Том насадился ртом на обмазанную шоколадом плоть. И слегка слетел с тормозов. Смакуя вкус самого малыша, собственную слюну и острый вкус и запах шоколада. В тот же миг комнату наполнил стон на грани крика. Настоящего, неподдельного. Такой голос, пропитанный эмоциями, мог быть только у того, кто действительно получает удовольствие. Кто не может сдерживать себя. И не думает ни о каких соседях за стеной.

— Папочка!…

========== Развязаны руки часть 4 ==========

Мужчина окунулся в симфонию прекрасных звуков — самую прекрасную музыку для своих ушей. Пока одна выделившаяся нота, словно ошибка, не заставила дёрнуться. Он поднял голову, выпуская член из рта, и в глазах, давно поддернутых дымкой возбуждения, отразилось неверие. Недолгое. Осознав услышанное, на губах, измазанных шоколадом, заиграла хищная улыбка.

— Как ты меня назвал?

— П… папочка, — сбивчивым, скулящим голосом повторил Гарри, едва смея дышать. Лицо заливала краска смущения. — Ты ведь… позаботишься обо мне?

Если до этого ещё существовал минимальный контроль — от слов Конфетки он слетел. Довольно грубо, Том схватил его за ноги, подтянул поближе, надавил, заставил прогнуться и точно одержимый впился в сладкие губы, слизывая с них шоколад, кусая нежную, истерзанную за десятки поцелуев до этого, плоть, проталкивая глубоко в жар рта язык, почти трахая. Произносящего провокационные слова и открывающего новые фетиши, ждало только такое.

Том не терпел в свой адрес всяческие ласкательные словечки, считая бесполезным, глупым и откровенно слащавым делом. Тогда как сам активно ими пользовался. Лицемер. Но «папочка», сказанное сладким, возбуждённым, почти кричащим голосом, от нежного, открытого и перепачканным шоколадом мальчишки, открыло новые грани, о которых Том и не догадывался.

Гарри задыхался от нехватки воздуха и обрушившихся на него эмоций и чувств. Глаза были шальные. Том отстранился и облизнул собственные губы, прежде чем заговорил низким, будто охрипшим, голосом:

— Идём в постель.

Ответа не последовало. Именинник находился в прострации, прямо как в первый поцелуй, впервые испытав на себе дикую страсть от Тома. А ведь он позволил себе потерять контроль буквально на минуту. Подхватив лёгкое тельце, мужчина сравнил себя с волком, уносящим кролика в логово, где им и полакомится вдоволь, не оставив ни одной косточки.

— Гарри? Ты ещё со мной?

— С тобой, — улыбнулся тот, излучая оплавляющее счастье, словно радиацию. — И я знаю, что ты сейчас хочешь со мной сделать.

— Да что ты? — Том опустил мальчика на постель и навис, опираясь руками в матрас. — И?

— Займёшься со мной любовью. Мы ведь оба этого ждали. Особенно я.

Коротко целуя вовремя подставленные губы, Том свалился на свободную сторону постели, утягивая за собой мальчишку. А как тот оказался сверху, приласкал пальцами затылок и медленно склонил голову — встретится в новом поцелуе. Шоколад с губ никуда не делся, они оставались сладкими и липкими, как и нижняя часть лица. Спокойно смотреть на шоколадный торт Том больше не сможет, он это предрекал, не вспомнив времяпровождение сего дня. Его мальчик бесстыдно тёрся о него бёдрами, научившись, видно, дразниться, и в поцелуях становился всё более напористым.

— Хочешь стянуть с меня штаны и бельё? — предложил Том интересную перспективу. При согласии, он не упустит ни одной детали — как его малыш ловко, или же наоборот, неловко и смущающе, освобождает от одежды.

— О-о, хочу!

Опьянение удовольствием сменилось воодушевлением и радостью. А причина в полученном разрешении сделать всё своими руками. Как ребёнок. Слезая с коленей, Гарри взялся за ремень, а Том приподнялся на локтях, для лучшей видимости.

— Подними таз, — попросил он, ловко хватаясь за одежду. Барьеры в виде ширинки и пуговицы быстро ликвидировал — осталось стянуть. И как только Гарри освободил Тома от лишнего, уставился на возбужденный член, лежащий на одиннадцать часов.

— О… ого… вау…

— Точно, — хихикнул Том, — когда-нибудь он окажется в тебе.

— А-ага, — тупо согласился Гарри, не отрывая взгляд. Уши, шея, щеки, приобретали всё более яркий оттенок красного. — Какой он…

Восхищение грело огромное эго Реддла. Он спокойно позволял себя осматривать и без активных действий со стороны своего партнёра. Тот стеснялся. А может, не знал как подойти. С чего начать.

И мужчина решил подсказать. Облизывая собственную ладонь, обхватил член и медленно начал себя ласкать под чужим взглядом. В мастурбации нет ничего постыдного или извращенского. Но когда Гарри со смущением, тесно переплетённым с любопытством, смотрел на него — извращенская сторона просыпалась. Много малышу не надо — он получал удовольствие и от обычного наблюдения. Как происходит совершенно обычный для мужчин процесс.

— Давай. Скажи это ещё раз.

— Папочка, — нежно раскатал по языку именинник и облизал припухшие, замученные губы, которым ещё предстояло вытерпеть несколько десятков поцелуев.

— Да, детка, — прикрыл глаза Реддл. Откинув голову назад, его рука начала работать энергичнее. Новый фетиш открыт — дэдди-кинк. В будущем они будут смаковать его от и до. Однозначно.

— Мой красивый папочка, — продолжил сладко насиловать уши Гарри, подобравшись ближе. — Ты просто невероятен. Хочу быть таким же как ты, когда подрасту. Чтобы и ты мной восхищался. Как я сейчас тобой.

Том не видел. Только чувствовал, предполагал… и позволил себе эгоистично плавать в море удовольствия мастурбации под взором и голосом малыша. А в своих мыслях призывал коснуться. Не только горячим дыханием и едва ощутимо губами к уху, но и, наверняка, подрагивающей, вспотевшей рукой, от смущения горящей как лицо.

Однако малыш не слышал его призывов. Может от стеснения, а может просто не догадывался. Ведь он такой невинный. И нуждается в направлении.

Вернув голову в исходное положение и немного замедлившись, тогда как хотелось обратного, а ещё смазать себя для лучшего трения, Том поймал взгляд именинника и решил предложить вслух, раз уж мысленно не выходило:

— Не хочешь его коснуться? Папочка будет рад, если его малыш сделает приятно.

Гарри кивнул и обхватил его член ладошкой, как Том и думал — дрожащей и вспотевшей. И смотреть на свои действия оказалось для него слишком — глаза немедленно были закрыты, почти зажмурены, так ещё и губы свои стал покусывать.

Реддл взял его за затылок и притянул к себе для поцелуя. В щёку, в сморщенный носик, в приоткрытые, сладкие губы, липкий подбородок…

— Я хочу тебя, папочка, — прошептал его мальчик, набирая воздуха в грудь, словно сейчас перекроют кислород, — мне мало… пожалуйста…

Он приподнялся и Том не удержал в себе желание хлопнуть по ягодице. Раздавшийся шлепок приятно лёг на слух, а вскрик и мордашка Гарри стали бесподобной реакцией.

— Ложись, детка. Можешь разместить для себя подушки, как будет угодно, а я принесу лубрикант, он нам ещё понадобится, а заодно мокрое полотенце. Следовало бы избавить тебя от липкости. И себя заодно.

Мужчина не заставил своего малыша долго ждать. Тот лежал, ко всему готовенький, на животе, подложив под бёдра подушку, лицо выражало предвкушение и готовность к неизвестному.

— А вот и я, — вслух обозначил своё присутствие Том, подбираясь к попочке именинника и целуя в ту самую ягодицу, на которую не так давно пришёлся удар, после чего провёл процедуру очищения с несопротивляющейся прелестью — осторожно обтёр мордашку, липкую после шоколада, шею и член, на который больше всего пришлось сладости.

— Что мне делать? — спросил Гарри, как только процедура завершилась, и предвкушая вкусненькое, прикусил нижнюю губу.

— Будет здорово, если ты встанешь на колени и как можно сильнее выпятишь свой милый зад.

Оный Том, конечно же, погладил, отмечая реакцию тела на подробный жест: стандартный набор — сладкая дрожь и мурашечки по коже. И вдруг провёл большим пальцем между ягодиц. Гарри прошило так, словно его коснулась высоковольтка. Из груди вырвался сдавленный вздох и он машинально выпятил зад сильнее.