— Я знаю, что ты снова меня ослушаешься, поэтому не выезжай без охраны и одного из парней: либо Хосок, либо Чонгук должны быть с тобой. Хорошо, Ынбель?

Девушка часто моргает, стараясь понять, не послышалось ли ей: кажется, она услышала нежность и заботу в его голосе.

— Есть, сэр, — усмехается она, закутываясь в простыни.

— И звони мне. Даже если это будет какая-то мелочь.

— Ты слишком беспокоишься, — закусывает она нижнюю губу, задумчиво оглядывая его серьезное лицо.

— Я оставляю тебя в одном городе со своими врагами. Я имею причины для беспокойства.

— Все будет хорошо. Просто возвращайся быстрее, — неожиданно кидается ему на шею, крепко обнимая и вдыхая знакомый запах, смешанный с пряными нотками геля для душа.

— Вернусь. Я скоро вернусь, Колючка, — шепчет в волосы, прижимая тёплое тело к себе.

***

— Хватит меня взглядом убивать всякий раз, когда видишь, — произнёс Хосок, отпивая из граненого стакана со льдом и Jameson{?}[бренд ирландского виски].

— Кажется, я испытываю презрение к тебе, Хосок, — процеживает Гук, встав в любимую позу: руки на груди.

— За то, что я хотел трахнуть твою подругу? — невинно добавляет он.

— Хотя бы извинись перед ней, ублюдок. Она не заслуживает такого обращения.

— Мелкий, послушай меня внимательно, — слизав капли алкоголя с губ, низким голосом произносит Чон, — Не думай, что я тебе не врежу, только потому что ты близок с Юнги. Мы с ней взрослые люди, и сами решим, дружить нам или воевать. Если не хочешь остаться без члена, не лезь.

Звуки шагов заставили его снова откинуться назад, на спинку мягкого дивана, а Чонгуку пришлось отложить свой ответ.

— У меня осталось буквально сорок минут до вылета, поэтому я буду краток, — возвышаясь над двумя мужчинами, сидящими друг напротив друга, начал Мин, — Усильте охрану. Везде. И на складах, и в особняке. Чтобы ни одна птица не пролетела без моего ведома.

— Ты полетишь один? — кинув взгляд на Чонгука, спросил Чон.

— Да. Вы оба останетесь здесь. Моя жена будет выезжать на работу, поэтому всякий раз, когда она будет выходить за пределы этого дома, один из вас должен сопровождать ее, — строгий голос звучит как приговор, — Конечно, не без охраны.

— Сейчас бы работать нянькой, — сквозь зубы произносит Хосок, вставая и уходя прочь.

— У тебя нет выбора, — бросает вслед Юнги.

— Знаю! — почти кричит с улицы.

— Гук, будь аккуратен. Если они узнают, что я уехал, могут напасть. Держи ухо востро.

— Не волнуйся, хён. Все будет хорошо, — улыбается младший, похлопав того по плечу.

***

Юнги напряжённо смотрит на наручные часы: 3:45.

Откинувшись на кожаное мягкое сиденье, вдыхает знакомый запах салона: химические вещества, которыми тщательно чистили все вокруг; цветочные духи стюардессы; свежие фрукты на тарелке перед ним. И его собственный запах, перемешанный с запахом Ынбель. Его кожа, его тело все ещё хранят ее тепло.

В последнее время он часто думает о ней, часто хочет быстрее вернуться домой, снова услышать ее голос, снова задыхаться, находясь рядом. Неважно, что она злит его, спорит, упрямится, все это будто ещё сильнее притягивает его к ней.

Дракона не так просто подчинить, но те, кому удаётся это сделать, обретают его верность, защиту и заботу до конца дней.

***

Чимин окидывает взглядом полупустую комнату. Его сердце, окаменелое и пустое, кажется, все ещё не бьется. Накрытый тканью рояль одиноко стоит в центре. Из окон льётся солнечный свет. Такой тёплый и уютный, но Чимина он совсем не греет.

Пальцы судорожно открывают маленькую коробочку с таблетками. Положив одну под язык, он прикрывает глаза. Скатывается вниз по стене, опускаясь на деревянный пол.

Перед глазами танцуют тени, призраки из прошлого. Чужой, но одновременно такой знакомый смех заполняет все пространство. Где-то среди этого смеха он слышит собственный громкий плач, больше похожий на вой раненого волка.

Чимин закрывает уши ладонями.

— Исчезни, исчезни… — молит он.

Но эта призрачная «реальность» не отпускает его, она когтями в него впилась, пробираясь под кожу. Но под ней нет ничего живого, каждая клеточка ноет, отзываясь в нем адской болью. Слёзы текут по его искажённому от боли лицу. Чимин задыхается, чувствуя, как призрак касается его лица: скул, губ. Этот призрак прошлого улыбается, смеётся, зовёт по имени.

— Прошу тебя, исчезни… — складывает ладони в просьбе, в молитве.

В глазах паника, боль, сожаление, разбитая на осколки судьба. Он, покалеченный, забытый Богом. А есть ли он? Почему обрекает его на такие мучения, почему показывает снова то, что должно было исчезнуть в подсознании, почему снова вытаскивает его сердце, снова и снова заставляет слышать женский тёплый смех где-то здесь, совсем рядом. Руку протяни и поймаешь ее, и он тянется, но кроме пустоты нащупать ничего не может.

Когда любовь калечит сильнее любого оружия на земле, человек готов молиться и тому, кого в реальности не признаёт, в кого в реальности не верит. Мольба всегда одна и та же: избавь и помоги.

***

Бель с особым удовольствием потягивается, нежится в тёплой постели, а, когда понимает, как сильно опаздывает, почти бежит приводить себя в порядок. Наконец, уложив волосы, спешит вниз. Ее встречает лишь Хосок, завтракающий в одиночестве.

— Доброе утро, Цветочница. Я уж думал на работу не хочешь, — усмехается он, отпивая апельсинового сока.

— Доброе утро. А где Гук? — оглядывается по сторонам, занимая своё место.

— Уехал рано утром. Сказал, дела какие-то, — пожимает плечами, а потом хитро добавляет, — Может, наш младший влюблён?

Но Бель игнорирует последнюю фразу, не желая обсуждать личную жизнь друга.

— Значит, сегодня мой напарник ты, — улыбается она, чувствуя на себе его взгляд, полный раздражения и злости.

— Напарник? — хмыкает он, — Я всего лишь позабочусь о том, чтобы тебя не убили.

— И на том спасибо, — бормочет в ответ, закидывая в рот остатки сэндвича.

Хосок встаёт из-за стола, холодно сообщив перед этим, что у неё есть буквально пять минут. Но этого было достаточно, чтобы допить холодный кофе со льдом и попрощаться с Мисук перед уходом.

Выбрав заднее сиденье, она удобно расположилась в знакомой машине Чона. Заметив внедорожник, выехавший за ними, поджала губы. Юнги не шутил о полной безопасности.

Включив незнакомую ей джазовую музыку, Хосок молча вёл всю дорогу. А когда, Бель радостно вылетела, как только он припарковался, усмехнулся. Направился к охране для обсуждения мест, которые каждый из них должен занять для контроля и наблюдения.

Бель сильно удивилась, обнаружив, что двери магазина открыты. Знакомый голосок из-за больших ваз, успокоил сразу же:

— Бель? Это ведь ты? Думала, ты не придёшь, поэтому решила открыться без тебя.

— Ах, да, я опоздала. Проспала, — вспоминая ночь с мужем, слегка покраснев, произнесла она.

— Ничего, я только рада, что мы поработаем вместе.

— Мэй, ты где? — осмотревшись, спросила Бель.

— Я здесь! Наверху, — звонко смеётся девушка.

Бель поднимает взгляд к прозрачному потолку: Мэй, опираясь на перила второго этажа, где они хранят свои вещи, инструменты, поливает цветы в горшочках, которые змейкой огибают балкончик.

— Спускайся уже, — смеётся, наблюдая за неловкими, неумелыми движениями подруги.

Отходит в сторону к креслам и столику. Кладёт телефон, сумку с ежедневником и личными вещами и включает кофемашину, заваривая для подруги капучино на миндальном молоке, ведь у Мэй аллергия на лактозу.

Чашка с горячим напитком почти падает из рук, когда она слышит громкое мужское «Сука!». Положив кофе на стол, бежит на звуки и, замирает, увидев злого, взбешённого до ужаса Хосока и, кажется, тот весь… мокрый?

— Хосок? — Бель подходит ближе, рассматривая его: белая футболка прилипла к торсу, просвечивая татуировку дракона, который огибает пояс Аполлона; свободные льняные брюки серого цвета тоже намокли, неприятно прилипая к бёдрам. Вода на них расползлась пятнами.