Семерки отличались прямолинейностью суждений и поразительной честностью. Поэтому странно и удивительно, но среди них было много нотариусов, адвокатов и рядовых жандармов.

Восьмерки были добродушными и веселыми. Их любили все, кроме Единиц, которые предпочитали только общество себе подобных. Среди представителей этого клана было много булочников, бакалейщиков и работников цирка.

Клан Девяток, как уже упоминалось, состоял только из представителей духовенства. Вместе с бургомистром и главным судьей служители церкви строго следили за исполнением законов.

К слову, о законах. Их существовало не так уж много, не больше, чем в любой другой стране. Но одно правило стояло особняком, и его нельзя было нарушать под страхом смерти и вечного забвения кланами: «Никто не может вступать в брак или иную мирскую связь с представителями клана Девяток». Наказанием законоотступникам служила публичная казнь.

Строго говоря, с нарушения именно этого грозного закона и начинается наша история. Юноша из клана Единиц, единственный сын бургомистра Цифербурга – Инт – полюбил послушницу монастыря Святого круга из клана Девяток – Фир. Они скрывали свою любовную связь так долго, как могли, но у любви нередко бывают последствия. Девушка обнаружила, что беременна, и молодые люди пришли в ужас. Они понимали, что грозит им и их ребенку. Поэтому влюбленные решились бежать из города, пока положение девушки не стало всем очевидно.

Однажды глухой темной ночью в канун большого праздника они встретились за стенами монастыря и решили идти в горы. Там можно было найти пещеру, пригодную для житья, а в предгорье росло много ягод и плодовых деревьев. К тому же в лесах в избытке водилась дичь, а в реке неподалеку было полно рыбы. Инт был одним из лучших охотников города и победителем на соревнованиях лучников. Одним словом, наивные дети решили, что смогут быть счастливы в горах сначала вдвоем, а впоследствии втроем с ребенком.

Первые четыре месяца они были абсолютно беззаботны и довольны своей жизнью. Они обустроили себе жилище в пещере за высоким выступом, который защищал их от ветра и скрывал огонь очага от любопытных глаз. Их каменная обитель, должно быть, ранее была огромным гротом в самом сердце горы. Со временем часть стен обрушилась, образуя более мелкие пространства. Пещера имела три входа-выхода. Один – со стороны лесов, окружавших Цифербург. Другой извилисто вел на вершину горной гряды, почти за облака, туда, где царил вечный холод, и искрились шапки льдов. Третий проход выводил за пределы Пифагории.

Недалеко от первого входа, в самой просторной «комнате», наши герои проводили большую часть времени. Ведь оттуда открывался потрясающий пейзаж, а также вдалеке были видны шпили родного города. У прохода к вечным льдам они обустроили кладовую для провизии, там всегда было прохладно, и дичь сохраняла свою свежесть. У третьего выхода они соорудили импровизированную кухню, сумев вывести в проход дым, который теперь не мог выдать их местонахождение.

Фир хорошела с каждым днем и округлялась, а Инт чувствовал себя мужчиной, способным защищать и обеспечивать свою семью. Оба с нетерпением ждали появления ребенка на свет. Но они были еще сами детьми и ничего не знали о том, как рождаются дети и какие испытания им еще предстоят.

Как на грех, роды начались глубокой ночью. Разразилась страшная буря с потоками дождя и разрывами молний. Небо стонало от терзающей его стихии. Набожная Фир решила, что это гнев божий за то, что они нарушили древний закон, и перестала бороться за свою жизнь и жизнь своего ребенка. Напрасно Инт уговаривал ее потерпеть и быть мужественной, хотя сам был в ужасе от того, что никак не мог ей помочь и облегчить боль. Он хотел бежать за помощью в город, наплевав на страх перед смертной казнью за их проступок, но не смог оставить девушку одну среди ревущей грозы.

На заре, когда раздался первый детский крик, небо, как по волшебству, очистилось. Сначала появилась на свет хорошенькая девочка-Единичка. Счастливый новоиспеченный отец с трепетом взял малышку на руки и улыбнулся уставшей, но радостной Фир. Но вдруг ее лицо исказилось в гримасе боли, и на свет появился еще один ребенок – мальчик. Но никто не обрадовался его появлению. Он ни на кого не был похож, и на его теле отсутствовало родимое пятно. Фир долго отказывалась брать его на руки и даже кормить, но вскоре материнский инстинкт взял верх, и малыш получил свою долю ее любви и ласки. Инт же не смог преодолеть свою неприязнь к сыну и страх перед неизведанным, поэтому отдал все свои отцовские чувства дочери, которую назвал Миа.

Казалось бы, все тревоги и печали позади, и теперь они заживут вчетвером долго и счастливо. Но Фир простудилась, и ее ослабленный родами организм не смог справиться с болезнью. Через две недели после рождения двойняшек она умерла.

Перед самой смертью, глядя на плачущего у ее ног возлюбленного, Фир попыталась подняться и с трудом произнесла:

– Инт…

– Любимая, тебе нельзя подниматься. Лежи, набирайся сил, ты обязательно поправишься. Ты так мне нужна! Как я буду жить без тебя? Как я буду дышать, если тебя больше не будет?!

– Ты должен жить ради наших детей. Пообещай мне, что позаботишься о них после моей смерти.

– Но… ты не умрешь!

– Пообещай!

– Я обещаю, любимая, клянусь!

Из последних сил Фир подняла руку, чтобы коснуться щеки любимого, посмотрела долгим нежным взглядом на детей, мирно посапывающих рядом, и скончалась. Инт был безутешен. Собрав самые красивые камни в округе, он похоронил Фир в ее любимом месте с видом на маленький пруд, вокруг которого цвели маки. На стене он нацарапал ее имя и знак «9».

Ему ничего не оставалось, как взять детей и идти к родителям просить помощи и, если получится, убежища. Бережно укутав в единственное одеяло Мию, он хотел было оставить сына на верную смерть в этой отрезанной от людей пещере. Но, вспомнив, как Фир перед смертью умоляла его позаботься о детях, не смог нарушить свою клятву, данную любимой.

Под покровом ночи он знакомыми с детства переулками крался к родительскому дому, и тут его осенила мысль: оставить сына у дверей монастыря. «Ведь монахи, посвящающие себя служению богу и смирению, не смогут бросить на произвол судьбы невинное дитя, особенно, если им не будет известно, что ребенок – плод запретной любви», – убеждал себя Инт. Так он и поступил. Но подобная мысль, видимо, пришла в голову не только ему: у дверей монастыря Инт увидел корзинку с новорожденной Девяткой. Недолго думая, он положил сына рядом с девочкой, написал соком ягоды у него на щеке цифру «9», надеясь, что сначала их примут за двойню. И, не оборачиваясь, ушел.

Дойдя до отчего дома, он тихонько постучал в окно материнской спальни. Инт надеялся смягчить сердце матери. Он знал, что ему потребуется ее заступничество в разговоре с отцом. Несмотря на то что он был единственным сыном, бургомистр мог собственноручно вызвать жандармов и отдать его в руки правосудия. Мать выглянула в окно и ахнула:

– Сыночек, это ты?! Мы думали, ты уж сгинул. Я все глаза выплакала.

– Да, мама. Это я, Инт. Но я вернулся не один, а с дочкой. Отец дома?

– Пока нет, на службе еще. Заходи тихонько через черный ход, чтобы тебя никто ненароком не увидел.

Едва Инт вошел в дом, как мать со слезами счастья и одновременно горя на глазах кинулась к нему. Она долго его обнимала и целовала, восхищенно смотрела на внучку и снова плакала.

– Сыночек, что же ты натворил?! Ведь за это положена смертная казнь, и отец не сможет тебе помочь, ведь он глава города и должен стоять на страже законов.

– Я знаю, мама. Поэтому я решил бежать в Интеграл-град и попробовать стать архитектором. Там меня никто не знает. Я сменю имя, тем более, что здесь меня считают погибшим, и никому не придет в голову меня там искать. Об одном прошу, возьмите к себе Мию. Она свет моего сердца, но взять ее с собой я не могу.

– А как же ее мать? Где Фир?