— Я понимаю, как это тяжело для вашей семьи. Мы договорились, что выпишем его в понедельник, и я хотел бы придерживаться этого, но не могу игнорировать проблемы, связанные с необходимостью приехать в город. Многие семьи решают отложить свои визиты…

— Я не оставлю сына одного в больнице на несколько дней, — с яростью, которую я ценю, выпаливает мистер Болтон.

— Не несколько. А один. На завтра. — Я одариваю Итана полуулыбкой. — Никаких процедур проводиться не будет. Лишь осмотр. И в нашей больнице отличный персонал.

Его убийственный взгляд говорит мне, что это пустая затея.

— Дело не только в тяжелой ситуации для семьи, — говорит миссис Болтон, пытаясь не хмуриться и в то же время сгладить внезапно возникшее напряжение в комнате. — Итану одиноко. Он скучает даже по сестрам.

— И Лего, — торжественно добавляет Итан.

Я киваю.

— И телевизору, и альбому для рисования, и видеоиграм тоже. Я понял. Вот почему мы хотим оставить тебя здесь еще на день или два. Это действительно важно, потому что с сотрясением не шутят.

Он хмурится.

— Но я чувствую себя лучше.

— Хорошо. Это то, что мы и хотим.

— Так почему же я не могу вернуться домой?

Я бросаю взгляд на его рюкзак на полу. Он украшен стилизованным рисунком с изображением капитана Фазмы (персонаж из вселенной «Звездных войн» — прим. переводчика).

— Потому что тебе не станет лучше, когда ты окажешься дома и начнешь строить звездный истребитель. Ты бы так сосредоточился на том, чтобы правильно поставить лазерные пушки, что не заметил бы, как начнет болеть голова.

Точно так же, как и с Губкой Бобом, мои знания о «Звездных войнах» убеждают детей там, где мои медицинские знания не имеют никакого влияния. Итан кивает.

— Ой.

— Помнишь, мы говорили о том, чтобы дать голове отдых? Что на время тебе нужно оторваться от домашней работы? — Он кивает, но я вижу, что он все еще думает о «Звездных войнах». А я не хочу, чтобы он слишком много думал, слишком сильно включал мозги, поэтому пресекаю это в зародыше. — Вот что я тебе скажу. У нас тут есть несколько эпизодов «Войн клонов». Сегодня вечером мы можем посмотреть половину первого, а остальное завтра. Если все пойдет хорошо, тогда посмотрим, что можно сделать, чтобы вытащить тебя отсюда, хорошо?

Пейджер ординатора издает сигнал, и он извиняется, но я остаюсь еще на несколько минут, отвечая на вопросы о головных болях и предупреждающих признаках переутомления. Я объясняю уровни активности столькими различными способами, как это нужно семье — обычно по-разному для каждого члена, что и происходит сегодня.

Я не выхожу из палаты, пока с их лиц не исчезают тревожные морщинки, а тишина не длится достаточно, чтобы снова вызвать робкие улыбки.

— Увидимся позже, Итан, — говорю я и откланиваюсь.

За сестринским постом есть рабочая комната, и поскольку у меня нет с собой ноутбука, я пользуюсь компьютером там. Каждое посещение пациента теперь должно регистрироваться в электронном виде, и это большая заноза в гребаной заднице.

Я все равно справляюсь с этим быстро и эффективно, потому что в этих стенах я профессионал.

— Доктор Донован, извините, что прерываю. — Я поднимаю глаза. В дверях стоит одна из медсестер. — В отделении неотложной помощи требуется консультация педиатра. Очевидно, Гибсон не ответила на вызов достаточно быстро.

Я закатываю глаза. Сегодня на дежурстве еще один младший ординатор — отличный врач, который, вероятно, просто застряла в очереди в кафетерии. Отложив в сторону файлы, которые просматривал, следую за ней обратно к стойке регистрации, пока она рассказывает мне все, что знает.

— Малыш поступил с подозрением на аппендицит, но хирург-ординатор отправил его обратно к нам. Они говорят, что это не аппендицит.

Я тянусь к телефону и одновременно смотрю на белую доску позади себя. Она вся заполнена. У нас нет свободных мест, но есть один пациент, которого можно перевести в хирургию. А при необходимости можно использовать вспомогательные помещения, но это продлит уход за больными.

— Это дежурный педиатр, с кем я разговариваю?

— Сэм Эллери, Хирург.

— Сэм. Макс Донован. Скажите, почему аппендицит не подтвердился?

Он достаточно вводит меня в курс, чтобы я знал, что он выполнил свою работу.

— Сэм, дело вот в чем. В эти выходные отделение переполнено. Так что, если этому парню все равно предстоит операция, давайте с самого начала обеспечим правильное распределение ресурсов. Вы меня понимаете?

— Четко и ясно. — Слышу на заднем плане шорох, когда Сэм листает карту. — Это уже третий вызов скорой помощи по поводу боли в животе за последние полгода. Что-то происходит.

Вот черт. Определенно пришел наш черед действовать.

— Я сейчас спущусь.

Младший ординатор Гибсон входит как раз вовремя, чтобы услышать это. Она бросает на меня любопытный взгляд.

— Неотложка?

— Да.

— Хотите, чтобы я занялась?

— Нет, я спущусь. Здесь все спокойно. Но сегодня нам может понадобиться еще одна койка. Помозгуйте со Сьюзен и придумайте, как лучше всего это устроить.

— Хорошо.

Я спускаюсь по лестнице, радуясь минуте тишины, прежде чем войти в отделение скорой помощи. Представляюсь старшей медсестре. Я пока не со всеми здесь знаком, и ее я видел лишь однажды. Она бросает быстрый взгляд на мой пропуск, затем указывает на койку в задней части отделения скорой, рядом с той, где принимают взрослых.

Больница забита битком.

Я останавливаюсь у занавешенной стороны кровати, позволяя своим шагам и тени объявить о моем присутствии, прежде чем отодвинуть занавеску.

— Здравствуйте, я доктор Донован. Я понимаю, ты плохо себя чувствуешь, — обращаюсь я к пациентке, девятилетней девочке по имени Эмма, но обязательно смотрю в глаза маме и папе.

Они выглядят обеспокоенными.

Эмме явно больно.

Я делаю глубокий вдох и приступаю к делу.

Спустя двадцать минут Эмму поднимают наверх. Найдя ближайший компьютер, вхожу в систему, чтобы сделать запись о своем новом пациенте. Мы начнем давать ей лекарства и закажем серию тестов, но пройдет несколько дней, прежде чем у нас будет четкое понимание того, с чем мы имеем дело. Желудочно-кишечные заболевания, как известно, трудно поддаются лечению.

Когда я поднимаюсь, желудок урчит. Быстро взглянув на часы, понимаю, что пора ужинать, и, как обычно, у меня ничего нет. Идти в кафетерий в выходные бесполезно, если только я не хочу пиццу, а этого дерьма мне с головой хватает с Гэвином. Добавьте сюда Лахлана, и просто чудо, что я не превратился в пятнадцатилетнего подростка с тех пор, как переехал в Оттаву.

У меня в машине есть кексы, но и они не лучше.

Что мне нужно, так это заказать доставку. Курицу с овощами, рыбу с овощами, овощи с овощами. Невероятно скучно и идеально полезно.

Конечно, сейчас я хочу только пиццу.

Об идеальном здоровье побеспокоюсь завтра.

Держу свой путь через взрослое отделение скорой, так как вход в кафетерий находится на другой стороне, и уже почти выхожу за дверь, когда слышу, как ахает женщина.

— Ой. Нет, я в порядке.

Я останавливаюсь, внезапно обращая внимание на койку в углу.

Из-за занавески я слышу:

— Ну, я не в порядке, Мэтью, но добралась сюда сама.

Вайолет.

Я в этом здании, и я здесь профессионал. Внезапно начинаю в этом сомневаться. Я здесь только в роли врача.

Приблизиться к ней стало бы для меня ужасным нарушением ее личной жизни, особенно учитывая наши последние встречи.

С другой стороны, она ранена.

И что это, на хрен, за Мэтью?

В этот момент мимо меня проходит медсестра, направляясь к койке Вайолет, и отдергивает занавеску.

Я пристально смотрю на нее. На ней та же одежда, что и раньше, — джинсы и мягкий свитер. Рука обернута окровавленным кухонным полотенцем.

Медсестра что-то спрашивает, но Вайолет не отвечает, потому что заметила меня, и теперь мы смотрим друг на друга.