–Ты в порядке? – обеспокоенно спросил Джулс, перекрикивая помехи, – у тебя точно всё хорошо?
–Конечно, хорошо! – убежденно воскликнула я и с красноречивым вздохом добавила, – просто бессонница. Похоже, я отвыкла засыпать без тебя… Извини, если разбудила.
–Да без проблем, разве тут поспишь? – задался риторическим вопросом Юлиан, – один выходит, другой заходит, кто в туалет, кто в тамбур покурить, ну, и в коридоре постоянно какие-то перемещения… Дремаю в моменты затишья, а так, конечно, одно мучение. Ладно, не беда, домой доеду- отосплюсь. А ты чего полуночничаешь?
–Если бы я знала, что на меня нашло! – как мне показалось, не очень правдоподобно соврала я, но давно привыкший к периодически накрывающим меня приступам бесцельного ночного шатания Джулс тактично не стал пытаться уличить меня во лжи.
–Может быть, нам нужно было поехать вместе? – осторожно предположил он и, заведомо предвосхищая мою реакцию, посоветовал, – не можешь уснуть, не заставляй себя. Почитай книгу или включи какое-нибудь кино, а там тебя сон и сморит. Только будильник не забудь поставить! Черт, опять связь пропадает! Немного отъехали от станции, и всё… Бедные люди, которые в этой глуши всю жизнь живут! Рина, ты меня слышишь?
–Еле-еле! – с трудом пробилась через непрерывный треск в трубке я, – попробуй хотя бы немного вздремнуть и обязательно отзвонись мне утром, а я, наверное, точно пойду телевизор посмотрю. Джулс? Ты пропадаешь!
–Спокойной ночи, Рина! Целую тебя! – глухо, словно из бочки, откликнулся Юлиан, после чего сигнал окончательно упал до нулевого значения. Я отложила в сторону бесполезный телефон, забралась под одеяло и щелкнула телевизионным пультом.
ГЛАВА XX
Несколько минут я переключала канал за каналом, но мое внимание не привлекла ни одна из идущих в ночном эфире передач. Я в принципе не являлась любителем бестолково пялиться в «ящик», да и с Джулсом мы смотрели в основном программы на английском языке или и вовсе предпочитали наслаждаться новинками кинопроката, предварительно записанными на внешний диск. Непрерывно льющаяся с экрана «чернуха» откровенно утомляла, а вкупе с политической пропагандой еще и порядком раздражала, вызывая устойчивое ощущение, что мы с телеведущими живем в разных странах, причем нам повезло гораздо меньше. Во всяком случае, насколько я могла судить по Шуваловым и своим собственным родителям, благосостояние народа росло далеко не теми темпами, о которых взахлеб вещали государственные СМИ, зато на глазах взлетали цены на коммунальные услуги и товары первой необходимости, а определенный правительством размер продовольственной корзины выглядел издевательской насмешкой. Не замечала я и значительного прогресса в развитии отечественных здравоохранения и образования, равно, как и в науке: те же Шуваловы, посвятившие себя педагогической деятельности, явно не могли похвастаться внушительными окладами, а все якобы передовые методики, внедряемые в школах под давлением чиновников из министерства, на практике оказывались очередным непроизводительным бумагомарательством, превращающим и без того загруженных учителей в заложников бесконечной отчетности. В целом же, если в столице и других крупных городах еще можно было худо-бедно трудоустроиться, то в провинции царила повальная безработица, особенно среди молодежи, и лишь считаным единицам удавалось обойти печальную статистику. В начале двухтысячных классовое расслоение, образовавшееся после распада СССР, вроде бы начало слегка сглаживаться и в стране даже появились зачатки так называемого среднего класса, но потом опять грянул кризис, и сейчас мы снова наблюдали непреодолимый разрыв между богатыми и бедными. Непомерно дорогое жилье, сравнимые с европейским уровнем тарифы, повсеместные коррупция и кумовство разрушили немало семей и судеб, а кто-то, наоборот, сколотил состояние на фоне всеобщей неопределенности. Так или иначе, у львиной доли моих сограждан жизнь всё больше напоминала борьбу за существование, а учитывая, что наше государство умудрилось перессориться со всеми ключевыми игроками на мировой экономической арене и навлечь на себя жесткие санкционные ограничения, у массы предприятий возникли проблемы как с покупкой сырья и комплектующих из-за границы, так и с отправкой готовой продукции на экспорт, в результате чего руководство впервые со смутных постсоветских времен всерьез заговорило о сокращении штатов. В итоге единственной отраслью народного хозяйства, где и полным ходом шла модернизация производства, и семимильными шагами наращивались объемы выпуска, оставалась оборонная промышленность, наглядно отображающая темпы поэтапной милитаризации, маховик которой был запущен в качестве демонстрации военной мощи участникам Североатлантического Альянса. С аналогичной целью наша страна ввязалась в военный конфликт на Ближнем Востоке, и, хотя официальная доктрина объясняла оказание помощи дружественному режиму непримиримой борьбой с исламским терроризмом, по факту это был канонический передел сфер влияния, прекрасно знакомый каждому родившемуся в СССР. На «оборонку» государство денег, естественно, не жалело, а в имиджевые проекты, призванные не то впечатлить, не то запугать потенциального противника, постоянно вкладывались колоссальные средства. Штопались пробитые военными расходами дыры в бюджете за счет менее значимых по мнению власть имущих статей: страдали пресловутые медицина и образование, безжалостно урезались социальные программы, откладывалось до лучших времен строительство новых объектов городской и сельской инфраструктуры. А еще буквально сразу же после начала противостояния с Западом принялись нестерпимо зверствовать налоговики, и приближенная к фискальным органам мама лично поделилась со мной поступившей «сверху» информацией, гласящей, что представителям бизнеса больше не следует надеяться на льготы и преференции, а скорее стоит потуже затянуть пояса в преддверии увеличения налогового бремени. В подобных условиях телевизионщики трудились на износ, чтобы не допустить протестных настроений в стремительно нищающем обществе, и, надо, отметить, в зомбировании населения были достигнуты весьма значительные успехи, ибо только «ура-патриотизм» головного мозга мог заставить нормального человека поверить, что ввод войск в арабскую республику, раздираемую на куски противоборствующими группировками, помимо укрепления международного авторитета страны также прибавит денег в пустых карманах рядовых граждан. И всё же находились те, кому нравилось бить себя пяткой в грудь и яростно опровергать разумные доводы оппонентов, всего лишь пытающихся предотвратить безвозвратное погружение на дно заблуждений. Как правило, эти люди были абсолютно чужды даже примитивной аналитике, но при этом остро нуждались в самоутверждении, и свою базовую потребность реализовывали через принадлежность к «великой державе», хотя вышеупомянутая держава последовательно отнимала у них доступ к элементарным благам. Мы с Джулсом, да и всё наше окружение, мыслили достаточно трезво, чтобы не поддаваться массовой истерии, избегать жаркой полемики и поливать грязью любого не согласного с позицией провластных телеканалов, но иногда и нам приходилось сталкиваться со фанатичными сторонниками главенствующей идеологии, ожесточенно защищающими свою сомнительную истину.
Честно пролистав пять десятков каналов, я так ни на чем и не остановилась, и с горя решила запустить онлайн какой-нибудь усыпляющий фильм или на худой конец посмотреть забавные видеоролики с домашними питомцами, выкидывающими уморительные коленца на радость восхищенным хозяевам, но сегодня мне «не зашли» ни любимая британская классика, ни проделки шкодливых котиков. Я словно смотрела сквозь экран и в упор не могла сфокусироваться на изображении. Мелькающие на экране образы никак не хотели складываться в цельную картину, и после нескольких безуспешных попыток сосредоточиться на запутанном детективном сюжете, я в полном отчаянии вернулась на новостной канал, надеясь уснуть под фоновый бубнеж телеведущего. Настенные часы показывали половину четвертого, а вставать мне предстояло крайний срок в семь, и я уже толком не рассчитывала качественно восстановить силы, но за неимением лучших альтернатив, меня бы вполне устроили пара-тройка часиков сонной дремоты, позволившей бы мне пережить завтрашний день, не вырубившись в самом разгаре важного совещания.
