Проснулась ночью, как и боялась.

  Проснулась от своего крика. Первым вбежал Виктор, он замер в дверях. Я его напугала, волосы растрёпанны, в глазах испуг. В него почти врезался такой же растрёпанный Дэн у которого в руках был самый настоящий пистолет. Здесь уже испугалась я и поплзла к спинке кровати.

  - Выйди, ты её напугал,- обратился лохматый блондин к защитнику с оружием.

  - Спокойной ночи! Хорошо, что Эмма внизу спит, - ворчал Дэн.

  Виктор пригладил волосы, подкрутил свет на ночной режим и сильно хромая без опоры, направился ко мне. Я осмотрелась на улице ночь, звёзды, изредка пролетали хлопья снега подсвеченные тусклым освещением балкона. Моя куртка висела на стуле вместе с джинсами, быстро посмотрела на свои ноги, на мне были одеты пижамные штаны, но я точно помню, что их не одевала. Скорее всего, он заметил мою нервозность.

  - Твои джинсы промокли от растаявшего снега, мне пришлось их снять, не переживай они высохнут к утру, - и продолжил, недожидаясь моей реакции, - расскажи про свой сон, тебе станет легче.

  Я сильно смутилась, но Виктора моя реакция не сильно заботила, он аккуратно стянул меня на подушку и накрыл одеялом, а затем забрался на кровать и лёг поверх покрывала. Его пальцы поглаживали мне волосы. Становилось так спокойно и, немного поколебавшись, решила рассказать ему о причине своих кошмаров.

  - Мне повезло в жизни, у меня были самые лучшие родители в мире, - начала я рассказ.

  Виктор был хорошим слушателем. Он слушал внимательно, не перебивал и время от времени кивал головой.

  - Мама преподавала в начальных классах, а отец был успешным архитектором. Я была единственным ребёнком и они меня очень любили, часто баловали. У меня было счастливое детство, - остановилась, на минуту, чтоб перевести дух, вздохнула и продолжила. - В тринадцать лет моё детство закончилось. Я напросилась с ними на выставку молодых фотографов. Не поверишь, но в тринадцать хотела стать фотографом, папа распечатывал мои лучшие снимки и вешал на стены. Но это не важно, важно, что мы там задержались: на выставке родители, совершенно случайно, встретили старых знакомых, с которыми было приятно пообщаться.

  Возвращались домой поздно, папа купил фото старого Лондона и был в хорошем настроении, мама жаловалась, что не успевает подготовиться к завтрашнему уроку, а я сидела и наблюдала, как мимо нас проносятся огни встречных автомобилей.

  Я снова замолчала, вспоминать дальше было очень тяжело, слёзы скопились в уголках глаз. Виктор всё также успокаивающе гладил по волосам.

  - Что было дальше? - настаивал он.

  Не понимаю, кажется это была плохая идея, мне стало хуже, и хотелось, чтоб стало ещё хуже. Сейчас я себя ненавидела, поэтому продолжила.

  - Одна машина со встречной полосы изменила направление и поехала прямо на нас. Я это видела, но не могла произнести ни звука. Понимаешь, это я виновата, ведь я, именно я, заметила эту злосчастную машину раньше всех. Папа увидел её слишком поздно.

  Неосознанно поджала колени и уткнулась носом в ночную футболку Виктора и уже оттуда шмыгала носом и утиралась об его плечо.

  - Ты не виновата! - перебил меня Виктор, - всё произошло слишком быстро, даже если б ты смогла что-то сказать, то твой отец всё равно не успел бы ничего предпринять. Что случилось дальше?

  Я всё это знала. Десяток психологов сказали мне тоже самое и про скорость реакции и прочую ерунду, но чувство вины если и угасало на месяц-два, потом с новой силой продолжало меня съедать снова и снова. Сейчас мне было больно и не знаю почему, я продолжила:

  - От удара нашу машину развернуло и выбросило на встречную полосу, там мы столкнулись с ещё одним автомобилем и когда перестали вращаться в нас въехал джип и его фары оказались на уровне моего окна. Он меня ослепил. Бабушка говорит, что когда меня вытаскивали из заблокированной машины я повторяла: "уберите свет". Я этого не помню, - закончила свой рассказ, но легче мне от этого как и ожидалось не стало, но и хуже не стало точно. Я просто почувствовала себя опустошённой.

  Блондин решил добить и продолжил задавать вопросы, а я не знаю от чего продолжила на них отвечать.

  - Как долго ты пролежала в больнице? - его голос был магическим, тихим, успокаивающим.

  - Четыре месяца, мне кажется ты уже прочитал это в моей карточке, и про аварию ты тоже всё знал до моего рассказа, - мой голос был совершенно безразличным, в любой другой ситуации я бы разозлилась и ушла, но не сейчас.

  - Прочитал, - он не стал скрывать, - почему ты не ходила к психологу, он помог бы справится с кошмарами?

  - Я ходила, Бабушка записывала меня, но после первых двух попыток я просто не соглашалась идти больше, а когда заставляли я отказывалась разговаривать, просто сидела на диванчике. Они все говорили одни и те же слова. Она это понимала.

  - Почему же ты мне рассказываешь.

  - А я по утрам плохо соображаю. Забыл?

  Мы оба посмотрели за окно. Там всё также была глубокая ночь, я даже немного улыбнулась. Мой психолог-любитель немного помолчал и как-то грустно начал говорить:

  - Представь, что я после очередного изматывающего совещания встречаю Маю и она просит меня купить мороженное, в кафе через дорогу.

  Я смотрела на него широко раскрыв глаза, ещё не понимая сути. Но перебить себя Виктор не позволил.

  - Идём мы на зелёный свет и нас сбивает машина. Кто виноват, водитель машины, я, который не убедился в безопасности или двенадцатилетняя Мая, которая заметила машину раньше всех, но не успела предупредить?

  Я мотнула головой. И мой психолог не стал ждать ответа, а просто очень жёстко прокомментировал обе ситуации:

  - Не рассматривала ситуацию с этой стороны? Или тяжело винить погибших? А может привыкла к постоянному чувству вины? Не смотри не меня так. Виноват водитель, который уснул за рулём и, да, часть ответственности на твоём отце. На тебе вины нет совсем!