В Оттаве множество фермерских рынков, включая стационарный крытый, который действует круглый год. Я предпочитаю открытый рынок в восточной части, и по причине быстро приближающейся зимы, эти выходные — последние, когда он работает.

Рынок располагается на парковке популярного спортивного комплекса. В это время в прошлом году стоянка была битком набита любителями хоккея из «пивной лиги», но я полагаю, что нынешний сезон начнется позже, так как толпы, снующие вокруг, в основном состоят из обычных посетителей фермерского рынка.

Первым делом беру себе кофе, потому что на улице прохладно, а потом лениво прохаживаюсь вдоль рядов. Список у меня составлен, но иногда приятно поглазеть на то, что продают. Я беру пакетик с тыквами для украшения кухонного стола, затем все нужные мне овощи.

Я нахожусь у своей любимой пекарни, когда замечаю два седана, подъезжающих к передней части стадиона. Большие. Черные.

Знаете тот момент, когда на вас снисходит понимание? Сейчас это один из таких моментов. Я знаю, что это машины премьер-министра. Ну, одна из них. Другая — его охраны.

Я работаю в двух кварталах от Парламентского холма. Я видела эти машины раньше, хотя еще не удостоилась лицезреть нашего нового лидера воочию.

Подозреваю, это скоро изменится.

Девушка, работающая в пекарне, проследив за моим взглядом, поворачивается. Наверное, она думает о Гэвине Стронге.

Но не я. Мои мысли о его лучшем друге.

Приближенный премьер-министра. Я думала об этом с тех пор, как Макс вошел в наш офис.

И вот теперь ПМ прямо там, выходит из стадиона.

Это объясняет, почему вокруг так пусто.

И заставляет волосы на затылке встать дыбом, а горло сжаться, а что, если Макс на стадионе?

На всякий случай мне лучше уйти.

Я наблюдаю, как лидер нации обменивается шутками и быстро улыбается своему водителю и члену команды безопасности, после чего исчезает на заднем сиденье первой машины.

Перевожу внимание обратно на продавщицу, теперь терпеливо ожидающую моего выбора относительно кексов.

— Он довольно симпатичный, — говорит она, подмигивая. Или, может, ждет, когда я закончу пускать слюни.

«Не такой симпатичный, как его лучший друг», — шепчет предательское сердце, потому что Макс вовсе не симпатичный. Если быть точным, он жуткий, напряженный и невероятно красивый. А премьер-министр симпатичный, вроде мальчика по соседству. Я киваю.

— Возможно. Я возьму шесть яблочно-ореховых кексов?

— Звучит неплохо. — Она упаковывает их, и я протягиваю ей десятидолларовую купюру. — Вы видели кольцо, что он подарил своей невесте?

Видела. Я без зазрения совести прочитала почти все статьи об Элли Монтегю. Выбирая между ними двумя, я скорее больше влюблена в нее, хотя и уважаю премьер-министра и рада, что голосовала за него, хоть у него и не было большого опыта.

Но его девушка — теперь его невеста — просто поразительная. Аспирантка университета Оттавы, и кажется такой приземленной и реальной. И умной.

Кроме того, у нее отношения с мужчиной, наделенным властью, хотя совершенно ясно, что это для нее не на первом месте, потому что она по уши влюблена. И, несмотря на мой пресыщенный цинизм после развода, в душе я романтик.

Я должна верить в настоящую любовь — потому что ушла от брака, который на самом деле был построен всего лишь на хорошей дружбе, превратившейся в итоге, не в очень хорошую. Если истинной любви не существует, это был чертовски рискованный звоночек.

Но я предпочла бы остаться одна, чем соглашаться на что-то «достаточно хорошее». Соглашаться на милое и безопасное.

Потому что ни разу после отъезда из Торонто, где я оставила бывшего мужа, я не чувствовала себя такой одинокой, как в нашем браке.

Я никогда больше не захочу пройти через подобное. Настоящая любовь или ничего — вот мой новый девиз. А пока немного веселья не помешает, потому что я не собираюсь хранить целибат. В поиске подходящего парня я большая поклонница теории «пробуй, пробуй еще».

И мне не удалось попробовать еще, так как Макс… ну, стал проблемой. Но не той, что будет решаться сегодня.

По крайней мере, у меня есть кексы.

— Ему с ней повезло, — говорю, наконец. Я действительно не хочу сплетничать об отношениях премьер-министра.

— Думаю, это ей повезло. — Пекарь смеется, и в этот момент за мной встает покупатель, давая повод двинуться дальше.

Последняя вещь в моем списке покупок — курица, поэтому я направляюсь в конец ряда. У мясника в кузове фургона переносной холодильник, так что он стоит на открытом месте, вдали от палаточных рядов. Остановившись, говорю ему заказ.

Я оглядываюсь на стадион. Выходит еще один парень. Здоровяк, симпатичный, но не Макс. Может, он уже ушел, если вообще был здесь.

Стараюсь не испытывать разочарование от этой мысли.

В нашу последнюю встречу я наорала на него и вышвырнула из кабинета. Я провела несколько серьезных границ и придерживалась их, даже когда он на меня давил.

Надеяться на встречу с ним — неразумно. Глупо.

И все же, когда дверь снова распахивается, и я вижу знакомую, высокую, широкоплечую фигуру, двигающуюся уверенной походкой, которая значит для меня гораздо больше, чем следовало бы… сердце подскакивает.

Да. Глупо. И все же я стою и смотрю на него, надеясь, что он почувствует мой взгляд.

Затем из-за его спины выходит женщина, светловолосая и спортивная, и окликает его. Сердце падает, что столь же иррационально по сравнению с предшествовавшим скачком.

Он поворачивается и останавливается. Они разговаривают. Меня проносит по всем поворотам эмоциональных американских горок, после чего я торможу на гениальной идее спрятаться. Поэтому беру продукты и бегу обратно в палаточные ряды.

Конечно, я удаляюсь от своей машины, и уже дважды сделала круг. Остановившись, покупаю немного меда, просто чтобы продавцы не подумали, что я сошла с ума, а затем решаю обойти весь комплекс и вернуться к своей машине.

Тут я и сталкиваюсь с Максом — у прилавка с медом.

Он стоит в нескольких футах от меня.

Я продолжаю идти, потому что ноги не слушаются мозговых импульсов, и когда, наконец, останавливаюсь, между нашими телами всего несколько дюймов. Моя сумка с продуктами врезается в его хоккейную сумку, и он отступает.

— Ох, — говорю я, как идиотка.

— Вайолет. — Его лицо напрягается. Он окидывает меня взглядом с головы до ног, потом оглядывается.

«Что ты здесь делаешь?», — прозвучало бы лицемерно, когда я уже знаю, что он играл в хоккей с премьер-министром. А признать это означало бы, что я его заметила и убежала в противоположном направлении. Поэтому я молчу, тупо глядя на него. Это может понизить его оценку меня как адвоката, но все равно кажется самым безопасным вариантом действий.

— Ходила за покупками? — спрашивает он, проявляя вежливость, но его голос напряжен и отрывист.

Я киваю.

— Я тебя здесь раньше не встречал. — Он указывает в сторону стадиона. — Мы уже пару недель играем здесь каждую субботу.

— В хоккей? — Конечно, в хоккей. Это стадион, сейчас октябрь. И у него на плече здоровенная сумка.

А поскольку Макс страшно умен, он действует мне на нервы. Я вижу момент, когда он понимает, что я не контролирую ситуацию. Ожидаю, что он будет напирать, надавит на болезненную точку и заставит меня извиваться, но он этого не делает.

От этого я испытываю еще большую неуверенность, чем, если бы он поступил иначе.

— Да. В хоккей. — Он откашливается. — Мне тоже нравится этот рынок.

— Обычно, первым делом я прихожу сюда, — уточняю я без необходимости. — Здесь лучший выбор.

Он кивает.

— Я как раз собирался за кексами.

С яблоками и грецким орехом закончились. И я снова сдерживаюсь, чтобы не высказать эту мысль вслух, хотя это требует немалых усилий. Желание рассказать ему — самый странный порыв.

— Ты уходишь?

Я колеблюсь.

— Да.

Он поднимает бровь, и в животе разливается тепло.

— Ты не уверена?