— …а демозаписи вы получите сегодня по почте с пометкой “Ice Devil”. По аналоговой, разумеется, мини-CD принесёт курьер: я не хочу, чтобы цифровые копии попали к вам в папку «Спам» и в мусор. Но их затем отправлю тоже, по первому требованию. Вы опасаетесь, что получите очередную заунывную песенку о любви в нише фальшивого independent, которая давно заполнена и переполнена, или экспериментальный арт-и психоделик-рок, который не раскупался нормально со времён Pink Floyd. Я предлагаю вам тяжёлое звучание альтернативы, намного тяжелее NIN и Ministry, но достаточно мелодичное для клубных танцполов — в сочетании с фасадом поп-бойзбэнда, который соберёт вам полную кассу и стадионы. Со мной в группе будут ещё четверо — такие же, как я. Или ещё лучше. Всмотритесь, а я ведь даже не вокалист. Я разговариваю как ребёнок, и вы можете смеяться надо мной — я не обижусь, я и есть ребёнок, который предоставит вам генеральную доверенность от родителей на свою деятельность и право подписи. Каждый из нас хорошо знает, чего хочет. Вы получите своё. И поможете получить мне моё. Если я ребёнок, то это — мои конфеты. Я назвал цену. И если откажете вы — на гитаре, висящей у меня через плечо, заработают миллионы ваши конкуренты.
Сложно понять, кто говорил моими устами, но сам бы я такую речь не подготовил и тем более не выдал бы экспромтом. Она забрала у меня все силы, так как затем случился обморок — ментальный, не физический. Я замолчал, продолжал стоять прямо, даже связно ответил на несколько вопросов (вполне вероятно, что невпопад), но сознание отключилось, и глаза мои, широко распахнутые, ничего не видели. К счастью, из домика меня провожала уже охрана, не грубая, но придерживавшая за плечи – чтоб я, видать, с дороги не сбился. На посыпанную песком дорожку был выброшен учтиво, с просьбой никогда так больше не врываться. Да я с радостью… если б это от меня ещё зависело. Тело перестало слушаться очень не вовремя, но меня подхватили железные, пропахшие никотином руки Арчера (я ему бессмысленно улыбался и в глубине уснувшей души ржал с имени), на них очень удобно было висеть трупом, пока он нёс меня наружу. В себя я пришёл уже верхом на ревущем мотоцикле, намертво вцепился в водителя, испугавшись, что слечу с сиденья нафиг. Попросил остановить, чтобы как-то осмыслить себя и пережитое, мне нужна была пауза тишины без сумасшедших поступков. И ещё хотелось поскорее открыть багажную сумку и убедиться, что вместе с гитарой я увожу заветный… Но мессир не послушался, так что я покорно дальше ехал в Хайер-билдинг, сдерживая тихий истеричный плач и не веря своему счастью. Лицо горело, в раскалывающейся голове всё потихоньку смешивалось и размешивалось. Смогу ли я когда-нибудь снова быть прежним? Нормальным? Чувствовать в себе эту норму?
Остаток дня я посвятил максимальному давлению на группу — не все её участники мне нравятся — и дал выход своей давно копившейся агрессии. Тот таракан Дилан за барабанной установкой не заслужил, чтоб я о нем ещё и думал, поэтому я просто его прикончу. Но как-нибудь потом.
Что мы имеем на сейчас?
Боссы Warner обещали контракт: терпимый, не кабальный, с отчислением двадцати процентов с продаж. Выходит, возраст не помеха, я что-то подписал не слезая со стола и, кажется, должен им дебютный альбом в альтернативном танцевальном звучании — на десять-двенадцать треков плюс бонусные песни для лимитированного издания в Японии, одна или две, и всё это надо устроить в течение полугода.
Мокрушник обещал для фронтмена какую-то стерву-стилиста, мне страшно, что в его устах означает «стерва»: Мэйв и так травмирован каким-то «диким котом», я боюсь упустить его крышу под воротами в психушку, хоть он и уверял, что с ним полный порядок. Забирать его на машине в семь утра после очередных непристойных приключений — то ещё удовольствие.
Ксавьер вот ни хрена не обещал, но конечно купил мне басуху, даже две — брат мечты, такой заботливый, что ущипните меня.
Кто-нибудь ещё что-нибудь полезное обещал? Мессир папчик намекал на большую движуху в скором времени, но я не понял, какими шишами за его любезность расплачиваться буду. Мне и сегодняшнего «шоу» много. Он такой загадочный, когда в хорошем настроении, ещё ни разу не говорил о простых вещах и чтоб напрямик. И с Мэйвом тоже в сплошные шарады играл, но когда смотришь со стороны — это смешно. Всегда, когда не ты участник беседы.
Я хочу снять клип. Студия-трансформер не предназначена только для полётов в космос, грех ей простаивать из-за нехватки людей в группе, я готов режиссировать сам и хоть сейчас. Интерактивные панели сложились в несколько нужных мне интерьеров: обшарпанную тёмную комнату с одним зеркалом, кучей лезвий, запачканной кровью табуреткой и петлёй под потолком; заброшенное складское помещение с красивым дощатым полом, набитое ящиками с взрывчаткой и дырявой крышей, сквозь которую щедро поливает дождём; и самое сложное — средневековая башня-темница с подземельем. Там несколько смен декораций и локаций внутри башни, есть камеры, где томятся закованные в цепи узники, круглая пыточная и лестница наружу, где предстоит выломать из окна прутья, чтоб сбежать. Отдельно ещё есть место, где вокалиста подвесит над землёй, снизу и сверху обездвижит и обовьёт металлическими вервиями, гибкими как лианы. В таком положении — буквой X — он должен будет петь, так что микрофонная стойка не понадобится, микрофон прикрепим у рта. Я всё запрограммировал и сохранил в системе. В чём самая адовая прелесть студии? Это не какие-то телевизионные экраны фоном или неосязаемые голограммы: дождь пойдёт по-настоящему, доски пола будут скрипеть и прогибаться, кровью с табуретки можно измазаться, и тросы тоже не нужно заказывать отдельно — трансформирующиеся панели выпустят их сами, и выглядеть они будут как стальные. Разумеется, на генерацию и загрузку оборудования нужна масса времени, даже здесь работает наука, а не черная магия (хоть и смахивает на то), поэтому я сохраняю подробную программу для клипов внутри студии заранее. Больше трёх нельзя — устрою перегрузку. Мечтаю о съёмках с опытным клипмейкером по пути домой.
Тщательно вылизал и отполировал шесть песен, окончательный выбор из них сделаю вместе с Сент-Мэвори. Он много пропадает на своих работах. Хоть бы не попал опять в беду. Я рад, что он переселился к нам из общаги оборотней, его комната на четвёртом этаже через дверь от моей. Но я не рад, что мокрушник смотрит на него. Запросто шастает к нему в любое время суток, я же всё слышу. А теперь ещё и одевает. При Мэйве Демон был со мной ненормально ласков, проявил внимание. Если это были те, обещанные им игры… Он такой конченый лжец и лицемер?
Нам позарез нужно поговорить. И я постарался бы не реветь и не обвинять его в скотском поведении, словно он что-то мне должен после… того единственного секса, после довольно классной вылазки в гараж и перестрелки, после всего, что я пережил, прилетев с Марса на Землю и моментально угодив в его лапы. Сколько боли я мог бы на него вывалить. Но она уходит в очередную злую песню и музыку. Диалог невозможен, он проигнорирует любую просьбу. Гад, надёжно запертый в презрительном молчании, а я — лузер, безуспешно подбирающий к замороженному сейфу ключ. Напишу об этом, чёрт возьми. «Ящиком Пандоры» назову. Симпатичный сейф, который лучше не вскрывать. Из него вылетит беда, которая не стоит, наверное, такой сильной жажды обладания. Почему я всё равно хочу? Что ищу я в пятом всаднике Апокалипсиса? Его тело, его естество, его алые нашивки, чувство собственного превосходства, потому что покорил то, чего не покорит никто? Требую взглядов, полных страха, уважения и зависти — потому что я завоюю не человека, не оборотня, а обуздаю шторм, надену корону бури? Что я буду делать с такой страшной победой? Мучиться потом всю жизнь? Захочу обычных отношений, но меня не отпустит монстр, я прочно застряну в плену у взбесившейся стихии? Я уверен?
Я снова вспомнил слова Кси. Церковь ада венчает единожды и навсегда. Жизнь будет не веком, а вечностью. Я готов заниматься музыкой под боком у чудовища пятьсот лет? Тысячу? Десять тысяч? Может, я болен? Не любовь, а наваждение, а даже если и любовь — от неё наверняка существует лекарство?
