– Знаешь, а я ведь трезвый на самом деле. И даже не такой уж и наглый. Мне просто грустно было.

– А мне так просто все надоели. Особенно Дима этот.

– А что Дима?

– Да достал просто: «Солнышко, можно я тебя обниму? Солнышко, можно я тебя поцелую? Солнышко, можно я отойду на минутку?» И так все время…

– Так это… я опять разрушил чьи-то чувства и разбил чье-то любящее сердце?

– Похоже на то.

– Блин, так это… Солнышко, а можно я тебя поцелую? – спрашиваю. А она подушкой меня по голове, подушкой… Не, иногда все-таки без спросу лучше!

Все рассмеялись, и даже вечно задумчивый Художник, наконец, отвернулся от окна и отложил в сторону фотографию.

– Стас, я все думаю, а каким ты был, когда был маленьким? – вдруг спросил он, пристально оглядывая Грязного Стебщика с головы до ног.

– Ну, наверное, маленьким и был. А что? – растерянно отозвался тот.

– Ну, не сразу же ты стал таким, как сейчас. Что-то ведь, наверное, случилось с тобой еще в пору безоблачной юности, раз уж теперь ты…

– Блин, Художник, вечно тебя тянет на философствования в ненужное время. Не нагоняй тоску! Я тоже люблю пофилософствовать, но выбираю время и место. Например, в постели после хорошего секса… Ох, как меня тянет тогда пофилософствовать! Наглец, тебя тянет порой пофилософствовать после секса?

– Нет, меня чаще после хорошей драки тянет пофилософствовать, – усмехнулся тот.

– Да??? Хм…а ты, случайно, с девушками не дерешься в постели? Ну ладно-ладно, я просто спросил. Просто когда Художник начинает нудеть, мне становится как-то не по себе. Прям как сломанный компьютер, который выдает совсем не то, о чем его просили – такой же тошный. Художник, не нуди, а? Лучше бы компьютер починил, а то от вас двоих мне одинаково грустно. Не нагоняй тоску!

– Кстати, а что такое с нашим компьютером? Кто-то опять лазил по порно-сайтам и нахватал вирусов? А, Стас?

– Я же просил – не нуди! Ну что я, виноват, что ли, если они…

– Ладно, бог с ним, с компьютером. Что же до твоей грусти… Всегда знал, что перспектива умственного труда для тебя очень тосклива, Стас. Но все равно попробуй задуматься на мгновение – зачем все это?

– Хм… что это? Порно-сайты?

– Пикап, дурачок. Зачем мы этим занимаемся? Не только же ради секса. Думаю, даже ты отдаешь себе отчет, что секс здесь все-таки не главное. Или нет? Не разочаровывай меня!– Художник обвел пристальным взглядом всех присутствующих. – Мы словно играем в какую-то странную игру. Мы выучили правила, мы перестали быть глупыми влюбчивыми мальчиками-романтиками, мы не бегаем за девушками, мы с ними только спим и бросаем… Мы избавились от наивности, мы сочинили себе новую мораль, потому что старая нас не устраивала. Мы пересмотрели свои взгляды на мир, мы научились жить по-другому. Но стали ли мы счастливее от этого? Или тогда – ради чего все это?

– Художник, – вдруг подал голос молчавший до этого Оле-Лукойе. – У тебя что-то происходит?

– Происходит, – кивнул головой тот и еще раз взглянул как-то странно на примолкнувших вдруг друзей. – Только не у меня. У всех нас.

– Не нагоняй тоску! – снова попросил Стас. – Терпеть не могу, когда ты такой. К чему все эти задумчивые премудрости? Пойдемте лучше на улицу, устроим очередной боевой вылет! Нас ждут девчонки – веселые, молодые, симпатичные девчонки с упругими сиськами и аппетитными попками, которым нет дела до философствований и которые просто хотят трахаться. Я вот вчера такую блондиночку…

– Заткнись, Стас! – вдруг с неожиданной резкостью бросил Наглец. – Художник, продолжай…

– А я, собственно, уже закончил, – развел руками тот. – Я ведь не собирался открыть вам какую-то философскую тайну или что-то в этом роде. Просто предлагал задуматься над вопросом, который (я уверен!) каждому из нас приходил в голову. Хотя бы однажды. Даже Стасу, хотя он упорно старается нам внушить, что его голову мысли вообще не посещают. Обходят стороной. Но на самом деле, если знать его чуть получше и заглянуть чуть поглубже…

– Во-во! Что вы знаете о моей голове? – обиженно буркнул Грязный Стебщик. – На самом деле, там такие мысли водятся! Если заглянуть поглубже. Я – натура глубокая и сложная! Если знать…

– Стас, – улыбнулся Художник, – я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было. И могу засвидетельствовать, что в твоей голове водятся мысли в основном об упругих сиськах и аппетитных попках. И ничего, ну абсолютно ничегошенки сложного в тебе нет. Вот только и ты (я уверен!) порой задумывался над вопросом – зачем же мы играем в эту игру?

– Ну и – зачем? – заинтересованно спросил Рэндом. – Как ты считаешь?

– Не важно, что считаю я. На этот вопрос каждый из нас должен ответить самостоятельно. Для себя. Вот поэтому я и предлагаю подумать. Не сейчас. Вообще.

– Не люблю я думать. Голова болит, – буркнул Стас. – Когда я трахаюсь, мысли в голову не лезут.

– Вот поэтому тебя мы сегодня и не возьмем с собой. Оставим здесь, в одиночестве, чтоб ты хотя бы попробовал напрячь голову. Привыкай. Это иногда полезно. Заодно и компьютер реанимируешь. А остальные… Ну, что приуныли, братцы-кролики? Пойдемте же и правда на улицу, хватит торчать взаперти. Нас ждет очередной боевой вылет, нас ждут девчонки – веселые, молодые, симпатичные… Которые, как и мы, рады порой сыграть в одну увлекательную игру. Так не будем отказывать им в этом удовольствии! Посмотрим, кто играет лучше. Только Стас не будет играть, он сегодня будет трахаться с компьютером. Судьба к нему жестока.

– Почему-у-у??? – взвыл Грязный Стебщик. – Так нечестно!

– Жизнь несправедлива. Смирись! – посоветовал ему Наглец. – И вообще, ты сломал комп, ты и чини. Все честно.

– Ну, я вам это еще припомню, – продолжал бурчать Стас, хотя и понимал уже, что это бесполезно. – Они там, значит, играться и трахаться будут, а я тут…

– Что поделать? Кому-то трахаться с девушками, а кому-то – с компьютерами. Распределение труда. Смирись!

– Смотрите – не заиграйтесь там!

– Ты прав, Стас, – задумчиво кивнул Художник. – В игре под названием «соблазнение» главное – не заиграться…

Так и не показав никому записку, он свернул ее в кривой самолетик и плавным движением отправил через окно навстречу весеннему ветру – по сужающейся спирали куда-то вниз, в лужу, в вечерние сумерки…

Глава 2

…Да, Художник, это всего лишь мое очередное незаконченное письмо. Неотправленное и никогда не будущее таковым, потому что адресовано тебе. Потому что я не знаю, где ты, и никто, наверное, не знает. Потому что пишу для себя, хотя и разговариваю с тобой. А письма эти потом отправляются вместо почтового ящика в ящик письменного стола.

Как думаешь, что можно найти в ящике письменного стола, если в кои-то веки ты вдруг начнешь его разбирать? Я вот вчера нашла: свою старую фотографию (когда-то точно такую же дарила твоему брату); бумажки со знакомыми на вид номерами телефонов, но без имен и фамилий; тест на беременность, купленный лет 5 назад; школьные записки о том, кто пойдёт отвечать следующим, чтобы спасти тех, кто не сделал домашнее задание; бесчисленное количество открыток с разными поздравлениями (от людей, которых сейчас уже и не вспомню, наверное, как будто их и не было), и еще много всего, что нормальные люди называют хламом и выбрасывают. А мне кажется, что это означает выбрасывать свою жизнь. Ведь тогда я больше никогда не вспомню все это. Что еще может так разбередить душу и разворошить все те воспоминания, которые преследуют меня сегодня весь день? Весь этот дождливый и странный день…

Нет, мне не грустно. С чего ты взял? Я не грущу, просто дождь подмочил мое настроение. Просто промокшие насквозь улицы обладает странным очарованием, внушающим тягу к тихой лиричной печали. Ты не замечал?

Но мне хорошо. И что до того, что отсыревшие эмоции стремятся выползти наружу, хлюпая носом? Пусть!

Мы сроднились с этим дождем, и я чувствую его весь – до последней капельки, до самой маленькой дождинки, самой крошечной клеточкой своего тела. Я сняла туфли и шлепаю босиком по лужам, а струйки воды с моих волос щекочут шею, заливаясь за шиворот. Так смешно! И приятно…