– Видишь листья? – спросил Михель, уже не глядя на своего помощника, а просто тыча скрюченными пальцами в гору жухлой листвы. – Их нужно в компост. За оранжерею.

– А где это?

– По дорожке. До конца. Потом налево. Там увидишь. Листья не ронять. Дорожка чистая.

– А вы что будете делать?

– Чай пить, болван! Видишь, сколько ещё?!

Грести и впрямь было много чего. Половина сквера, очищенная от прошлогодней пади, ярко зеленела свежей травой, а другая была будто пылью прибита.

Михель дал Магнусу вилы, показал, как удобнее загружать листву в тачку, и ушёл с граблями в другой конец сквера. Магнус остался один на один со своей работой.

У дворника вилами орудовать получалось куда ловчее. Как Магнус ни старался, вся листва у него отчего-то высыпалась между зубьями. В конце концов, он так умучился, что бросил вилы и начал грузить листву охапками. Дело пошло быстрее. Магнус нагрузил тачку с горкой, схватился за ручки, и чуть не опрокинул. Ближе к ручкам надо грузить, догадался Магнус. Он перераспределил нагрузку. Поднимать тачку стало тяжелее, но зато она перестала вилять из стороны в сторону. Осторожно развернувшись на месте, Магнус покатил тачку по гаревой дорожке.

Пару раз ему приходилось останавливаться от усталости, ещё три раза из-за лёгкого встречного ветерка, норовившего выдуть листья из тачки. Но с грехом пополам он всё-таки докатил тачку за оранжерею, вывалил листву, и налегке, чуть ли не вприпрыжку, погнал назад.

Гора листьев как будто и не убыла. Магнус с тоской посмотрел на эту невероятных размеров кучу, погрозил кулаком липам, сбросившим столько листвы, и принялся грузить тачку снова. Теперь он сразу развернул её в сторону оранжереи, и трамбовал листья, чтобы влезало больше, а чтобы ничего не разлеталось – накрыл груз сверху халатом и придавил сверху вилами, не просто так же им валяться.

Рейсы до компостной ямы и обратно участились. Скоро Магнус сбился со счёта, сколько раз он ездил туда-сюда. Он грузил, отвозил, вываливал, возвращался. И вдруг листья закончились. Он сам не заметил, как всё увёз.

Гордый, Магнус покатил тачку туда, где Михель скрёб землю граблями.

– Я всё! – сказал он.

– Наконец-то, – сердито ответил дворник. – Думал, ты сдох. Убирай эту кучу.

– Эту?! – протянул в ужасе Магнус.

Оказывается, пока он воевал с первой кучей, Михель успел нагрести вторую, раза в три больше той.

– Шевелись!

Магнус тяжело вздохнул и принялся загружать тачку.

Чем темнее становилось небо, тем короче становился путь до компостной ямы. На ладонях появились мозоли, ноги в ботинках молили о пощаде, пот стекал по лбу и спине, штаны норовили сползти. Казалось, теперь не Магнус толкает тачку, а она тащит его за собой. Солнце, отражаясь от стеклянных стен, расцветило парк жизнерадостными красками, но Магнусу это буйство природы не приносило никакого удовольствия. Он думал только об одном: как бы не упасть и не рассыпать листья по дорожке.

Занятия у Элинор закончились без десяти девять. Она вышла на крыльцо главного корпуса и огляделась в поисках брата. Магнус ждал её у ворот колледжа, рядом с ним стоял Михель. Оба были мрачны и друг на друга не смотрели.

– В чём дело? – спросила Элинор, подойдя ближе.

– Не годится, – покачал головой дворник. – Слабый. Вот оплата. Больше пусть не приходит.

Михель отсчитал четыре медяка и протянул Элинор. Она исподлобья посмотрела на дворника и сказала:

– Во-первых, работала не я, а мой брат, и деньги будь любезен передать ему в руки, если не боишься. Во-вторых, где ты за такие деньги найдёшь помощника лучше? Может, в дирекцию пойдёшь? Они тебя мигом попросят освободить место тому, кто справляется. А в-третьих, дорогой Михель, ведёшь ты себя по-свински.

Михель яростно задышал, повернулся к Магнусу и буквально затолкал монеты ему в ладонь, после чего быстро, как только мог, уковылял прочь, повторяя «доннерветтер». Элинор, как ни в чём не бывало, пошла к остановке трамвая. Магнус поплёлся вслед за ней. Он ничего не понимал. Разве он не старался? Разве он не перетаскал все листья за оранжерею? Разве он оставил хотя бы листик на дорожке? Но Михель всё равно остался им недоволен, ворчал, называл бесполезным куском мяса, и вот, получается, уволил. Видно было, что Элинор разочарована. Магнусу не хотелось разочаровывать сестру, тем более, что она изо всех сил старалась ему помочь.

– Лина, – сказал он, когда они сели в трамвай. – Я не виноват, честно. Я всё делал…

– Глупый, – ответила Элинор и взяла Магнуса за руку. – Я уверена, что ты всё делал правильно. Михель, похоже, очень ревнует к своей работе. Он получил её недавно, и очень боится её потерять. Ты же видел, какой он…

– Он воевал?

– Нет, что ты. Просто он таким родился, поэтому все думают, будто он ничего не может. Клаус всему его научил, хотя мог обходиться и без помощника. Михель может делать всё не хуже Клауса, но ему приходится тратить на это немного больше времени. И теперь Михель боится: если кто-то из дирекции увидит, что у дворника есть помощник, то там могут нанять кого-нибудь не такого… ну, как Михель. Ничего, мы найдём тебе ещё что-нибудь. У нас на фабрике…

– Ой! – вдруг всполошился Магнус. – Метла! И совок! Я же их в будке оставил!

– Ерунда, завтра я их заберу, – успокоила его Элинор. – Ой, нет, у меня завтра смена…

– Мы завтра не учимся, я сам могу съездить.

– Хорошо. Вот тебе на завтрашний проезд и провоз багажа…

– Не надо. Мне заплатили, ты забыла, что ли?

Элинор пристально посмотрела на брата и сказала:

– Магнус, мне кажется, ты очень быстро взрослеешь.

От этих слов у Магнуса запылали уши, а по спине побежали приятные мурашки. Всё-таки Элинор очень милая. Вряд ли кому-то сёстры говорят в день рождения настолько приятные слова.

Дома их ждал капустный пирог от бабушки Лизхен, соседки Беккеров. Бабушка Лизхен торговала на рынке тыквенными семечками и куриными яйцами, в гости заглядывала нечасто и только по неотложным делам – соли спросить или занести вчерашнюю газету, но сегодня вдруг зашла основательно. Выглядела она какой-то особенно торжественной: в кипенно-белых чепце и переднике.

– Сегодня по рынку слух прошёл, будто малыш Магнус билет в плавучий универсам покупать собрался, – сказала бабушка, когда они сели ужинать.

– Что? – посмотрела мама на Магнуса.

– Я здесь ни при чём! – покраснел Магнус.

– Вы, фрау Магда, не удивляйтесь. У нас бургомистр только подумает, а на рынке уже известно, что торговая точка подорожает. Я это к чему разговор-то завела, – теперь бабушка Лизхен обращалась непосредственно к Магнусу. – Ты, милый, возьми мне там, пожалуйста, по мотку золотой и серебряной пряжи, я точно знаю, что там есть. Хочу, знаешь ли, гобелен закончить, прежде чем богу душу отдам, а там без золота и серебра ну просто срам получается, я уже столько раз распускала…

– Э… – растерялся Магнус.

– Он обязательно возьмёт, – пообещала Элинор. – Мы даже список напишем. – Только это случится через год, не раньше.

– Да-да, конечно, я не тороплю, – часто закивала соседка. – Для нас, стариков, что год, что десять – всё едино. С днём ангела тебя, малыш!

Магнуса очень удивило, что одно только обещание доставило бабушке Лизхен столько удовольствия. Мама говорила, что пожилым людям приятно оказанное им внимание и уважение, наверное, это тот самый случай.

Дальше ужин прошёл как обычно: Беккеры рассказывали о том, что произошло за день, бабушка Лизхен тоже поделилась своими наблюдениями на рынке, пирог оказался очень вкусным. Когда со стола убрали, а соседку проводили, Магнус понял, что если сейчас же не отправится спать, то упадёт прямо под стол, настолько он вымотался. День оказался очень длинным, хотя и пролетел быстро. Пожелав всем спокойной ночи, он отправился к себе на чердак, и заснул прежде, чем успел укрыться одеялом.

На следующее утро он чуть было не проспал. Хорошо, что петух бабушки Лизхен такой голосистый.