Пока мама набирала воду, Лура аккуратненько спустилась по скользкому, и у самого уреза воды набрала горстку размокшей глины. Путь наверх пришлось преодолевать на четвереньках, но Лура справилась и с ним. Поднялась и довольно принялась замешивать глину в ладошке. Ботиночки, платье, даже мордашка были щедро измазаны. Недаром Мурава набрала два пребольших ведра воды. Стирка вечером будет основательная.
Внизу, в долине, да и во всём обитаемом мире, если пятилетняя девчушка вздумает так себя вести, мать немедленно принимает самые решительные меры: «Ты что извазюкалась, как свинья?», «Как не стыдно, немедленно прекрати!», «На кого ты похожа?», «Что ты тут за колдовство развела?»…
Только в пригорном селении матери принимают происходящее с терпением и даже радостно, потому что к пяти годам девочки действительно начинают колдовать, и никто не знает, что у них получится в конце концов. У парней всё проще, да и чародейный возраст у них наступает позже. А у дочерей, которые ещё вчера были чистюлями и акуратницами, как прорывает что-то. Любуйся мама перемазанной красавицей и радуйся в ожидании чудес.
Принесённую воду Мурава процедила через кусок рединки в большое деревянное корыто. Не так просто силой волшебства вскипятить два ведра воды, но это проще, чем наколдовать печь, истопить её, не имея дров, а воду кипятить в медном тазу, какой бывает только в богатых домах. Подобные хитрости предлагают мужчины, а хозяйки обходятся деревянным корытом, порой даже расколотым. Ничего не поделаешь, женские чарыкуда изощрённей мужских и требуют прорву сил, чтобы поддерживать в порядке даже самый убогий дом.
Вода в корыте зашлась белым ключом, Мурава кинула в закипающую субстанцию пучок душицы, чтобы хоть немного отбить гнилостный запах. После того, как вода закипит, надо дать ей остыть, и снова процедить через другую тряпочку, почище первой. Непросты повседневные заботы сельской колдуньи. В доме душно и парно, смердит гнилью и острым запахом душицы. Мурава мечется заполошная и распаренная, как из бани, чумазая Лура сидит в своём законном уголочке и месит в ладошке грязь. Не самая лучшая минута, чтобы принимать гостей. Потому сельчане и не любят пускать к себе посторонних. Всё хозяйское волхование происходит при запертых дверях. Попробуйте силой воли вскипятить на улице ведро воды. Верней всего, ничегошеньки у вас не получится. А в четырёх стенах — пожалуйста.
В дверь постучали.
Мурава напряглась, собирая колдовские силы. В домике сразу стало попрохладней, затхлый запах почти исчез, заглушённый ароматом травы. Ладонями согнала с лица проступавшую усталость и пошла открывать. Дверь была не заперта, но в дом, где живут ведьмы, без спросу лучше не входить. Умный человек подождёт за дверью.
За дверью стоял Кудря. За последнее время он вытянулся ещё больше, перерос всех мужчин селения, но оставался таким же нескладным, как и прежде.
— Тётя Мурава, — произнёс Кудря, снимая с пояса флягу, — я Луре чистой воды принёс. Я увидел, как вы в яме воду черпали. Не годится Луре её пить. Мне отец позволяет из родника пить сколько угодно, но только дома. А на улицу можно брать фляжку. Но я на улице потерпеть могу. А Луре надо.
Мурава вынесла чистый горшочек, Кудря осторожно перелил туда воду.
— Спасибо тебе, — сказала Мурава. — Ты самый лучший человек в селении.
— Нет. Самая лучшая в селении, это Лура.
Самая лучшая Лура, извазюканная, как болотный чвар, вылезла из своего угла.
— Кудря, а у тебя там не осталось одной капли воды? Мне очень надо.
— Не знаю. Я, вообще-то, всё перелил. Но я посмотрю.
Кудря откупорил фляжку, наклонил. Большая капля собралась на горлышке, помедлив, упала в подставленные ладошки.
— Здорово, — сказала Лура. — Теперь у меня всё получится.
Обрадованный Кудря убежал вприпрыжку, что вовсе неприлично взрослому мужчине, каким он считался.
Мурава вернулась в дом и только тут заметила, что, наводя порядок, пропустила рединку, сквозь которую первый раз процеживала болотную воду. Тряпка мокрой грудой лежала на полу, по ней ползали червяки и мокрицы, в изобилии водившиеся в болотной яме. Мурава взяла её двумя пальцами, вынесла наружу, вытряхнула паразитов и повесила сушиться на жердину. Завтра горное солнце выжжет всю нечистоту, обратив её в пыль. Пыль можно выбить и рединку вновь использовать по назначению.
Теперь закрыть дверь, присесть на постель. С водой можно закончить и завтра, пусть пока отстоится. Больше всего хотелось лечь и закрыть глаза, но надо готовить обед, он же ужин. Самой есть не хочется, но Луру надо кормить. Девочке скоро пять лет, а она по-прежнему коротышка, Кудре до пояса не дотягивается. Хороший парень Кудря, одно беда, с Лурой они не пара. И не потому, что Кудря на десять лет старше; пройдёт время, подравняются. И не в росте дело: Кудря высоченный, что сосна, а Лура — малый кусточек. Но если кормить девочку, как должно кормить детей, то уже к шести годам Лура исправится и в росте и во внешности; все парни начнут на неё оглядываться. И всё же, они не пара, просто потому, что Кудря — сын и наследник самого богатого жителя селения водяника Клаза, а Лура из беднейшей семьи.
В дверь постучали. Верней не постучали, а ударили чем-то тяжёлым.
В доме было более-менее пристойно, Мурава сразу пошла открывать.
Вот уж кого она меньше всего ожидала увидеть! За дверью, опираясь на костыли, стоял Никол.
Отец Никола лавочник Порш славился крутым нравом. Шептались, что свою жену он забил до смерти. Во всяком случае, она быстро сошла в могилу, оставив двоих детей: дочь Кану и сына Никола. Детей лавочник взялся воспитывать со всей строгостью. Крики из дома, поставленного рядом с лавкой, слышались часто, но никто из соседей не смел вмешаться. Попробуй, сунься в дом, где живёт один из самых могучих колдунов селения. На улице или на совете Поршу можно противоречить, а в его доме — ни-ни! Хозяин сам дом ставит, без гвоздя, без топора, без помощников, и потому он там полный властелин.
Дочь Порш воспитывал по-мужски: плёткой, а не крапивой, как велит обычай. Драл за то и за это, да и переусердствовал: Кана повесилась на воротах родного дома. Но и с Николом Порш нрава не укротил, тем более что наследничек уродился вороватым, лживым и непокорливым. Последний случай, когда Никол впёрся в запретный лес, а там вмазался в чужое колдовство, касался уже не родительского запрета, а законов селения. По закону и совести Никола должны были спустить с откоса вместе с Арченом, и только Порш сумел избавить паршивца от казни, но уж зато порку устроил сверхъестественную. Но кто мог думать, что в самый разгар экзекуции Никол захлебнётся криком и перестанет дышать.
Стерва Пухана вытащила парня с того света, хотя калекой он остался, видимо, навсегда. А сколько серебряных шлёндеров перекочевали из денежного ящика в жадные лапы лекарки, знает сам Порш, да ещё Пухана.
Но именно тогда Порш понял, что остался совершенно один. Ни жены, ни дочери, ни единого близкого человека, только калека-сын, ненавидящий папашу всеми ошмётками души. После страшной порки ноги у Никола отказали. Их не совсем парализовало, но держать тело они не могли, ходил Никол с помощью костылей. Если вдуматься, Никол сам виноват: незачем было лезть в запретный лес. Но Никол считал, что виноват отец, и Порш покорно принял эту вину. Руки, обожжённые белой ртутью, покрылись незаживающими язвами, уж тут-то отец не при чём, но и в этом несчастье Никол винил батюшку.
Всего-то прошло пара месяцев с момента изгнания Арчена, но как переменилась жизнь!
Оправиться после избиения Никол так и не смог. Ноги, вроде бы, живы, но не держат его. Ходить удаётся только с помощью костылей, руки покрыты коростой и кровят из трещин. На человека угробище, в которое превратился Никол, ничуть не похоже, и виноваты в том двое: проклятый Арчен и любимый папенька.
Никол переселился из комнат, которых в доме было несколько, в лавку и основное время проводил возле денежного ящика, куда лазал, словно в собственный карман. Деньги ему тратить было некуда, просто в таком хозяйничании представлялось что-то вроде мести. Ещё ему представлялось в мечтах, будто он бьёт папаню тщательно сберегаемой плетью. С этим пока приходилось погодить, отец ещё не вполне ослаб и под плеть мог не лечь.