Мое появление в офисе было встречено со смесью недоумения и любопытства. Я и раньше не была душой коллектива, а в свете текущих событий, похоже, и вовсе имела немалые шансы превратиться в парию. Само собой разумеющееся, что с порога никто не накинулся на меня с вопросами о наших взаимоотношениях с «Хитменом», но в каждом обращенном на меня взгляде я прочла одни и те же мысли. Несомненно, все эти люди посмотрели бой Агапова с Дворжаком – кто-то в прямом эфире, кто-то в записи, и я не исключала, что в сети гуляли кадры, запечатлевшие, как я ожесточенно прорываюсь через живой заслон из секьюрити. Коллеги знали, что посещение стадиона входит в мои планы на предстоящую поездку в США, но они не могли и предположить, насколько мы с Яном были близки. Наши менеджеры в основном завидовали наличию у меня возможности сорваться в любую точку мира, не влезая при этом в долги, и если это позволяли обстоятельства, я предпочитала без нужды не афишировать свои путешествия – мало ли в какой стране я провожу отпуск, если на него честно заработала, но мой отъезд в Штаты ощутимо выбивался из привычной картины. А когда вдруг выяснилось, что в Америку я полетела разрушать образцово-показательную семью «Хитмена», женская половина коллектива не иначе как из гендерной солидарности прониклась ко мне отвращением. В спину мне никто не цыкал, но в ответ на свое приветствие я получила только серию сдержанных кивков, недвусмысленно выражающих общее мнение о моих размытых нравственных ориентирах.
Я спокойно прошествовала к своему столу, повесила верхнюю одежду в шкаф и всем с тем же непроницаемым «покерфейсом» уточнила:
–Шеф у себя?
–Да, но у него Ставровская, – хмуро сообщила Аня Нежина, по всем признакам, пребывающая в дурном расположении духа и страстно мечтающая на ком-нибудь сорвать свое плохое настроение. Атмосфера в опен-спейсе действительно была тяжелая – если приостановка лицензии затянется надолго, мои коллеги массово останутся без зарплаты, а принимая во внимание ипотеку, потребительские кредиты и ничтожно малую «подушку безопасности», большинству в эти смутные времена придется весьма несладко.
–Стой, ты куда? Тебе же сказали, шеф занят, – подскочил с кресла Дима Гнесин, когда я уже занесла руку, чтобы постучать в дверь кабинета Нитиевского, – дождись совещания, мы все ждем!
–Такую роскошь, как ожидание, я себе, увы позволить не в состоянии, – вздохнула я, – Нестор Аронович, можно к вам?
–Это что еще за наглость? – бурно отреагировала на мое вторжение Ставровская, – что ты из себя возомнила?
–Прошу вас меня извинить, – застыла у входа я, – Нестор Аронович, у меня к вам срочный разговор.
Судя по всему, Ольга Леонидовна уже предвкушала, как шеф издаст львиный рык, и я испуганно попячусь назад, однако Нитиевский молниеносно оценил обстановку и деликатно обратился к Ставровской.
–Ольга Леонидовна, давайте продолжим через несколько минут. Оставьте нас, пожалуйста, наедине с этой невоспитанной особой, а ребятам скажите, что совещание начнется чуть позже.
–Хорошо, – выразительно скривилась Ставровская, неохотно собирая в папку документы. Покидать кабинет она явно не хотела, но и придумать предлог задержаться тоже не смогла. Для Ольги Леонидовны было невыносимо осознавать, что она пропустит всё самое интересное, и свои бумажки она складывала нарочито медленно. Шеф жестом указал мне стул, и всё то время, пока Ставровская продолжала копаться, молча буравил меня немигающим взглядом.
Вид у Нитиевского был не лучший, и я не могла даже предположить, какое количество бессонных ночей числилось на сегодняшний день у шефа в анамнезе. Притихшие было угрызения совести вновь напомнили о себе, и я виновато потупила взор, будучи не в силах и дальше смотреть Нестору Ароновичу в глаза, а когда Ольга Леонидовна наконец избавила нас от своего общества, без обиняков выпалила:
–Я понимаю, что подвела компанию и не оправдала вашего доверия. Я не достойна даже разрешения уволиться по собственному желанию. Увольняйте меня по статье, я заслужила. Мы работаем вместе достаточно давно, и вы не раз убеждались, что я четко разграничиваю работу и личную жизнь. Но сейчас всё по-другому. Самое позднее завтра, я лечу в Гвинею, и понятия не имею, как скоро я оттуда вернусь.
– В Гвинею? –ошарашенно уставился на меня шеф, – а в Гвинею-то тебя зачем черти понесли? А как же Агапов? Я думал, ты захочешь быть рядом с ним, и в ближайшие дни улетишь обратно в Штаты. Знал бы я, что твой таинственный возлюбленный – это и есть «Хитмен», но вы с ним мастерски водили всех за нос, включая жену. Если бы не эта трагедия, мне было дела не было до ваших амуров, но теперь я и не знаю, что тебе сказать… Медицина в Америке находится на очень высоком уровне, я надеюсь, что Ян выкарабкается. Извини за бестактность, но ты не в курсе, из-за чего ему стало плохо? Я пересмотрел поединок вдоль и поперек, рубились они с Дворжаком жестко, но такого удара, чтобы «Хитмен» впал в кому, я не заметил. Старая травма дала о себе знать? Но как тогда врачи проморгали ее на комплексном обследовании перед боем?
–Я не могу вам рассказать, – закусила губу я, – но если Ян умрет, это будет в первую очередь моя вина.
ГЛАВА XXIV
Несколько секунд Нитиевский молча всматривался мне в лицо, словно пытаясь прочесть мои мысли, но судя прорезавшим его лоб морщинам, особого толку из этой затеи у шефа так и не вышло, и он с разочарованным вздохом был вынужден признать, что в экстрасенсах ему однозначно делать нечего. Постичь глубинные мотивы моих хаотичных метаний по белу свету Нестору Ароновичу в результате так и не посчастливилось, а я со своей стороны не спешила изливать начальнику душу. Неизвестно, как долго мы бы так и сидели друг напротив друга, объятые ледяным безмолвием, и у кого бы первой переполнилась чаша терпения, однако, неумолимо довлеющая надо мной нехватка времени, которой в данных условиях можно было сходу присваивать статус катастрофической, заставляла меня форсировать события.
–Нестор Аронович! – подняла на шефа глаза я, – я согласна, роман с женатым мужчиной меня не красит, даже если этот мужчина – сам «Хитмен». Я не буду говорить, что наш с Яном случай исключительный и прикрывать высокими материями классический адюльтер. Скажу лишь, что наши отношения продолжались без малого три года, и мы почти созрели для того, чтобы их обнародовать и впоследствии, возможно, даже узаконить. Но, к сожалению, судьба распорядилась иначе, и наши планы разом покатились в тартарары. Вы правы, я знаю гораздо больше остальных – больше, чем Тая, больше, чем ближайшее окружение Агапова, больше, чем врачи в госпитале Института Нейронауки… Но это не только моя тайна, и я и при всём желании не могу поделиться с вами имеющейся у меня информацией, так как считаю это глубоко неэтичным. Да, я бы многое отдала, чтобы ни лететь ни в какую Гвинею и быть сейчас рядом с Яном, но обстоятельства диктуют необходимость поступить иначе. И, пожалуйста, не спрашивайте меня, почему именно Гвинея, просто примите это как должное, так надо и всё!
–Ты меня пугаешь, Мика, – еще сильнее нахмурился Нитиевский, – и знаешь, что самое страшное? Мне недостает фантазии, чтобы представить, во что ты ввязалась, хотя я в жизни не отличался скудным воображением. Подозреваю, что здесь замешан допинг, и скорее всего я не ошибся в своих догадках. Меня насторожил еще бой Агапова с Морисом Дюруа, тогда мне сразу показалось, что «Хитмен» очень странно ведет себя на ринге… Боже, Мика, ты что, помогала Яну с приобретением анаболиков на черном рынке?
–Позвольте мне воздержаться от комментариев, – попросила я, еле-еле успев совладать со стремительно отвисающей нижней челюстью. Уж не знаю, что это в действии было – уровень проницательности «Бог» или совершенно непреднамеренное попадание в десятку, но я едва не лишилась дара речи, когда шеф практически в точности озвучил суть произошедшего. Не уверена, что мне удалось сохранить внешнее хладнокровие, но я приложила максимум усилий, чтобы Нестор Аронович не заметил моего смятения. Моим инстинктивным порывом было сходу уйти в глухую оборону и категорически отрицать любые предположения подобного рода, но я быстро сообразила, как глупо и неестественно будут выглядеть мои жалкие старания утаить шило в мешке, и решила благоразумно замять скользкую тему.
