Сара почувствовала первое раздражение, держа револьвер за спиной.
— Что ты наделал, Алфи?
До этого дня у Сары ещё оставалась надежда, что все случившееся с её мужем — чья-то чудовищная ошибка. Ужасная, непоправимая, но ошибка. Луку подставили, оклеветали. И его уничтожили, чтобы он не смог подняться и уничтожить других. Но сегодня она сама услышала, что это был Алфи.
Сколько раз Сара слышала, как Алфи поступал с предателями или любыми другими лицами, кто смел переступить ему дорогу. Его расправы пользовались дурной славой. Она множество раз видела его разбитые костяшки, замызганные кровью рубашки и заляпанные золотые печатки. Это происходило с регулярной частотой и особой жестокостью, но она всё же отказывалась верить в это, несмотря на факты, что стояли перед носом.
Алфи… Алфи…
Она крутила в голове его имя и всматривалась в его черты, пытаясь найти во всем этом хоть какой-то смысл. Неужели он действительно так поступил с ней, продав итальяшкам, которых ненавидел со времен войны? В это трудно было поверить.
Нет, никому нельзя верить, решила она в который раз. Верить можно только тому, что ты видела собственными глазами. Именно поэтому ни один адвокат в мире не сможет оправдать перед её судом Алфи. Потому что она сама, своими собственными глазами видела, как он безжалостно вытирал кровь платком с золотых печаток.
Вопросительно округлив глаза, Алфи нахмурился: — О да, я уже, кажется, знаю, что я такого наделал, верно? Но, я хочу услышать твои заранее пустые обвинения, чтобы убедиться в том, как нелепо всё это звучит.
— Это правда, что ты подвел к смерти моего мужа? Но сначала продал ему меня, как грязную портовую шлюху, ведь так?
Алфи на секунду растерялся, взяв сторону нападения, решив что это лучший вариант.
— Так, ну всё, пошли в постель, а то малость перегрелась сегодня на солнышке, раз несёшь какую-то чепуху. — Алфи подошёл к ней и, прихватив за плечо, сделал пустую попытку провести Сару в спальню, — Помнится, в кровати у нас лучше разговоры ладились.
Грубо сбросив его руку, Сара прислонилась спиной к перилам.
— Чтоб меня, сладкая… — начал он, делая шаг к ней, наблюдая как по его душу в воздух взмыл взведенный пистолет. — Что ты, черт подери, такое вытворяешь? Поранишься ведь, сладкая моя.
Сара злобно фыркнула, раздражаясь его попытками сойти с разогнавшегося поезда.
— Ты хоть раз можешь быть честен, без попыток запутать меня? Без этой смазливой болтовни?
Алфи поджал челюсть, прожигая Сару тяжёлым взглядом.
— Послушай, дорогая, если бы я не использовал свой дар и хорошо подвешенный язык, то наш союз не продержался бы и года! — воскликнул Алфи и почти добродушно заулыбался, довольный собой, — А тебе помнится, нравилось, когда мой язык ласкал не только твои уши, но и… Опустим щекотливые подробности, потому что в спальню ты идти отказываешься, и прежде чем…
Прищелкнув, Сара обрезала его. — Я знаю, что ты заведомо продал меня Луке. Долгими ночами я ломала голову над тем, почему Алфи так легко согласился на мой брак с другим мужчиной, и даже не попытался возразить. Ты получил крупную сумму, ты наварился и больше не вмешивался! А я дала согласие Луке не только из-за абсолютной надежды, что ты вытащишь меня из этого дерьма, но и из-за желания уберечь твою наглую еврейскую рожу!
Потерев бороду, Алфи попытался выгородить себя: — Послушай, любовь моя, я пытался всё изменить, но…
— Да! Когда осознал, что продешевился, ты попытался вернуть меня! Но было поздно!
Алфи молча слушал её тираду, хлопая веками совершенно спокойно, будто эти обвинения и впрямь были пустые, что с годами оттягивались как огромная рогатка.
— Эти деньги стали душить тебя и ты всучил их мне, якобы на ребёнка, пытаясь хоть как-то искупить своё паршивое скотство! Ты сделал доктора Фарлея инвалидом и свёл его в могилу из-за собственной трусости, когда ужаснулся тому, на что ты способен ради полного контроля!
Вяло моргая, Алфи не сводил с Сары глаз, впитывая её слова. Его серые глаза обретали легкую тень продерзания.
— Каждый человек стремиться к уверенности, так? И добивается её порой самым дерзким путем. Однако, с тем же успехом ты можешь обвинить и Дарби. Он тоже получал за тебя куски, причём последний буквально на днях!
— Ты подстроил смерть Луки, чтобы вернуть не меня, а детей! Я видела твое лицо в тот час, когда они родились! Ты заживо сгорал от желания заполучить их, несмотря на то, что однажды отказался от меня, а значит, отказался и от них!
Алфи ухмыльнулся: — Ты была в комплекте моих желаний, не волнуйся-таки, а Чангретта изначально брал на себя слишком много. Например, тебя, заранее зная, что не потянет твои грязные желания, отточенные до совершенства со мной.
Сара сжала оружие в потных пальцах.
— Ты лгун, Алфи! И думаю, ты догадывался, какова будет цена твоей лжи? Что придется сполна заплатить за свои поступки? Единственное, о чем я жалею, что ты, подлая мразь, смел касаться меня своими грязными руками, и даже после десятка женщин, более того, находясь в действующих отношениях с Обри Уайтхед. А потом, располагаясь одной ногой в романе со мной, ты переспал с ней.
Сара сделала передышку, заметив как Алфи отрицательно мотает головой: — Мы спали с ней ещё до того, как я впервые поцеловал тебя, до того, как с тебя, мать твою, сошли юношеские прыщи. Больше я с ней никогда не виделся, дорогуша. Ты не можешь обвинять меня в связях, которые у меня были до тебя, до твоего явления на свет белый, ага?
Слушая его, Сара только качала головой и терзала металл пистолета.
— Правда? Жаль, что Обри умерла во время родов в феврале двадцать пятого года, и я не смогу проверить эту лживую теорию. Да это и не нужно. У неё остался сын, его зовут Гарри: он большой, здоровенный, пятилетний ребенок, и подозрительно походит на тебя. Я виделась с матерью Обри и оставила ей пятьсот фунтов на расходы, потому что с тех пор как Обри умерла, они живут на жалкое пособие. И знаешь, старушка расплакалась, когда получила эти чертовы деньги.
Сара сглотнула, потому что ком жалости к ребёнку сдавил ей горло. Алфи стоял воткнутым в землю и даже не водил глазами, лишь изредка прищуривая веки. Эта новость стала для него новой.
— Мальчик не такой зануда и врун, как его папаша, а наоборот, очень добрый и милый ребёнок.
Саре хотелось заплакать, когда она вспомнила лицо малыша и те черты, что сближали его с близнецами. Она всё ещё видела перед глазами, как нежно он обнимал свою бабушку. Сара стёрла слезы и тяжело вздохнула. Она чувствовала раздражение из-за того, что она ввязалась во всё то, что на самом деле касалось её только косвенно. Она лучше, чем кто-либо другой, понимала, на что способен Алфи, она просто не верила, что он действительно мог убить Луку таким бессмысленным, диким способом.
Алфи же знал, что он здорово облажался. Он также знал, что ему нужно оправдаться перед Сарой. Он мог бы снова прикончить этого тупого ублюдка Чангретту, но неужели ему придется платить за это до конца своих дней?
— Мне жаль, что ты не можешь посмотреть мне в глаза и почувствовать тот же страх, что испытывала я, когда ты издевался надо мной, заставляя ехать в ту чёртову клинику, чтобы избавиться от ребёнка. Я до сих пор вижу тот страшный день в своих снах, но тебе плевать!
Яростно почесав лицо, Алфи взмолился: — Я попросил прощения у Всевышнего за содеянное, так. Что ты теперь хочешь от меня?
Сара истерически рассмеялась: — А передо мной ты извиниться не хочешь?
Алфи пожал плечами: — Если смотреть правде в глаза, то если бы я не занялся тобой с юных лет, то ты бы и вовсе осталась без детей, как покойная Дора, не так ли? Мы вовремя начали, так? А на Луку надежды было мало, признай это.
Он посмотрел на неё исподлобья и, глотнув так резко не хватавшего воздуха, Сара возмутилась, желая уже надавить на курок.
— Замолчи! — выдала она, — Если бы ты не убил Луку, если бы не его похороны, я бы не потеряла от него ребёнка! Это всё из-за тебя! Всё ты!
