В родном поселке иду в магазин купить сверхнужную дребедень: блокнот, какао, которое можно заваривать вместе с кофе. Недавно обнаружила: если заваривать кофе в чашке вместе с «Несквиком», например, и наливать еще молока, получается неожиданное питье. Вкус… нет, не детства, и не питерских кофеен, не домашнего шоколада. Он – об идеале, к которому всегда стремишься, но никогда не обретаешь.

Летом случаются встречи и расставания. Бой-френд, испугавшись моей безработности, тихо испарился между строк ватсапа, телеграмма, вайбера, так и оставшихся без внимания. Я начала поиски заново – заглушить боль расставания можно только начав яркий флирт, свежее знакомство, новый роман.

Дон Алехандро нашелся быстро, на сайте. Мы долго переписывались, перезванивались. И быстро сошлись. Написали вместе молниеносный роман, закончившийся полным крахом. Я помню маленький букет крошечных розовых роз с зеленью на пиафлоре, в корзинке с бантиком. Он подарил мне его по просьбе. Терпеть не могу выпрашивать: букеты, внимание, помощь, любовь… Как будто твоя жизнь не стоит того, чтобы о ней слагали в своем сердце искренние чувства, не выкладывали на полотне жизни мозаику щедрых поступков. Букет стоял долго, подсох, скукожился. Не выбрасывала, пока не съехали из дома очередные арендаторы.

Я сижу на облупленной голубой скамье в одном из дворов среди с детства знакомых пятиэтажек, читаю на «ЛитРесе» Эльчина Сафарли «Туда без обратно». История о русской проститутке в Турции временно успокоила мою внутреннюю тоску. Все женщины хотят любви, однажды и навсегда, все. И я – такая же. Все равно верю. Вопреки случившемуся.

На улице прохладный ветер, смешиваясь с горячим августовским солнцем, приятно шершавит кожу, разбрасывает по лицу малиновые волосы. Еще весной придумала краситься в малиновый. На работе ко мне быстро привыкли, даже перестали подсмеиваться. А в зеркальном отражении я нашла свою потерянную, непрожитую подростковую суть, девушку с угловатыми чертами. Мне нравится теперь, что мы, наконец, с моим подростком, – вместе. Мимо проносятся дети на велосипедах, пожилые пузатые дядечки степенно семенят к своим машинам. Встаю с пригретой историей о проститутке скамьи, иду к тандырной. Мне хочется заесть боль неслучившейся любви – моей и всех женщин этой планеты. Проглотить хотя бы на время, вместе с булкой и тыквенным соком, жадное всевидящее одиночество, которое существует поровну на всех, кто живет в этом мире без настоящей любви.

В тандырной беру творожную ватрушку, хотя знаю, что сладкая булка будет с привкусом мяса – их жарят вместе, в одном масле. Все равно, пусть будет так!

Теперь поднимусь в «Fix Price» за блокнотом: самое время, ведь теперь я могу представить себя на месте героини Эльчина Сафарли, доверявшей собственную жизнь только дневнику. У меня тоже будет такой дневник!

– Дэвушка!.. Дэвушка!..

Останавливаюсь на ступенях. Меня зовут? Оборачиваюсь: за поворотом лестницы мужчина восточной наружности в отвратительно желтой полосатой футболке протягивает мне розу.

– Вазмитэ, эта вам!

– Спасибо! – машинально произношу, забирая цветок.

– Нэ за что! – ускользает вниз по ступеням.

Захожу в «Fix Price» с бордовой розой, завернутой в прозрачную, с белыми рисунками-узорами пленку, розовая лента внизу. Ужасная упаковка, терпеть не могу такие! Вообще крайне редко нравятся цветы в упаковке. И все же, роза: легкий дымчатый аромат, бархатные лепестки, нежность. Что-то происходит на небесах или во Вселенной, решившей меня утешить небольшим подарком. А блокнот-дневник мне больше не нужен. Ведь у меня есть лето!

ВЕЛИК

На деревенских улицах пахнет кисло-сладким сливовым вареньем, зрелыми яблоками и домашними воспоминаниями детства. Когда еще можно было так бесшабашно мчать на велике вдаль, оставляя на обочинах удивленные километры дороги? Мне кажется, даже в детстве не дышалось столь свободно! Даль ширится просторными пожелтевшими полями, кое-где поросль свежей зеленой травы развлекает взгляд. Мне хорошо здесь. Даже если не все так, как надо, – все равно хорошо. А я та, кто я есть.

Проезжаю буднично спящую деревню, выскакивают из-за кустов собаки, мелкая серая волосатая, и покрупнее, рыжая, приглаженная. Облаивают. Слезаю с велика, иду спокойно, не отстают. Как же раздражает это бестолковое тяфканье! Посматриваю на мелкий гравий на обочине, хочется пульнуть, чтоб, наконец, замолкли. Навстречу едет машина, опускается переднее стекло, мужчина с идеальной сединой на круглой голове высматривает из окна:

– Карлик, Карлик, фу! Фу я сказал! И ты, Клепа, фу!

Обе умолкают, наконец, вихляют хвостами, подскакивают к хозяйской машине. Пользуюсь моментом, сажусь в седло, лечу дальше.

У меня есть в рюкзаке пара монеток на счастье. Я люблю их оставлять в водоемах, всякий раз загадывая желание, которое, знаю, вряд ли когда-нибудь сбудется. Но детская вера сильнее предубеждений взрослой жизни. Вот и сейчас подъехала к живописной плотине, берега заросли густым кустарником, лишь с одного берега бетонные плиты дают возможность скользнуть вниз, тронуть рукой плавную синюю воду. Она все еще теплая, зовет искупаться, но я не взяла купальник и полотенце. Конечно, можно и без всего этого: однажды понимаешь, что твоя нагота интересна другим не более минуты, а потом люди либо отворачиваются и забывают о ней, либо начинают смотреть сквозь тебя – как сквозь дерево, у которого внезапно отросли ноги. Бросаю десятирублевую монету, шепчу над водой заветные слова. Медяк плюхается на дно в нескольких метрах от берега, вода темна и не видно, о чем было загадано на монетке. И хорошо!

«Потом, завтра искупнусь», – медленно втягиваю в легкие влажный, слегка пахнущий рыбой, воздух. Вечернее солнце золотит гребешки слабых волн, над высокой травой и кустарниками вьется тоненькая мошкара. Боги мои, сегодня понедельник, время к шести, а значит, где-то в далекой Москве миллионы уставших людей заканчивают работу, обзванивают последних клиентов, считают последние на сегодня цифры, уныло занося их в отчеты. Выпивают последний на сегодня чай или кофе, чтобы спешно выбежать на улицу – ухватить кусочек теплого вечера с августовским солнцем и почти безоблачным небом. А потом – бежать на остановки, в метро, в пробки…

Я никогда не любила работать. Сколько себя помню, никогда не могла увидеть себя счастливой в наемном труде, какой бы ни была сфера. Как можно быть счастливой, когда время твоей жизни, твои ритмы принадлежат другим? Когда приходится вставать ни свет ни заря, ехать куда-то, кому-то звонить, с кем-то говорить – все это по чужому расписанию, словно двигаешься по чужой траектории жизни, постепенно забывая свою где-то на обочине прожитых лет.

Теперь у меня есть лето. И лето – только мое, никому не отдам, никто не посмеет забрать его у меня! Лето и я – мы идеальная пара, друг друга не бросим, не предадим, не забудем. Я кладу мое лето в рюкзак воспоминаний и еду дальше – высматривать золотые закаты над пшеничными полями, радоваться новому щедрому вечеру.

ДОМ

Счастливые люди никому ничего не должны. Они обязаны миру только тем, чтобы их становилось как можно больше и как можно быстрее. Счастливые люди пишут одинаковые тексты. Суть их, что счастье – в настоящем, в здесь и сейчас. И мой текст – такой же неоригинальный, но все-таки понимаю, что каждому нужно свое «здесь и сейчас». Мое счастье пахнет сливовым вареньем, ранними яблоками, спелыми травами, цветами в старых бутылях, песнями любопытных птиц, притихшей водой озер и прудов, небом в круглолицых пушистых облаках. Хочется, наконец, срастить с собой в монолитную историю, перестать жить чужое. Прекратить бегать за чуждыми образами как будто счастья. Не моего.