– Чего они там делают? – поинтересовался тот, не меняя ни позы, ни выражения лица.

– Сидят, – пожала плечами девушка.

Улыбка ее несколько поблекла.

– Просто сидят, и все?

– Просто сидят. О чем-то перешептываются.

– О чем?

Девушка снова пожала плечами. Улыбка с ее лица исчезла полностью.

– Ладно, – кивнул Гында, – иди. Да, и забери старый кофейник вместе с этой вот… херовиной.

Он кивком указал на стеклянный колпак, которым была прикрыта тарелка. Девушка поставив указанные предметы на поднос, вышла, оставив после себя легкий запах лесной фиалки (…или это от «винта»?.. Ч-черт!..). Как только дверь за ней закрылась, Гында схватил бутерброд и впился в него зубами. Одновременно свободной рукой он налил себе свежего кофе. Достал пузыречек, намереваясь накапать обязательные пять капель, но в этот момент заверещал телефон. Чертыхаясь, он снял трубку, с усилием проглатывая непрожеванный кусок.

– Флушаю! – проглотил остатки бутерброда. – Слушаю! Да!..

– Петр Владимирович? – поинтересовалась трубка хриплым голосом. – Это я, Вовчик.

– Чего?! – зарычал Гында. – Какой еще, на хрен, Вовчик?!

– Да, Вовчик! Синий!

Синий был одним из его «тайных осведомителей». Законченный синяк и отпетый уголовник. Правда, информацию иногда подкидывал дельную. За что его и держали. Вернее, терпели.

– А-а… Синий, – несколько смягчился Гында. – Ну и что скажешь?

– Ваш кейс светанулся сегодня на Кузнецовском Валу. Дом шестнадцать, квартира тридцать четыре.

– Так! Стоп! Что значит «светанулся»? Когда?!.

– Этим утром. Шкет какой-то с ним вырисовывался. Судя по описанию, дипломат ваш.

– Ну?!.

В трубке растерянно засопели.

– Это все. Больше я не в курсе. Вы лучше пошлите туда кого проверить, а?..

Было слышно, как на том конце провода кто-то закукарекал. Отчетливо и с надрывом. Гында озадаченно посмотрел в трубку.

– Ты звонишь-то откуда? Из курятника, что ли?

– Не-е, – испуганно начал оправдываться Синий, – это у соседки, суки, за стеной петух орет. Он у ней живет. Она его в ванне держит, к октябрьским праздникам ростит…

– Ладно, – перебил Гында, – молодец!

Он повесил трубку и уставился на входную дверь. Кузнецовский Вал… Так, так, так… Да это не писателишка ли наш, случаем?!. Он выхватил из внутреннего кармана записную книжку, нервно начал перелистывать страницы. «Барский, Барский… Ага! Кузнецовский Вал, 16–34. Что б я сдох!.. Так и есть. Ну Шекспир! Ну сволочь!.. И ведь заявился ко мне сегодня, как ни в чем не бывало. Мм… да… Недооценил я вас, Алексей Николаевич, на мне грех…»

– Марина! – рявкнул он в переговорное устройство. – Этих двоих живо ко мне!

«Ну, что ж. Будем принимать меры. Безнаказанно так нагло меня еще никто не накалывал. Ни одна живая сволочь! Будут вам, Алексей Николаевич, деньги на книжку. Будет вам и "Большой Букер" и "Малый"[38]. Ты у меня попрыгаешь, гаденыш такой! Ох попрыгаешь, попомни мое слово!..»

Первым в дверь кабинета протиснулся Плотник. Как обычно, нагло улыбающийся, готовый в любую минуту отвесить одну из своих идиотских шуточек. Увидев Гынду, он осклабился еще шире и с непередаваемой шутовской интонацией молвил:

– З-здрас-с-сьте, Петр Владимирович!

«Дать бы тебе, дураку, в зубы как следует», – подумал Гында. Впрочем, довольно беззлобно.

– Вызывали?

Следом за Плотником вошел Даос. Невозмутимо спокойный и задумчивый, вот только несколько бледнее, чем обычно. Он аккуратно прикрыл за собой дверь и выжидательно посмотрел на Гынду, не произнеся при этом ни единого слова. «Хорошая парочка, – отметил про себя тот, – жалко будет их разделять… Впрочем, это мы еще поглядим. Это еще вопрос не решенный». Выждав с полминуты, он кивком разрешил им сесть. Еще с минуту буравил взглядом, переводя его то на одного, то на другого. Наконец остановил взгляд на Даосе.

– Случилось что-то серьезное? – поинтересовался он притворно ласковым голосом.

Даос сию же секунду изобразил на лице удивление, словно в упор не понимал, о чем идет речь.

– Я спрашиваю, разве Дудник тебе не звонил ночью? – Гында повысил голос. – Разве ты не должен был подъехать в «Золотой выстрел»? Или я во что-то не врубаюсь?!.

– Петр Владимирович… – начал было Даос.

– Что «Петр Владимирович»?! – заорал Гында. – Где ты был, я тебя спрашиваю! Чем вы вообще занимаетесь вторые сутки подряд?! Где кейс? Почему до сих пор не поймали этих ур-родов?!.

– Петр Владимирович, – спокойно возразил Даос, – на место, которое вы нам указали, «эти уроды» не явились.

– Что значит – не явились?

– Не явились, – пожал плечами Даос.

– Угу! – кивнул Плотник. – Зря только проторчали там целых два часа.

– Однако, несмотря на это, – Даос сделал ударение на последнем слове, – мы все же сумели вычислить и перехватить одного из них.

– Вот как? – ухмыльнулся Гында. – Ну и где же он?

– Там, где ему и положено быть, – на дне глаховского пруда.

– С простреленной башкой, – ввернул Плотник.

– Ага?.. – Гында нервно забарабанил пальцами по крышке стола. – А я вас просил об этом?

Даос и Плотник недоуменно переглянулись.

– Я вас за чем посылал, за дипломатом или за трупом? А?!. Где кейс? Почему я его до сих пор не вижу?

– Петр Владимирович…

– Вы же идиоты! Вам же простого дела доверить нельзя. Вы ведь только и можете, что бошки сносить да руки ломать. А еще небось интеллектуалами себя считаете. Интеллигентами. Или нет?

Он уставился на Плотника. Тот поежился.

Гында, заложив руки за спину, подошел к окну, за которым вовсю бушевала гроза. Мутные потоки воды стекали по оконному стеклу. Вспышки молний то и дело чертили небо. Перун обрушивал на Глахов всю свою ярость[39].

– Значит, так, – не поворачивая головы, заговорил Гында. – Поедете сейчас на Кузнецовский Вал, навестите одного моего знакомого. Мне плевать, что вы с ним станете делать, но, если к вечеру дипломат не будет лежать у меня на столе, можете считать, что вы оба уволены. Ясно?!.

Он резко развернулся, пытаясь придать своему лицу яростное выражение.

– Ясно, – вздохнул Плотник. – Я только не пойму, почему это мы всегда крайними оказываемся…

– Работаете потому что хуёво! – заорал Гында.

– Не хуже других! – огрызнулся Плотник, отводя глаза.

– Вот адрес, – склонившись над столом, Гында быстро нацарапал на листе бумаги координаты Барского, – и вытрясите из этого пидора все, что он знает. Вечером дипломат должен быть у меня!

Он передал бумагу Даосу.

– Все! Можете топать.

– Эх-хе-хе, – закряхтел Плотник, поднимаясь с дивана и устремляясь к выходу. – Час от часу не легче…

Даос вышел из кабинета молча. Гында нахмурился, посмотрев ему вслед. «Нет, – решил он, – разделить их все-таки надо. И сделать это нужно как можно скорее. А Даоса… А от Даоса вообще было бы неплохо избавиться. Не нравится он мне в последнее время. Ну о-очень не нравится!..»

Из кабинета они вышли с чувством невероятного облегчения. На сей раз гнев повелителя грома и молний оказался не таким страшным, как ожидалось. Измотанный и уставший, Гында был просто не в состоянии уделить им должного внимания. Под грузом свалившихся на него проблем он орал и требовал невозможного только для виду, сам отлично понимая, что всё, что в их силах, Даос и Плотник и так делают. Обойтись же совсем без наездов и ору он не мог в силу специфики своей натуры.

– Ну что, – веселился Плотник, похлопывая Даоса по плечу, – пронесло на сей раз, а!

– Рано радуешься, – хмурясь, отвечал тот, – он на нас еще вечером отыграется. Или завтра утром.

– Да чихал я на вашего эцилоппа![40] – продолжал резвиться Юрий Алексеевич. – Думаешь, я его боюсь? Да ни фига подобного!