Они замолкают, но тишина все же прерывается вскоре:
— Мы все через многое прошли: ты, Гук, Бель, я. Сейчас мне хочется покоя и счастья для всех вас. Прошу тебя, Хосок…
— Я не буду трогать ее и видеться тоже. Обещаю, — прерывает он его такую очевидную просьбу.
— Хорошо, — кивает, сжав губы, внутри заглушая совесть: но ведь он не соврал, всего лишь недоговорил для всеобщего блага.
***
— Бель, — стук за дверью и тихий голос парня звучат неуверенно.
— Гук! — Бель встаёт с кровати, куда ее настоятельно отправил отдохнуть Юнги, и направляется на звуки.
Чонгук улыбается, когда за открывшейся дверью показывается румяное лицо девушки. Улыбается ещё шире, когда она кидается ему на шею.
— Прости меня, Гук, — сожаление сквозит в ее голосе.
— За что? — удивлённо хлопает он глазами, опустив ее обратно на пол. Хён не одобрит, если младший будет слишком сильно сжимать его жену, внутри которой растёт их малыш.
— Давай поговорим внизу, — она проходит мимо него.
Чонгук следует за ее уверенными, негромкими шагами.
Заварив ему чашечку кофе, Бель все же решает остановить свой выбор на мятном чае.
Разместившись в гостиной, пара друзей принялась шутить, болтать, будто ничего не случилось, будто они все те же люди, что раньше. Но вскоре улыбка Бель все же исчезла, а тихие слёзы вдруг начали капать из ореховых глаз. Слишком чувствительна.
— Черт, Бель, что-то не так? Тебе плохо? — он вдруг встаёт с мягкого, обитого велюром кресла, опускается перед ней на корточки, сбитыми костяшками длинных пальцев смахивая влагу с ее щёк.
— Прости, что не поддержала. Не поговорила с тобой, когда тебе было так больно. А ты… Ты всегда рядом, Гук-и. Ты самый-самый, — судорожно вдыхает воздух, — Ты самый лучший друг.
Печальная ухмылка трогает его губы. Он опускает голову, стараясь скрыть от неё лицо и эмоции, скользящие по нему.
— Послушай меня, Бель, — смотрит вдруг прямо в глаза, — Каждый человек, даже если он счастливый человек, испытывает боль и трудности. И я тоже счастливый человек, которому сейчас, временно, немного больно. А это нормально.
Он тепло улыбается, сжимая ее ладонь в своих больших (красивых, как всегда казалось Бель) руках. Они тёплые и совсем не грубые, как может показаться.
— Эта боль не уничтожающая, она закаляющая. Не бойся за меня. Я обязан быть сильным, теперь уж точно, — кивает на живот девушки, — Дядя Гук-и должен защищать малыша.
Он смеётся искренне и громко. Садится рядом, притянув Бель к себе. Она шмыгает носом, словно ребёнок, который прибежал к старшему брату после того, как мама отругала.
— Я так хочу твоего счастья. Хочу, чтобы и у тебя был малыш, любящая жена. Ты заслужил.
— Я «влюблен» в вашу любовь. Поэтому жена мне не нужна.
— Ты дурак! — шутливо бьет его в плечо.
— Дурак, — кивает он в ответ, зарывшись носом в ее волосы.
***
Мэй спешит к дверям такого уже родного для неё дома. Входная открывается. Джин, улыбающийся во все зубы, с огромной коробкой в руках вваливается внутрь.
—Мэй, я так голоден.
Он разувается на пороге и спешит на кухню. Запах запечённых в духовке овощей и мяса будоражит его аппетит. За ним следом заходит Мэй с той самой коробкой, которую он ей ранее всучил.
— Что здесь, Джин? Она такая большая и тяжелая, — с непониманием произносит она.
— Подарок, — улыбается, прожевывая кусочек красного мяса.
— Кому? Мне?
— Не совсем. Ну, открывай.
Она садится неподалёку прямо на пол гостиной, так что Джин видит ее восхищенное лицо и горящие глаза.
Мэй аккуратно стягивает розовую ленточку, и поднимает белую крышку. Поджимает губы, увидев то, что там лежит.
— Я не отпущу тебя, Мэй. Больше никогда не отпущу.
Он прижимает ее к себе жадно, не желая разжимать объятия ни на секунду. Она поворачивается к нему лицом, стирая рукавом свитера слёзы.
— Нельзя, Джин. Давай закончим эту историю. Ты заставляешь меня чувствовать пустоту и боль по тому светлому прошлому, о котором я даже не помню.
— Нет, Мэй, не хочу и не могу. Разве мы не связаны на всю жизнь?
— Тогда позволь мне разорвать эту связь. Я беременна, Джин. Здесь растёт жизнь, оставленная во мне другим мужчиной, — трогает небольшой живот кончиками пальцев.
— Кто он? Я его знаю?
— Не думаю.
— Ты… Ты любишь его?
Мэй горько улыбается, активно качая головой.
— Нет. И никогда не любила. Он оставил на мне (во мне) шрамы, поэтому я не смогу забыть, даже если захочу. Но, кроме страха, я не испытываю ничего. Прости меня. Прости, что я привязываю тебя к себе как-либо. Но отпусти, Джин. Для твоего же блага.
Джин хмурится, а потом складка на лбу разглаживается. Эмоции сменяют друг друга. Теперь он тепло улыбается.
— Давай заключим «договор».
— О чем ты?
— Ты не раскрываешь имени того мужчины, а я воспитываю этого ребёнка как своего. Все будут знать, что он мой. Фамилия Ким станет ему принадлежать, а я сделаю все, чтобы вас защитить.
Мэй раскрывает рот от удивления и шока. Трясёт головой в знак отрицания.
— Стань моей женой, Мэй.
— Но… Нет, я не могу, нет…
— Я знаю, что ты любишь меня как друга, и я готов жить с этим всю жизнь: уж лучше так, чем вовсе без тебя. Но дай мне шанс бороться за мою любовь. Этот ребёнок не проклятие. Это «дар», который вновь свёл меня с тобой.
— Джин… — тихо выдыхает она, запустив пальцы внутрь. На безымянном блестит кольцо, подаренное им пару недель назад.
Руки достают огромное количество детской одежды разных цветов, фасонов, включая игрушки для малышей и обувь.
— Мы пока не знаем пол, так что я взял всего по чуть-чуть, — смеётся он.
— Ты выбирал сам?
— Не без помощи консультантов. Торжественно клянусь разобраться в этом всем самому, потому что первый же их вопрос «сколько Вашему?» ввёл меня в ступор.
Мэй хихикает, прикрыв ладонью губы. Этот мужчина обладает самое странной и прекрасной способностью — заставить смеяться даже в самые неподходящие моменты. Но этот «момент» самый подходящий и нужный.
Убрав за собой, он покидает кухню. Садится рядом с ней в позу лотоса прямо в рабочей (что разительно отличается от его привычек) одежде. Закатив рукава белоснежной рубашки, помогает жене с распаковкой. Они весело обсуждают маленькие носочки, рукавички. Джин даже натягивает их на пальцы, лепеча, что ножки маленького Кима будут меньше, чем папина ладонь.
Эта удивительная атмосфера семьи и любви заставляет Мэй сжиматься от неверия: неужели она счастлива?
***
Бель, собравшись рано утром, спешит к выходу. Водитель встречает у машины, приветливо улыбаясь.
— А где Юнги?
— Господин просил передать, что вечером сам заберёт Вас.
Она кивает, заняв своё место у окна. Ей грустно. Грустно от того, что приходится на время покинуть свой магазинчик, наняв туда персонал.
Поговорив с врачом, они с Юнги пришли к выводу, что это наиболее правильное решение. Бель нужны покой и отдых. А в магазине порой очень напряженная работа.
Отобрав самых подходящих кандидатов, Бель вложила в них все свои наставления, просьбы и замечания. И во всей этой суматохе не заметила, как лучи солнца сменились вечерней моросью.
Укутавшись в шерстяной молочного цвета шарф, она попрощалась с двумя молодыми работницами и принялась запирать двери. Юнги задерживается, поэтому она жалеет, что вышла из тёплого помещения раньше времени.
Чёрная машина плавно тормозит перед ней. Но из-за руля выходит не муж.
— Бель, почему Вы на улице?
— Я закончила работать, поэтому жду машину. Как Вы поживаете? — кивает подошедшему к ней мужчине.
— Неплохо, а Вы? Выглядите уставшей.
— Принимала на работу помощников. Кажется, мне придётся на время позабыть об этом месте.
— Как жаль, что я не смогу больше приходить к Вам за разговорами. Но в чем причина?
— Я…
Но ее вдруг беспардонно прерывают.
— Отойди от неё! — грозный мужской голос сливается со звуком заряда пистолета.