— Ишь ты, какая отважная! Давай, лечи.
— Это наша лекарка, — пояснил Арчен.
— Тогда вам надо бы в усадьбу. Здесь я, один старик, а там — ужас, что делается.
— Я знаю. Только мне сначала надо разобраться, что за болезнь приключилась. А то они меня оглушат, так и не пойму ничего. А тут — тихо.
— И как, разобралась?
— Разобралась, дедушка. Мы с Арчи дальше пойдём, а ты через денёк иди в усадьбу. Тут ты ничего не вылежишь.
Арчен с Пасей подходили к нижнему источнику, когда Арчен не выдержал и спросил:
— Так удалось тебе понять, что здесь случилось?
— Удалось… Хотя лучше бы не удавалось.
— И что так?
— Ой, чо скажу… Но только тебе. А ты уже решай, говорить другим или нет.
— Там так непросто?
— Непросто… — вздохнула Пася.
Рассказ о том, что стряслось в селении и долине занял целый час, так что Арчен с Пасей успели дойти не только до источника, но и до ворот усадьбы.
По ночам ворота бывали заперты, хотя какие враги или разбойники могли объявиться в этой глуши? Регулярные походы на колдовское селение повыбили всю местную вольницу. Днём ворота распахивались настежь и никем не охранялись, слишком уж много работного люда шастало туда и сюда по всяческим надобностям. Сейчас ворота оказались заперты среди бела дня. Чуть в стороне возле стены были не сложены, а в беспорядке свалены тела умерших от моровой горячки. Здесь лежали стражники и рабы, служанки и огородники, и даже родня владельца, которую хотя бы в смерти не удавалось отличить от простого люда. Трупная вонь разливалась окрест и ещё больше разносила чумную заразу. Ни бродячие собаки, ни вороньё не кормились возле смрадной кучи. Они чуяли смерть и стремились бежать куда подальше. Разве что чащобный жаб мог лакомиться полуистлевшей плотью.
Стучаться в ворота не было никакого смысла, и Арчен попросту снял запор, как делал уже не раз.
Двор был пуст. Не появилось ещё намёка на запустение. Чудилось, люди просто исчезли, бросив работу на полудвиге.
— Что ж это такое? Неужто все умерли? — воскликнул Арчен.
Опровергая его слова, открылась одна из дверей, и во дворе показалась старуха. Узнать её казалось невозможным, но Арчен узнал.
— Здравствуйте, госпожа Касьяна.
Каська подняла выцветший взгляд.
— А, дудочник! Значит, правду Ирган сказал, как перемрут все простые люди, тут колдуны с горы спустятся, и всё ихним будет. Только ты малость поторопился, я покуда ползаю.
— Госпожа Касьяна, я не грабить пришёл, а лечить. Эликсир у меня с собой. Выпить надо малую кружечку, и чума отступится.
— А и выпью, — сказала старуха. — Мне всё равно ничто повредить не может. Душа во мне держится только потому, что ей деваться некуда.
Живых, верней, пока живых людей оказалось довольно много. Мужчины были стащены в помещения, где прежде были столярные мастерские, женщины, где располагались кухни.
Арчен передал бачок с эликсиром в распоряжение Паси, а сам спросил у постаревшей Касьяны:
— Кузнец Ирган жив или помер?
— С вечера дышал, а как сейчас — не знаю. Он человек крутой, лежать вместе со всеми не желает, помирает в одиночестве.
Ирган лежал в той мастерской, что могла запираться. Впрочем, дверь была прикрыта, но не заперта. Неподалёку от горна был брошен тюфяк, и на нём лежал кузнец.
— Здравствуй, учитель, — произнёс Арчен, входя.
— А, чародей! Припёрся полюбоваться, как я буду издыхать…
— Я принёс лекарство. Оно в один день поднимет тебя на ноги.
— В руках колдуна любое лекарство становится ядом.
— Ирган, послушай, ты первый человек, который узнает правду. Мы, те, кто остался в живых после нашествия големов, ходили на край мира. Мы перешли горы, которыми ты любовался много лет, и сказки о которых слушал с младенчества, но подняться куда так и не осмелился. А я поднялся и знаю, что там. Там расстилается окаянное море. Вместо воды в нём нечто синее, но совсем иного оттенка, чем то лекарство, что я принёс. Море иногда спокойное, иногда оно страшно бушует. Тогда над горами сгущаются тучи, и из них идёт ядовитый дождь. Колдовской лес, которого вы так боитесь, рождён этим дождём. А уже от леса миазмы сползают в долину и вызывают жёлтую чуму. Понимаешь? Жёлтая чума вовсе не заразная болезнь. Не бывает такой болезни, чтобы заболевали все до последнего. Кто-то непременно остаётся здоровым. А среди заболевших кто-то, пусть один из ста, выздоравливает.
— Ты врёшь, — устало произнёс Ирган. — Если это правда, то почему никогда прежде люди не знали этой напасти?
— Вот это и есть самое главное. Прежде на горе, в самых владениях проклятого леса стояло селение, в котором жили колдуны. Прямо скажем, это были не лучшие люди на свете. Самовлюблённые, ленивые, жадные. Они с лёгким сердцем гнали на смерть всех, кто не мог доказать, что обладает колдовскими умениями. Им было плевать на людей, живущих в долине, но без них в долине никто не смог бы жить. Колдуны, засевшие на горе, были барьером на пути отравы, стекавшей с гор. Твои големы уничтожили селение, и жёлтая чума обрушилась на долину. Нас осталось мало, я не знаю, хватит ли у нас сил, чтобы остановить мор. Но я принёс противоядие, умеющее спасать жителей долины, ведь вы нам тоже нужны. У колдунов почти не бывает детей, мы существуем за счёт беженцев из долины. Что ты скажешь теперь, когда ты знаешь всё?
— Я скажу так, — неожиданно ясным голосом произнёс Ирган. — Жаль, что мы не сумели перебить всех колдунов до последнего. Колдуны не должны жить. И если в результате погибнут все жители долины, значит, они не достойны жизни. Пусть здесь будет пустыня, но пустыня чистая от вашего колдовства.
— Что ты говоришь? Ведь это люди, рядом с которыми ты прожил всю жизнь! И неплохо прожил!
— Раз их существование завязано на проклятых чародеях, они должны сдохнуть. Все, и я в том числе. Я не стану пить твоё скверное лекарство. Ты тут не нужен. Пшёл вон!
Сильнейший удар опрокинул Арчена. Арчен покатился по полу, расплескав драгоценный настой. Ирган без сил опрокинулся на свой тюфяк.
— Ирган, опомнись! — закричал Арчен. — Как ты не понял? Ты же сам колдун, такой же, как я и другие волшебники!
— Догадался, мерзавец, — прохрипел Ирган. — Пятьдесят лет я боялся, что кто-нибудь скажет мне эти слова. И вот ты пришёл, негодяй! Убирайся отсюда, дай мне умереть спокойно.
Арчен молча, вышел и плотно прикрыл дверь, чтобы не слышать напутственного проклятия.
В мастерских, превращённых в госпитальные палаты, кипела работа. Пася носилась так, что дым валил из-под беговок, и Касьяна, отбросив клюку поспешала за ней.
— Ой, не могу, — запрыхавшись молвила Пася. — Я и не знала, что на свете столько людей и все помирают! Я им так и сказала: только попробуйте у меня помереть, в другой раз лучше не приходите, лечить не стану!
— А они что?
— Ой, мигом завыздоравливали. Ни один не помер.
Подошла Каська, которой не то глоток вселечебной настойки, не то присутствие юной напарницы вернуло былую активность.
— Спасибо, дудочник. И за лекарство спасибо, а больше всего за девочку. Золотая девонька, чудесная. В руках всё кипит, самый её голосок умирающего может на ноги поставить. Ты говорил, вы в столицу идёте барониссимуса в разум приводить. Так там всё в сто раз хужей, чем здесь. Лекарство ваше уже ополовинено, а там заметить не успеешь, как всё выхлебают и потребуют ещё. И Пасеньку ведь затопчут болящие, можно и к гадалке не ходить. Здесь народу немного, так она справляется, а там пропадёт. Ты уж иди к барониссимусу один, а Пасеньку мне оставь. Я её сберегу, никакого зла девочка не узнает. А назад пойдёшь, заберёшь её домой.
— Спасибо вам, госпожа Касьяна на добром слове. Только это не я иду в столицу и тащу за собой Пасю. В столицу идёт Пася, а я при ней помощником. Пася не просто девочка и не просто колдунья. Она единственная в мире лекарка. Молодая ещё, много не умеет, а чему она научится в развалинах селения, да хоть бы и у вас тоже? Вот и пошла она в баронский город ума-разума искать, а я с ней для пригляду.
