– Любой фокус теряет свое очарование после того, как раскрыт его секрет.

– Да уж… и все же… Вряд ли кому понравится, если он узнает, что неожиданно-красивое случайное знакомство на самом деле было расписано по нотам заранее. За это пикаперов и не любят девушки. И их можно понять.

– Вот только они сами мечтают о чем-то необыкновенном и красивом, о сказочном принце и романтичном герое, не уставая твердить, что устали от скучных и банальных парней.

– И в то же время ценят искренность и честность.

– И моментально теряют интерес к тому, кто будет с ними до конца честен и раскроется полностью. Скучно, знаете ли, когда уже нет никакой интриги…

– А лекарство от скуки – игра? Что ж… Вот только играете вы с живыми людьми. А искренность…

– Брось! Как будто одно исключает другое. Сам ведь знаешь, что ситуации, когда с одной стороны чистая искренность, а с другой – чистая игра, встречаются крайне редко. И уж как раз девушки-то любят играть не меньше нашего! Все мы играем в какие-то игры время от времени, и все мы искренны до какой-то степени. Отношения (даже самые искренние, честные и откровенные) совсем без игры, без флирта, без перчика – ну что это за отношения??? Точно так же как чистая игра, удачный флирт, противостояние двух хороших игроков со временем приедается и перестает будоражить кровь, если только не переходит на новый уровень (в котором появляются искренность и доверие).

– Почему же мальчики обычно так не любят девушек, которые играют?

– Потому что любая девушка от природы – актриса, кокетка, не желающая подчиняться правилам, играющая как ей вздумается, забавляющаяся с глупыми мальчиками (которые не умеют играть, а живут по правилам), как кошка с мышкой.

– Почему ж девушки обычно так не любят пикаперов?

– Потому что это мальчики, которые умеют играть. Которые переигрывают девушек в их же любимой игре (и ты прекрасно знаешь, что большинство пикаперских техник – переиначенные женские приемчики). Которые не желают быть мышкой, с которой забавляется кошка, а хотят поменяться ролями. Которые играют по своим правилам и заставляют девушек подчиняться и принимать их. Вот тут девушки начинают обиженно плакаться и возмущаться, что так нечестно, какие пикаперы плохие, и почему они играют, вместо того, что бы быть искренними? Хотя, еще раз повторюсь, сами девушки – от природы прекрасные актрисы и соблазнительницы, обожающие играть, и то, чему мальчики долго и старательно учатся на пикаперских курсах, они впитываю с молоком матери и опробывают еще в детском саду. И играть они не прекращают никогда, даже когда у алтаря клянутся в вечной любви.

– Я не спорю, – Олег вздохнул, – что флирт, заигрывание, эмоциональный поединок – очень увлекательная и захватывающая игра. Будоражащая кровь и добавляющая адреналина. И кто же откажется поиграть в нее, особенно, если он играть умеет? Но рано или поздно даже у самого хорошего игрока наступает момент, когда игры приедаются, и хочется уже чего-то настоящего. Быть хладнокровным – ужасно скучное занятие. Рано или поздно любое сердце должно оттаять, а эмоции – выйти из под контроля. Жаль только, что нередко бывает так, что с одной стороны уже все игры кончились, а другая сторона еще не наигралась.

Игры бывают разные, Художник. Игры любят все. Главное – не заиграться. Помнишь, ты сам это сказал когда-то?

– Помню, – задумчиво сказал тот, снова погружаясь в воспоминания о прежних днях…

* * *

– Да не знаю, чего-то понесло меня тогда, – отмахнулся от расспросов Стас, продолжая, тем не менее, весело улыбаться собственным мыслям. – Художник, видимо, достал своими грустными размышлениями, ходит тут, навевает тоску…

«Навевающий тоску» никак не отреагировал на выпад Грязного Стебщика, продолжая сидеть на подоконнике и задумчиво вертеть в руках какую-то записку с фотографией, прерываясь лишь для того, чтобы время от времени полюбоваться сквозь стекло на вечернее небо. Всем было интересно, что же это за записка, но он никому не желал ее показывать, а спрашивать никто не решался. Собравшаяся компания вновь обратила свои взоры на Стаса, и тому волей-неволей пришлось продолжать.

– В общем, грустный я был тогда. И одинокий. Да, бывает со мной такое, не удивляйтесь. А это очень плохо кончается, как правило. Я буянить начинаю обычно. Или так, выпендриваться… шалить немного. Ну, то есть, немного больше обычного. А шалости до добра не доводят!

Он поучительно поднял палец, как будто наставительный тон на самом деле требовался кому-то среди этой компании, кроме него одного. Остальные лишь хмыкнули, пряча улыбки. Всем был прекрасно известен характер Стаса и его выходки, так что…

– Знакомят меня, значит, с хозяйкой квартиры, – продолжал Грязный Стебщик, – а я ей гордо так и повелеваю: “Хозяйка, ты мне сразу показывай, где у тебя унитаз. Я его запугаю сейчас, пока мы с ним трезвые, а то пьяного он меня и подавно испугается…” Хозяйка от наглости моей оторопела, не ожидала такого. Так оторопевшая и пошла покорно показывать мне унитаз под недоуменное переглядывание гостей. Показала. Ничего так себе унитаз, симпатичный. И даже совсем не страшный – на трезвую голову-то. Но нам ведь еще с ним вечером обниматься, как с родным, и не хотелось бы, чтобы он от меня убегал, а я бы его догнать не мог. Так что пусть привыкает. Я перед ним на четвереньки встал и как залаю! Он побелел весь и в угол забился. “Ну, – говорю хозяйке, – теперь показывай кухню. Я там есть буду!” Наглость – второе счастье, как меня некоторые учили, верно ведь?

Развалившийся на диване двухметровый красавец-атлет Андрей по прозвищу Наглец лишь снова хмыкнул в ответ.

– И что вы думаете? Ведет она меня на кухню и даже холодильник передо мной, как лимузин, открывает! – Стасик наглядно изобразил руками, как было дело. – Я хвать оттуда кусок колбасы, куснул его разок для острастки и с этой колбасой в дальнейшее путешествие отправился. Говорю: «Так, это ванная, здесь я буду поутряни умываться с бодунища! О, а это комната большая, светлая. Здесь пускай народ тусуется, токо не очень громко». Ловлю незнакомого молодого человека, который слишком уж на хозяйку поглядывал и спрашиваю: «Ты кто?»

– Дима, – отвечает он, подозрительно меня оглядывая.

– Вот что, Дима, ты мою колбасу подержи, а я щаз шампанского откупорю. Токо кусать ее не смей, она мне теперь как родная…

Дима офигел, но наглость мою стерпел и колбасу честно в вытянутой руке держит, а я, тем временем пробкой из бутылки в форточку “бабах” и давай шампанское из горла пить. Отпил чуток и хозяйке предложил: «Буш?»

Она как-то плавно в роль вошла – улыбнулась, шампанское взяла и тоже из горла… Отобрал я у Димы колбасу и спрашиваю: «А веселится-то мы будем, будем веселится-то, граждане?» Хозяйка тоже, видать, веселиться собралась, потому что протягивает мне бутылку вина, предварительно отхлебнув опять-таки из горла, и спрашивает: «Буш?» Вот мы вино с шампанским попеременно с ней хлещем, счастья – аж душа радуется!.. Наглость – второе счастье ж! Ну, я уже говорил… Только народ присутствующий почему-то не рад, что нам весело.

– Я их где-то даже понимаю, – смеясь, отозвался с дивана Сашка, прозванный Рэндомом за свои рыжие волосы и пронырливость. – Они тут, понимаешь, отдыхали, развлекались, а вдруг пришел какой-то мудак и все испортил…

Стас отмахнулся и продолжал свое повествование дальше:

– Короче, начали они расходиться. Я еще даже обход квартиры не закончил, а их уже почти не осталось. Странные люди, да? И вот натыкаюсь я на следующую дверь: «О, хозяйка, так это ж спальня. Мы с тобой тут спать будем!» При этих словах гости окончательно рассасываются. Дима, по-моему, последний уходил.

– А почему бы и нет? – говорит хозяйка и сама задорненько так мне улыбается.

Я вообще-то ждал по роже. Если честно. Наглость – она, конечно, хоть и второе счастье, но все-таки… Однако ж, отступать было некуда. Пришлось спать. Получилось неплохо. Только хозяйке этой я потом говорю: