Они допили кофе и поболтали о постороннем. Рабочий день – только начинался.
В просторном холле между этажами, как всегда, толпились посетители и вышедшие к ним на встречу пациенты. Несмотря на удрученный вид тех и других – было довольно шумно. Пожалуй, необычно шумно.
В очередной раз поднимаясь в операционную, где к работе уже приступила вторая бригада, и “пробегая” мимо, он невольно обратил внимание… На что? Он сам еще толком не понял. Он остановился и внимательно осмотрел пространство “проходного” помещения и сразу же выделил “главный элемент”.
Группа мужчин, человек семь-восемь, стояла в дальнем углу, напротив служебного лифта, развернувшись к остальной массе спинами, образуя круг или полукруг, в центре которого, по-видимому, находился кто-то из больных отделения. Именно они и являлись источником гула. Они разговаривали громко, все сразу, на нерусском и, вдобавок, энергично жестикулировали. Как один они были смуглы, небриты, небрежно одеты в грязное – и потому похожи. Трое или четверо непрерывно и смачно жевали, что, впрочем, не мешало им активно участвовать в беседе наравне с остальными.
Чеченцы, догадался Павел.
Один из них, самый высокий и, наверное, самый молодой, стоявший у стены лицом к входу и поверх голов своих товарищей наблюдавший за тем, что происходило вокруг, заметил Павла и что-то коротко сказал. Все, как по команде, повернулись, расступились и подобострастно закивали в его сторону. В центре разорванного круга Павел увидел того, кого и ожидал, о ком подумал.
На каталке сидел Руслан. Он, в отличие от своих сородичей, был чисто выбрит, а его густые черные волосы были промыты и, открывая высокий красивый лоб, аккуратно зачесаны назад. И одет он был не в больничную пижаму или халат, а в дорогой спортивный костюм черного цвета с эмблемой фирмы “Адидас”. Вот только… правая штанина его брюк была скатана в тугой рулон и подколота к поясу двумя большими булавками, некстати бросающимися в глаза.
Он грустно улыбнулся и помахал Павлу рукой.
Перекрикивать толпу не имело смысла и Павел в ответ только кивнул.
Зайду к нему позже, во время вечернего обхода, подумал он и заспешил в операционную.
С момента операции, когда тридцатилетнему Руслану Исмаилову была выполнена экзартикуляция правого бедра – вычленение бедра из тазобедренного сустава, прошло две недели. Он выздоравливал. И крутящиеся вокруг него родственники и друзья, которые менялись, но всегда, в любое время суток, присутствовали в постоянном количестве, а именно – от семи до десяти половозрелых мужчин, “не считая, как водится, женщин и детей”4, здорово раздражали, мешая нормальной работе отделения.
Через пятнадцать минут, когда Павел возвращался из опер. блока, ситуация не изменилась. Только искреннее сочувствие и жалость к Руслану, который мужественно переносил выпавшие на его долю страдания, заставляли Павла терпеть и мириться с присутствием его соплеменников. А, впрочем, знал он, пытаться их выгнать – бесполезно!
“Почти двенадцать. Пора перевязать послеоперационных больных. Потом, может быть, успею заняться историями?”
Больных было много, человек пятнадцать или около того. Они толпились перед перевязочной, вяло переговариваясь между собой. Три сердобольные бабушки “старой закалки”, чувствовавшие себя неплохо после несложных вмешательств, пропускали вперед остальных, радостно осознавая факт своего относительного благополучия. Больные после полостных операций, а именно – трое мужчин, перенесших удаление почки приблизительно в одно и то же время, с интервалом в один-два дня, стояли, опираясь одной рукой о стену, прижав вторую – к животу, к ране. Даже глубокий вздох вызывал у них болевой импульс и поэтому – они предпочитали молчать. Но идентичная поза у троих, выстроившихся в затылок, и даже каких-то одинаковых по фигуре пожилых мужчин – вызывала невольную улыбку у выглядывающих из палат. Конечно, грустную.
Снова крепкий кофе, и не чашка, а большой бокал! Павел захватил его в перевязочную и успевал глотать горячий горький напиток, пока больные, войдя в перевязочную, медленно, преодолевая боль в области послеоперационных ран, раздевались и морщась, подрагивая от напряжения ослабевших мышц, ложились на кушетку.
Павел внимательно осматривал рану, осторожно притрагиваясь своими натренированными чувствительными пальцами к тканям, определяя на ощупь их состояние – температуру, степень отека, не скопилась ли под рассеченной кожей жидкость. Иногда он брал в руки инструмент, напоминающий ножницы – хирургический зажим – и с его помощью “проходил” вглубь тела пациента, по миллиметрам раздвигая не полностью сросшиеся кожу, подкожную клетчатку, мышцы.
Большинство больных терпеливо переносили малоприятную процедуру, доверяя себя опытным рукам.
13.00. Ему пора бежать в поликлиническое отделение, вспомнил Павел.
Ежедневные консультации больных, уже прошедших короткий курс амбулаторного обследования, являлись неотъемлемой и важной обязанностью заведующего отделения.
Для того, чтобы за несколько минут определить показания к госпитализации, к операции, уточнить или отвергнуть диагноз, разобраться в неясном случае – требуется умение думать и опыт, и интуиция, и способность принимать решения. Все эти составляющие врачебного таланта – даны не всем, да и в не равных пропорциях. Мыслительный процесс, требующий профессиональных знаний, логического обоснования и специальных заключений, все равно не является равномерным потоком, наподобие течения спокойной реки, закованной в бетонные берега. Но он и не бурная горная стремнина, несущаяся в одном направлении, смывающая препятствия, уносящая за собой мусор и обломки. Это, скорее, ураган, с множеством турбулентных завихрений и маленьких смерчей, способный всасывать, вбирать в себя дополнительные корпускулы информации, ассоциативные умозаключения и эмпирически найденные выводы, приподнимать и выносить на поверхность, давно похороненные в недрах подсознательного – впечатления, события, воспоминания.
Вообще-то, когда хирургу предстоит принять решение, непростое и неоднозначное, приходится учитывать множество мало совместимых друг с другом аспектов, как медицинского, так и парамедицинского характера. И отнюдь не каждый на это способен. Часть людей, в том числе и врачей-хирургов, не готовы к этому в силу своих личностных качеств, порой заложенных уже в генотипе. Немногие, имея достаточный уровень самопознания, с горечью осознают этот факт. Или с удовольствием. Среди таких часто встречаются интеллигенты в третьем, четвертом поколении – чудаки, непонятно как, но еще сохранившиеся среди людей. Другая часть, составляющая подавляющее большинство, процентов эдак девяносто восемь, не понимают этого вовсе опять-таки в силу своей врожденной ограниченности. Достаточно часто среди них встречаются хирурги хорошо подготовленные технически, умеющие выполнять серьезные, сложные оперативные вмешательства, хорошо ассистирующие, то есть помогающие основному оператору, успешно ведущие лечебный процесс, но… всегда под безусловным руководством лидера! Например, заведующего кафедрой, заведующего отделением. Но и в таких условиях – сложность, объем и риск всего того, на что они способны, никогда не превышают среднего уровня, характерного для лечебного учреждения, их “приютившего”. И это имеет отношение к любому лечебному учреждению, начиная от центральной районной больницы и кончая головными научно-исследовательскими институтами. А чтобы “прыгнуть выше потолка”, нужно обладать определенными качествами – во-первых, а, во-вторых, необходимо создать, а иногда и спровоцировать условия, позволяющие продемонстрировать то, к чему готов, к чему стремишься, на что способен. Второе – самое трудное! Уходят годы на преодоление незримого сопротивления серых и глупых, но вынесенных непредсказуемым течением жизни на поверхность и находящихся в данный конкретный момент чуть ближе к вершине скользкого иерархического айсберга касты врачей. Удача – необходима! Удача – профессионализм – удача. Шлагбаум, чуть приподнятый, позволяющий протиснуться к ранее недоступному, сорвется да и голову размозжит попутно, если впереди, в тумане, не забрезжит огонек успеха, пусть малюсенького, неровно подрагивающего на ветру, как тоненькая церковная свечка.
