Однажды я пустился в идиотскую педагогическую авантюру – попробовал воспитывать его рублем. За пятерку назначил одну сумму, за четверку – другую, чуть поменьше. Согласен был платить даже за тройки. У Дениса загорелись глаза. Наверное, в его соображалке нарисовалась заманчивая сумма. Но дальше разговора дело не пошло. За деньги тоже ведь нужно работать головой, сидеть над уроками. А это было выше его сил. На улице ждала ватага дружков.

– Что будем делать? – говорит блеклая училка.

– Время такое, наверное, пойдет в бандиты.

– Вы серьезно?

Ну заколебала! Как можно о таких вещах говорить серьезно, с умным видом? Что бы я ни делал, что бы она ни делала, все равно будет так, как больше нравится Денису. Нет, я не самоустраняюсь. Я просто трезво констатирую неизбежность. Может быть, излишне цинично. Но что делать, журналисты вообще люди циничные. Хотя не только они. Таковы все, кто имеет дело с психологией людей. Полицейские, политики, актеры, врачи…

– Не умеете вы быть отцом, – говорит училка.

Английское построение фразы.

– А вы не умеете говорить по-русски, – весело огрызаюсь я.

– А чего я не так сказала?

Что за тичеры пошли! Даже такой ерунды не может сообразить.

Санаторий издательства в ухоженном сосновом бору. Деревянные трехэтажные дома 60-х годов. Вышколенная обслуга. Нас селят на втором этаже. Я и Денис в одной комнате, девушки – напротив. Из окон открывается чудный вид на уютную реку Пахру.

Ужинаем в столовой, похожей на ресторанчик. Посетителей – две пары стариков и старушек, бывших сотрудников газеты. В дальнем углу вырисовывается прямая женская спина с изящным затылком. Что-то знакомое вижу я в линиях шеи. Но где видел, убей, не могу вспомнить.

Дочь отслеживает мои наблюдения и шутливо приказывает:

– Папка, смотри в тарелку.

Лора тонко улыбается.

Денис тянет в бассейн. Женя и Лора забыли купальники – только наблюдают, как мы плаваем. Появляется знакомая женская фигура. Где же я видел эти линии и пропорции? Волосы у женщины спрятаны под шапочку, глаза закрыты очками. Разглядеть лицо невозможно.

Лиля Брик шутила: лучше всего знакомиться в постели. Знакомиться в бассейне тоже неплохо. Ныряю в воду на дорожке, где незнакомка плывет размеренным брасом. Она переходит на другую дорожку, но плывет моим курсом. Ускоряю движение. Но женщина не дает себя догнать. Сильнее загребаю руками и ногами. Не помогает. В конце дорожки незнакомка, оттолкнувшись от бортика, плывет обратно. Я делаю то же самое. Теперь мы соревнуемся уже открыто. Но я по-прежнему отстаю. В состязание вступает Денис, а я выбываю. Плыву спокойно и размеренно. Женя и Лора болеют за Дениса, подбадривая его выкриками.

Таинственной пловчихе надоедает играть в поддавки, она стремительно уходит от Дениса. Доплыв до конца дорожки, сильным движением выходит из воды, снимает очки, стягивает с головы шапочку, волосы спадают на плечи. Так это же наша редакционная «англичанка» Надежда Семеновна! Ведет курсы английского языка, которые я посещаю от случая к случаю. Черт возьми, где у меня были глаза раньше?

Денис тянет в бильярдную. Там уже играют двое новых русских, только не в малиновых пиджаках. Обоим под сорок. Будущие спонсоры газеты. За ними банк «Мегатеп». Один, с бритой головой, назвался Сережей. Другой, чернявый, с вьющимися остатками волос, – Гришей. Спонсоры делают заказ. Официантка приносит взрослым коктейль, девчонкам и Денису – бокалы с соком. Женя тянется к моему бокалу.

– Хочешь узнать, что в голове у человека, отпей из его стакана.

Делает глоток. Но что-то не получается у дочери чтения мыслей. Спрашивает в лоб:

– Папка, а кто эта женщина в бассейне?

Я не успеваю ответить. Появляется Сыр. Сережа с лучезарной улыбкой идет ему навстречу?.

– Виталий Андреевич, как насчет партийки? Говорят, вы большой мастак.

– Можно, – соглашается Сыр, азартно снимая пиджак.

У него хороший глаз и мощный удар. Он раскатывает Сережу в считаные минуты.

– Еще! – возбуждающе требует Сережа.

Вторая партия ничем не отличается от первой. Сережа снова больше наблюдает, чем работает кием. Денис не сводит с Сыра восхищенного взгляда.

– Еще? – спрашивает редактор.

Пока Сережа расставляет шары, бросает мне:

– Что самое главное в жизни, Юрий? Уметь достойно проигрывать. По жизни выигрывает наш благодетель Сережа. А я только держу фасон.

– Виталий Андреевич, ну что вы такое говорите?! – укоризненно восклицает Сережа.

Я был наслышан о нем, а теперь мог рассмотреть. Смесь задора и вялости. Решительности и лизоблюдства. Образованности и тупости. Человек учился, но не самообразовывался. Попадал в трудные ситуации, но в критические моменты давал слабину. Любит болеть за футбольную команду, а сам ни разу в жизни не бил по мячу.

– Бывший комсомольский вождь? – спрашивает его Сыр.

– Предположим, – отвечает Сережа.

– Просаживаете партийные бабки?

– Допустим.

– Ну-ну, прохиндей, – ворчит Сыр, загоняя в лузу очередной шар.

В бильярдную заглядывает сотрудница Дома отдыха:

– Товарищи, прошу всех на ужин.

– Господа, – объявляет Сережа, – ужинаем в ресторане.

Сыр упирается:

– Нет, господа-товарищи, давайте подпишем бумаги здесь, и я поеду домой.

Но Сережа делает отметающий жест.

– Нет, Виталий Андреевич, только после ужина.

Девчонки вышли из номера принаряженные. Денис в своем клетчатом пиджаке, купленном недавно в комиссионке, выглядел лет на шестнадцать. Я в спортивном костюме смотрелся, будто после утренней пробежки.

Сережа, Гриша и Сыр уже сидели за большим столом, заставленным деликатесами. Можно было не гадать о происхождении денег бывших комсомольских вождей. Это были те самые партийные бабки, о которых много гадали в печати. Мол, куда они спрятаны? А вот сюда. Часть из них, которые не вкладывались в приватизацию, элементарно пропивалась и проедалась.

За соседним столиком ютилась скромно одетая «англичанка» Надя. Она и на уроках в редакции особенно не выряжалась. И от этого только выигрывала. Если красота сама по себе наряд, зачем еще какие-то тряпки? Она незамужняя, это факт, думал я про нее, замужние по домам отдыха не шастают. С замужними я принципиально не связывался. Придерживался принципа, что не по-мужчински кому-то наставлять рога. Мало ли свободных баб?

Итак, Надя, Наденька. Хорошее имя. Малость устарелое, но теплое. Сколько ей? Тридцать? Тридцать пять? Хорошо и то, что преподает английский. Мне как раз не хватало разговорной практики, дающей навык беглой речи.

Сережа обхаживал Сыра. Делал он это, надо признать, грамотно. Говорил то, что, казалось бы, не могло вызвать у старика возражений.

– Пресса должна улучшать ментальность народа. Честность нации, культ закона, социальная справедливость – вот что мы должны проповедовать на страницах нашей газеты, несмотря ни на что. Капли точат камень, трава рвет асфальт. Так и мы…

Но Сыра на мякине не проведешь.

– Бросьте, молодой человек! – обрывал он Сережу. – Сегодня никакие капли не точат никакие камни. Скоро люди вообще перестанут покупать газеты по причине их дороговизны. Поминки газетной журналистики можно начинать хоть сегодня. Ближайшее будущее за телевидением.

– Это вы зря, Виталий Андреевич, – спорил Сережа. – Мы с вами этого не допустим.

К Наде подсела большая женщина с грубым лицом, бухгалтер издательства. Зоя, или Золушка. Голос у нее был низкий, прокуренный. К тому же говорила она громко, поглядывая на меня.

– Ну что тебе сказать, незабудка моя? Конечно, не первой свежести, но на морду не урод. Хотя по сравнению с твоим Иннокентием Викентьевичем, конечно, дохловат. Кешу твоего можно было терпеть за патологическую доброту. А что этот собой представляет, еще неизвестно.

Неужели это она обо мне? Косит-то глазом в мою сторону. И голос повышает.