На вопрос не находя ответ,
От стыда краснела до макушки,
Еще больше портило эффект,
Что она не смеялась на шутки.
Организм не принимал вино,
И была, как белая ворона,
В праздник, где всё объединено
Веселящей силой самогона.
Поддержать, когда просили тост
Подавая чарку на народе,
Выпивала всю, встав в полный рост,
С видом смертницы на эшафоте.
А потом болела голова,
Уводить приходилось с праздника,
И сидела всю ночь, как сова,
Не смыкая глаз, возле тазика.
Её мучила мигрени боль
После праздников тех суток трое,
Недовольство росло исподволь
На его с ней постигшее горе.
А когда к себе звали гостей,
То конфуз был на грани позора.
Привечать не пыталась друзей,
Избегала с ними разговора,
Была пресной, невкусной еда,
Так как мало добавляла соли
И приправ не клала никогда.
Ели, будто против своей воли.
Походили борщи и супы
На рецепты из книг лишь немножко,
Так же, как и блюда из крупы,
Удавалась ей только картошка.
Когда с ней оставались вдвоём,
Не горел интерес к общению,
О чем-то думала о своём,
Стремясь только к уединению.
И казалось, что брак нужен ей
Для того, чтоб сказали селяне,
Что в семье их всё, как у людей,
Что Степан души не чает в Жанне.
Не выказывала теплоты,
А лишь только услужить готовность,
От растущей в душе пустоты
Давать знать о себе стала злобность.
Если он насмешкой оскорбит,
Её это будто не сердило,
Но с укором вдруг так поглядит,
Словно искренне жаль его было.
В безответном смирении том
Милосердие видел монашки,
В другой раз в жгучем взгляде прямом
Вдруг усматривал ведьмы замашки.
И казалось бормотанье слов
У иконы старой, деревянной
Пережитком из древних веков,
А она сама – бабой отсталой.
Вопрошал, в улыбке рот скривив: –
– Эти доски тебе помогают?
Отвечала: – «То лики святых,
Они силу души укрепляют.
Ты без веры, котёнком слепым,
Всё туда-сюда лишь мыкаешься,
К настоящей же цели большой
Никогда не выкарабкаешься.
Человеку придать может сил
Только высший отец наш небесный
К нему взор если бы обратил,
То совет получил бы полезный.
– Да сил столько у меня внутри,
Что сумею свернуть я и горы!
– Только дров не наломай смотри,
Строя жизнь без нравственной основы.
Потерял если ориентир,
Ни к чему твои ухищрения.
Силы сколько бы ни применил,
Вся уйдёт лишь на разрушения.
Не задаёшь если ты вопрос,
Хороши ль дела твои для бога,
Всё пойдёт тогда на перекос,
И ошибок наделаешь много.
-–
Как-то странно сочетались в ней
Беззащитность, схожая с юродством,
И пытливый взгляд ярких очей,
Осаждающий зло благородством.
Лицедейством казалось ему
Слыть хорошей семьёй стремление.
Равнодушна была ко всему,
Кроме общества о ней мнения.
Ну, а в целом считал, повезло,
Жена совестлива и скромница,
Ничего не делает на зло,
Поселковых сплетниц сторонится.
Не искал теперь Степан любви,
Считал, что много эмоций лишних,
Было важно, чтоб в разрез не шли
С его волей желания ближних.
Ни к чему, чтоб нас кто-то любил,
Лишь бы слушался беспрекословно,
Во всём верным и преданным был,
Жизнь бы шла тогда гладко да ровно.
Нужно женщину в узде держать,
А не то сядет тебе на шею,
Попрекать станет да помыкать,
Заниматься начнёшь только ею.
Ты с послушной уверен в себе,
Не выводят из себя капризы,
А любовь преподносит тебе
Зачастую одни лишь сюрпризы.
Похвалить если при всех жену,
То улучшишь о ней лишь мнение
Будет страшно оставить одну,
Не дадут покоя сомнения.
Чтобы к ней не возник интерес,
Твердить надо лучше непрестанно
Похвалам людским в противовес,
Что жены поведение странно.
И двояко можно понять речь,
Она то ли тебя старается
От опасности предостеречь,
То ли шутки шутить пытается.
Тяжело найти общий язык,
Нужна выдержка очень большая,
Но настолько уже к ней привык,
Что мила для сердца и такая.
Будешь выглядеть, как альтруист,
С душой жертвенной и благородной,
И, увидев, что ты гуманист,
Не обделят любовью народной.
Теперь так на жизнь смотрел Степан,
Трезво и без сантиментов лишних,
В голове имея чёткий план,
Подчинить чтоб своей воле ближних.
Дочь
О ребёнке поразила весть,
Сына, чтоб понимал с полуслова,
Он, конечно, желал бы иметь,
Но боялся расхода большого.
И не ждал, что появиться дочь,
Даже радости не подав вида,
Из больницы ушёл тогда прочь,
На судьбу вновь проснулась обида.
Но когда на себе стал ловить
Взгляд такой, будто дочь обожала,
Перестало его тяготить
Всё постылое, что окружало.
Он, её гладя по волосам,
Видел взгляд, что восторгом светился,
И припомнил, как когда-то сам
С восхищением к жизни стремился.
Силуэт под дубом вспоминал,
Бередя сердце любовной болью,
О той девушке в память назвал
Появившуюся дочь Любовью.
Щекотал её, чтоб вызвать смех,
Улыбаясь от умиления,
Повторенья частые утех
Доводили до исступления.
Она сжаться пыталась в комок,
От щекотки пятки свои пряча,
А он власти чувствовал восторг
От её безудержного плача.
Ему было забавно смотреть,
Когда в ней исчезала весёлость,
Начинало лицо вдруг стареть,
Морщась, выражая безысходность.
Только рёв мог прекратить игру,
Когда мать из кухни приходила.
Объяснял, что палец на юлу,
Когда та вертелась, положила.
От тяжёлых, насущных забот
У кроватки её отвлекался.
Засмеётся или заревёт,
За ним выбор теперь оставался.
А когда он с ней шёл по селу,
Подходили посмотреть на дочку
Это было приятно ему,
Отыскал опоры будто точку.
Так как раньше привлекать не мог
Он к себе людское внимание.
А теперь вызывало восторг
Его маленькое создание.
Посмотреть хотели в глаза ей,
