преступлений необходимо обратить особое внимание на более сознательное, не формальное и бумажное только, отношение к наблюдению за населением, чтобы путем более оживленных сношений с лицами, стоящих в непосредственной близости с обывателем, как дворники, домашняя прислуга, быть в курсе деталей жизни их и быстро ориентироваться, кто из обывателей возбуждает своей личностью и поведением подозрение. Предписываю самым энергичным и живым образом поставить в участках дело наблюдения за населением, причем личную ответственность за это дело первостепенной важности возлагаю на приставов и их помощников, которые должны лично руководить околоточными надзирателями»[52].

Острый недокомплект филёров ставил А.А. Адрианова перед необходимостью переквалификации городовых и даже простых ночных сторожей в службу наружного наблюдения: «Г.г. Полицмейстерам, начальнику резерва и приставам. Предполагая организовать из городовых особую команду, обученную при подведомственном мне охранном отделении приемам филёрской службы и по охране высокопоставленных лиц; предписываю выбрать от 1-го отделения 30 и от остальных по 20 городовых, списки коих представить мне до сего февраля. Городовые, предназначенные для этой команды, должны быть не старше 40 лет, крепкого здоровья, не особенно высокого роста (незаметные по типу), с хорошим зрением, смышлёные, трезвые и грамотные. Если в отделении имеются в составе ночных сторожей подходящие люди, то в виде особого исключения, могут быть назначены в команду и они, но не более 5 в первое и по 3 в остальные отделения. Эти сторожа должны быть неизменно представлены мне к переводу в городовые. Занятия при охранном отделении будут производиться по понедельникам и четвергам, от 12 до 3-х часов дня. В остальное время городовые должны нести свою обычную службу и могут быть привлечены приставами к содействию околоточным надзирателям и в управлении участка по делам регистрационного бюро»[53].

Претензии граждан к профессионализму представителей охранных структур Российской империи вызывались несколькими причинами. Во-первых, москвичей категорически не устраивали провалы политического сыска, связанные с непредотвращением террористических актов. По мнению американского историка А. Гейфман, число пострадавших (убитых и раненых) от терактов в России с 1901 по 1911 гг. составило около 17 тыс. человек[54]. Во-вторых, приставов и околоточных надзирателей зачастую подозревали в коррумпированности и пьянстве. Возможно, невысокий уровень образования многих из них заставлял так думать. С другой стороны, в Государственном архиве Российской Федерации можно найти многочисленные свидетельства недостойного поведения полицейских надзирателей и околоточных: пьянство, конфликты, отчеты-отписки, нежелание искать подозрительных лиц (универсальная формулировка «выяснить личность не представилось возможным»). В-третьих, кадровые проблемы московской полиции в какой-то мере предопределяли критические отзывы «потребителей их услуг». Если на защиту высокопоставленных лиц привлекались форсированно-обученные городовые и даже ночные сторожа, значит, ощущения безопасности не было на всех уровнях сословной лестницы. Тревогой были наполнены не только письма граждан в Московское охранное отделение, но и приказы московского градоначальника. К примеру, 17 февраля 1911 г. всем чинам полиции Москвы был разослан приказ: «По имеющимся сведениям 19 сего февраля революционные элементы столицы могут использовать торжества в память пятидесятилетия освобождения крестьян в своих преступных целях. Все чины полиции, кроме находящихся в нарядах, должны 18 и 19 февраля быть безотлучно в своих районах»[55]. Со временем таких потенциально опасных дат становилось все больше.

Организация чрезвычайных комиссий при высших государственных учреждениях, как правило, происходит в исключительных случаях, связанных с острыми моментами исторического процесса. Создание в России в течение одного 1917 г. при Временном правительстве (март) и Совете Народных Комиссаров (декабрь) Чрезвычайной следственной и Всероссийской чрезвычайной комиссий является уникальным явлением, обусловленным спецификой расстановки политических сил и трансформации властеотношений от буржуазно-демократических к советским.

Чрезвычайная следственная комиссия (ЧСК) при Временном правительстве была создана 4 марта 1917 г. для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и других высших должностных лиц[56]. А.Ф. Керенский, занявший во Временном правительстве пост министра юстиции и генерал-прокурора, считал создание Чрезвычайной следственной комиссии одним из важнейших проектов нового правительства. 3 марта 1917 г., т. е. на следующий день после создания Временного правительства, министр юстиции А.Ф. Керенский назвал «не терпящим ни малейшего отлагательства учреждение особой, с чрезвычайными полномочиями, следственной комиссии для расследования и предания суду бывших министров, сановников, должностных и частных лиц, преступления которых могут иметь государственное значение»[57].