— Я так испугался, что ты ушла, что оставила меня. Не смей, слышишь, Ынбель. Не смей исчезать так.

— Я всего лишь сходила на кухню.

— Прости. Прости меня, — его шёпот теряется где-то в ее плечах, локонах, ключицах.

Она заставляет его отпустить. Кладёт «перекус» на ближайшую тумбу и вскоре обратно направляется к нему.

— Вернись в постель. Мне холодно без тебя, — утыкается прохладным носом в его плечо.

— И мне холодно без тебя. Ничто не согревает. Нет огня в мире, который может заменить твой свет. Пожалуйста, молю тебя, не срывай цветы в моем саду.

Губы Юнги мягко накрывают губы Бель.

***

Хосок всматривается в такие знакомые окна. Нужный этаж, нужное окно, однако свет не горит.

Запускает руки в волосы. Он борется с собой. Так сильно борется, чтобы не зашагать в сторону дома, не открыть двери; чтобы снова и снова не почувствовать ее. Но он почему-то уверен, что его встретит пугающая пустота. Она бы не смогла жить здесь. Никогда и ни за что. Ведь там все пахнет им, каждая вещь, постель и даже она сама. Хосок знает, что она ненавидит его. Разве может быть по-другому? Он ничтожество, у которого нет права дышать одним воздухом с ней.

Он делал ей больно. И физически тоже. Она перенесла аварию, операции, а Чон избивал ее, жадно желая оставить на ней свои следы. Она всегда молчала. Он лишь изредка видел ее слёзы. И от этого ему ещё хуже. Лучше бы Мэй кричала, проклинала, умоляла. Все это он бы перенёс легче, чем тяжкое бремя молчания.

Надавив на газ, Чон выезжает со двора.

«Гони, гони. Не оглядывайся!» — приказывает себе.

В следующую минуту колёса со скрипом меняют траекторию. А на полпути обратно в то же место, он резко тормозит.

Выходит из машины. Дорога пуста. Ни единой души посреди ночи. Массивные ботинки ударяют по очереди колёса. Он мечется из стороны в сторону, рычит, скулит, словно раненый. Только ранен он в самое сердце.

— Пожалуйста, Мэй, исчезни! — просит у пустоты. Оседает на колени, и даже холодный, влажный асфальт не останавливает.

— Прошу, исчезни! Исчезни! — бьет себя по голове, оттягивая волосы и кожу. Но боль его не отрезвляет.

Эта любовь ничто иное, как болезнь. Продолжительная, быстро вспыхнувшая неизлечимая болезнь. И Хосок ею болен.

Курок щёлкает. Звук проносится эхом.

Приставляет холодный металл к подбородку. Рука уверенно обхватывает деревянную рукоять.

Жить «неживым»? Зачем?

Палец жмёт на спусковой крючок. Ещё один щелчок. Хосок закрывает глаза.

Освобождение.

Освобождение — это дар. И этот дар порой может оборвать историю, не позволяя героям этой самой истории дожить свой век. Каждый человек имеет право выбирать этот «дар». Кто бы что ни говорил, но жизнь в наших руках. Это право мы можем отдать другому человеку, позволяя ему решать нашу судьбу. Но есть ли что-то хуже того, когда ты отдаёшь этот дар тому, кому это вовсе не нужно? Когда же в этом случае наступит освобождение? Кто же в этом случае решит выбор?

Случайность. Фортуна. Предназначение свыше.

Хосок тихо проклинает пустой магазин пистолета.

Комментарий к Глава 26

Хотела задать вопрос своим прекрасным читателям. Задумалась об аккаунте в Инстаграмм. Стоит ли мне его заводить? Кто-то подпишется? Думаю выкладывать анонсы глав. Да и просто общаться с вами🙏🏻

========== Глава 27 ==========

Комментарий к Глава 27

Всем хороших выходных🍂

Все же завела инсту. Можете найти меня по нику @alice.reinhardt_

Внизу прикреплю ссылку🖤

***

Три месяца для Мэй прошли незаметно. Каждый день Джин наполняет их жизнь весельем, любовью, заботой и полным ощущением того, что Мэй сделала самый правильный выбор.

Вот и сейчас она проснулась от аппетитного запаха завтрака на кухне. Этот мужчина прекрасен, и она не устаёт благодарить его за это. Но у того всегда краснеют уши от смущения. Всякий раз он спешит домой, лишь бы поскорее обнять, поцеловать в лоб (как он обычно делает), затем в губы, погладить округлившийся животик, сказать, как сильно любит и что скучал без них.

Мэй словно расцвела. Смена обстановки также сказалась в положительную сторону. Все же климат Японии ей подходит больше.

— Ты проснулась?

Он плюхается рядом в одних чёрных брюках. И Мэй сглатывает от вида его тела: широкие плечи, точеные ключицы, кубики пресса, узкая талия, крепкие мышцы груди.

— Прости. Я такая ужасная жена, — смутившись, прячет лицо в его большой футболке, которая стала теперь ее пижамой.

Его раскатистый смех заполняет просторную, светлую комнату.

— Не заставляй меня подавать на развод. Пора покушать, — тянет на себя, поднимая ее с постели.

Накинув по пути белую рубашку, застегивает пару пуговиц на талии, а затем занимает своё обычное место за столом — напротив неё.

Они завтракают в тишине. Слышны лишь порывы холодного ветра за окном. Совсем скоро Рождество. Мэй иногда пугает этот праздник, особенно теперь, когда она вновь с Джином. Она надеется, что в этот раз праздник ничем не омрачится.

— Мэй, мне нужно тебе кое-что сказать. Я пока оденусь, а ты заканчивай есть. Поговорим чуть позже, — поцеловав ее в волосы на макушке, уходит вглубь дома.

Мэй дожёвывает брокколи. Запив завтрак свежевыжатым апельсиновым соком, прибирается: посуда в посудомойку, недоеденный завтрак в холодильник.

Вскоре в гостиную входит и Джин, теперь уже одетый с иголочки. Запонки с рубинами блестят на свету, шлейф запаха окутывает все вокруг. Порой Мэй чувствует себя слишком неподходящей для него, но Джин всегда доказывает, что для него она идеальна, восхитительна и даже слишком.

— Ким Ынбель. Ты ведь знаешь ее? — начинает он мягким голосом. Поглаживает длинными пальцами ее руки, спрятанные в его больших ладонях.

— Она моя подруга. Была, — опустив грустный взгляд в пол, пробормотала она, — С ней что-то случилось?

Глаза вдруг заметались в испуге, а голос наполнился нотками вины и сожаления. Она даже не поговорила с ней. Хотя могла ли в тот момент?

— С ней все хорошо. Я должен был рассказать тебе об этом раньше, но думал, что вы сами поговорите, поэтому откладывал. Но теперь, когда нам нужно лететь в Корею, ты должна знать.

— О чем ты, Джин?

— Она моя кузина, родная сестра Тэхена и жена главы Драконов.

— Бель? — раскрыв рот от удивления, выдохнула Мэй.

— Да. Похоже, вы забеременели в одно время. Она тоже ждёт малыша. Совсем скоро, в канун Рождества, клан проведёт «церемонию имени», и нам нужно присутствовать.

— Я не верю… Но она никогда не говорила…

— Потому что, вероятнее всего, хотела тебя уберечь от опасности.

— Да, это в духе Бель, — кивнув, задумчиво произнесла девушка.

— Нам нужно прилететь за пару дней до церемонии. Поэтому мы вылетаем через 48 часов. Я поручу собрать наши вещи, не утруждайся и отдыхай.

Обняв жену напоследок, он накидывает шерстяное пальто на плечи и направляется широким шагом к выходу.

— Джин? — девушка догоняет его на пороге.

— Милая, что-то не так?

— Скажи, на этот раз ведь ничего плохого не случится, правда?

Джин замирает, увидев в ее глазах печаль и тонны страха и боли. Он снова притянул ее к себе, даря ей чувство защищённости и тепла.

— Обещаю тебе, Мэй. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Ничто не испортит этот праздник. Верь мне, милая.

***

Хосок отмахивается от назойливой девушки. Она обвивает его голый торс руками, поглаживает, а потом ладонь ее медленно спускается вниз, под резинку боксеров.

— Хватит, — рычит он, убрав ее руку.

— Мне нравится твоя дикость, Чон, но иногда она пугает, — шепчет она. По спине мужчины бегут мурашки от дуновения тёплого воздуха, порывами вырывающегося из ее губ.

— Бойся меня и не привыкай.

— Ты отличаешься от всех остальных, — ухмыляется она, слизнув с губ вишневый бальзам.

— Даже от Дракона? — смеётся он, натягивая темно-серый тонкий свитер.

Улыбка пропадает с ее лица. Она убирает руки и недовольно цокает языком. Толкает его в плечо, пройдя мимо к креслу с собственной одеждой. Длинные рыжие волосы струятся по голой спине, скрывая отметины, синяки, что на ней оставил прошлой ночью Хосок.