Она как истину приняла то, что он сильнее, опытнее, а значит куда справедливее неё. Вот только справедливость у него другая, жизненная, а не основанная только на собственном долге и чувствах.
Аккерман не сводила с него глаз, читая, словно открытую книгу всё то, чему он пытался её научить. Её железобетонный щит с грохотом рухнул под рассудительными ударами его горящих глаз. Сложно было даже представить, что было бы с ней, если бы гнёт его взгляда не скрывали опущенные ресницы. И липкое чувство вины за своё поведение завладело её мыслями, вызвав в теле диссонанс. Мышцы распрямились и размякли, а глаза широко раскрылись.
— Знаешь, почему ты оказалась на лопатках, Аккерман? —заметив это, тихим, но твёрдым голосом произнес капрал,— Потому что ты снова работаешь на чувства. А должно быть наоборот. Они должны на тебя работать, придавать тебе силы. Но не забивать твою дурную голову! — она готова была поклясться, что впервые слышит его голос таким, надрывным и взволнованным. В нём отразилась вся та грузная волна чувств, которую он так старательно скрывал всё это время.
Словно завороженная, Аккерман бродила взглядом по его напряжённому лицу, изгибам шеи и ключиц, не в силах оторваться. Казалось, что, если она это сделает, то всё канет в бездну, она погибнет. Каждое его слово влетало в голову и становилось как будто глотком живительного воздуха, без которого нет жизни.
— Аккерман, ты меня слышишь? —шёпотом спросил Леви.
— Да, сэр,— поникшим голосом откликнулась она.
— Неужели у тебя настолько забито чувство самосохранения? Почему всегда, как только дело касается Йегеря, ты превращаешься в круглую дуру? — он говорил это быстро и очень неестественно для своего привычного хладнокровия.
И это волнение, возмущение и непонимание, которые заполонили его и которые он отчасти истерично выливал на неё, всё больше разжигали в ней чувство вины и стыда. Почему же она постоянно заставляет его прикрывать её спину из-за такой эгоистичной дурости?
— Скажи мне, Аккерман, а чем тебе Йегерь отплатил за такую сумасшедшую верность? — снова твердеющим голосом Леви укольнул глубже.
— Он спас меня в детстве. Вы же знаете,— уязвленно воскликнула она.
— За это ты теперь, как дрессированная овчарка, лаешь на всё, что попадается ему под ноги? — и пусть он был стократно прав, пусть её реакция действительно всегда была нездоровой. Она отказывалась это принимать, что-то менять в своём поведении и отношении, потому что не представляла, как можно иначе.
— Вот только вряд ли он когда-нибудь ответит тебе тем же. Йегерь слишком любит свободу. А твоя неадекватная опека душит его. Поэтому он вечно хочет от тебя сбежать,— такая очевидная истина неизвестно по каким причинам удивила и даже огорчила капрала.
Произнося эти слова, он отрешённым озадаченным взглядом смотрел в пол, выцарапывая из запутанного лабиринта человеческих чувств и отношений то, что так хотел объяснить Аккерман. Искра яркой пылающей надежды горячим огнём загорелась в его глазах при мысли, что она смогла его понять и услышать. Но только это было напрасно.
Снова взглянув в её большие красноречивые глаза, он наткнулся на неподступную стену отрицания. Она снова его не услышала, снова пытается закрыть собой Эрена, его имя и честь. Какая же упёртая! А он снова для неё агрессор, тот, кто вечно пытается унизить и оскорбить Йегеря лишь для того, чтобы открыть ей глаза. Может, конечно, это так и есть. Кто знает…
Но холодный ливень из горечи неумолимо обрушился на его сердце и мысли от жестокого факта, что все попытки оказались бесполезными. Как же от этого становилось невыносимо. Казалось, пока они бились в этой битве характеров, оба читали друг друга как открытые книги, заранее чувствовали, понимали действия и эмоции, как единый организм. Зачем же она снова закрывается от него непробиваемым щитом?
Скользящим движением, капрал убрал с её мокрого лба прядки прилипших смоляных волос и, не сводя притуплённого болезненного взгляда, будто случайно провел кончиком пальца по знаменитому шраму на её щеке.
— Жду тебя на кухне, Аккерман, как соберёшься с мыслями,— ледяным командным тоном оповестил он, направляясь к тёмному дверному проёму.
— Зачем? — резко и удивлённо бросила она ему в спину.
— Чтобы помочь тебе успокоиться,— колко ответил он в своём истинном стиле, поправив сбившиеся волосы и захватив рубашку.
Аккерман простояла ещё несколько минут в пустой комнате, сверля дерзким взглядом деревянную дверь, за которой только что скрылся такой ненавистный, важный и дорогой ей человек. И как только все эти слова могут одновременно кого-то описывать? Но в их случае это было именно так.
Она снова исключительно выполнила его приказ, даже не заметив, насколько чётко. Он сказал: «Соберись с мыслями», и она это сделала, закрыв эгоистичное желание отомстить на множество замков. Он сказал, что будет ждать её на кухне, и она уже вялым от усталости, но прежнему твёрдым шагом поднималась по лестнице. В голове неиссякаемым потоком кружили мысли, однако чувство вины, несмотря на обидные слова по поводу Йегеря, терзало её своими когтями где-то глубоко внутри.
На кухне по-прежнему блекло горела лампадка, а в воздухе витал удивительный пленяющий аромат чая и трав. Капрал сидел за столом, подперев голову обеими руками. Он казался обессиленным и утомлённым, хотя, разумеется, возникни в этот момент необходимость сражаться с врагом, он бы, не раздумывая, ринулся в бой, как всегда блестяще подтвердив своё имя. Но вот внутри он был именно таким измотанным.
Скрип половиц заставил его отвлечься от размышлений и поднять глаза на подчинённую. Он принял решение не задавать больше вопросов, молча встал из-за стола и принялся наливать горячий травяной чай. А после, поставив на стол перед Аккерман полную кружку, одну из тех, что были в сервизе, отрешённо облокотился на стол и мелкими глотками стал аккуратно отпивать из своей.
Они так и провели какое-то время в полнейшей тишине, лишь дождь за окном неуклонно продолжал напевать свою загадочную мелодию. Аккерман искренне призналась себе в том, что такого чая, как заваривал капрал, она в жизни не пила. И когда её кружка уже наполовину опустела, она заискивающим голосом произнесла:
— А можно у вас спросить?
— Нет,— резкий и однозначный ответ не заставил её отказаться от своей затеи.
— Почему вы не спите? — изучающим взглядом Аккерман впечаталась в капрала, провоцируя его на ответ.
— Потому что это тебя не касается… Допивай и иди спать уже наконец! Чтобы мне не пришлось насильно тебя запихивать в кровать,— ворчливый, но живой и эмоциональный тон заставили Аккерман слегка улыбнуться. Он к ней не похолодел.
— Хорошо, сэр,— воодушевленно воскликнула она и, остановившись у порога, смущённо продолжила,— Вы меня простите, я перед вами виновата.
Украдкой повернув голову через плечо, Аккерман заметила его удивлённый и ласковый взгляд. Для капрала это было редкостью, и она это отлично знала. В его глазах испарилась, погибла та пагубная горечь, которая разъедала изнутри, и зародился хрупкий пылающий огонёк надежды и теплоты.
