Милли набирала ее по фейстайму раз в две недели. Не хотела навязываться.

Чуткая.

И такое положение дел Бёрнелл устраивало. Почти.

Ведь в своем отшельничестве она постигала важные вещи.

— Знаешь, я прихожу сюда каждый день, — внезапно произнесла девушка, зарываясь пальцами ног во влажный песок. — Это мой берег воспоминаний. И раньше я здесь молчала. Теперь уже не могу.

Лайя сглотнула, зажмурилась от неприятной рези в глазах.

«Не надо.»

«Поплакать в меру – знак большой любви,

А плач без меры – признак тупоумья.»

Своё она уже отревела. По крайней мере, ей так казалось.

— Я подумала, что надо говорить, — глубоко вздохнула. — Ты же любишь цитаты. Вот и послушай…: «Что бы ты ни сделал в жизни — это будет незначительно. Но очень важно, чтобы ты это сделал. Потому что больше этого не сделает никто.» Например, когда кто-нибудь появляется в твоей жизни, часть тебя говорит: «Ты еще совсем не готов», тогда как другая непременно шепчет: «Сделай её своей навсегда». И ты сделал.

Лайя запнулась, закусила губу, опустив глаза с небосклона на океанскую гладь, по которой рябью бежала к берегу оранжево-розовая дорожка.

— Ноэ,… Милли спросила, что бы я сказала, если бы знала, что ты слышишь меня? Я ответила, что я знаю: “Я люблю тебя”. И это никогда не изменится. Но я не понимаю, почему я? У тебя была возможность прийти в чью-угодно жизнь. Но ты выбрал меня. И я не думаю, что когда-нибудь пойму это. Видимо, некоторые вещи просто не следует подвергать сомнению…

Слёзы.

Она опять плакала. Потянулась к лежащей рядом сумочке в поисках салфетки, платка… Да чего угодно, что могло бы помочь.

Но не могло.

Пальцы коснулись сложенного вдвое листка. Уже потрепанного, пожелтевшего. Который она так часто сминала и разглаживала. И с которым никогда не расставалась. Каждый раз вчитывалась в строчки, ища что-то еще, кроме слов. Что-то между ними.

Тепло его рук, прикасающихся к бумаге. Выражение глаз, скользящих по написанному.

Искала его. Находила и рыдала.

Как и в этот раз.

Мне не страшно сгореть. Мне не страшно уйти.

Лишь бы знать, что горю не напрасно.

Мне не стать для тебя продолженьем пути,

И не знать, как ты будешь несчастна.

Но я стану костром, согревая в ночи.

Стану песней любимой твоей, наизусть.

Буду спать в изголовье, где бросишь ключи.

Лишь бы только любила. Лишь бы только пусть.

И агония стихнет, как волны реки.

Слез не станет в ресницах густых.

И я буду кормить твоих бесов с руки,

Раз уж ты приручила моих.

Н.

Сдавленный всхлип сорвался с ее губ.

— Ты ведь знал… Знал что не вернешься…

Ощущение тошноты привело Лайю в чувство. Она поднесла лист бумаги к губам, оставляя на словах поцелуй, а после спрятала письмо обратно в сумку и накрыла ладонями еле заметно округлившийся живот.

— А знал ли про это? — робкая улыбка тронула скорбную тень лица. — Вряд ли…

Девушка замолчала, склонив голову, прислушиваясь к себе. Затем чуть неуклюже поднялась с песка, подобрала сумку, накинула ее ремешок на плечо.

— Завтра мы с Кову снова придем, — Бёрнелл зашагала вглубь острова, в сторону деревьев, но вдруг, будто вспомнив, обернулась и добавила:

— Лео считает, что я или мои дети можем быть мессиями, представляешь? Твой сын — и мессия… Я почти слышу, как ты смеёшься над этим, — она хмыкнула и двинулась дальше, бросив океану через плечо:

— Увидимся завтра, Ноэ.

Комментарий к Глава 15. Эпилог

Месяц без нормального сна.

Месяц в какой-то надрывной агонии.

Мои корявые стишата…

Ставлю точку, плачу и ни о чем не жалею.

Спасибо всем, кто был тут со мной на протяжении всей этой истории.

И простите, если разочаровала или не оправдала ожиданий. Но, так уж написалось и передалось. Так уж вышло.

Дописала с огромным трудом…

Но очередной гештальт закрыт💔

========== Послесловие. Сорок лет спустя ==========

Комментарий к Послесловие. Сорок лет спустя

Моя первая сотня к «Сотне миражей»

21.10.2021. Спасибо вам!

Символично!

Я много думала. И пришла к выводу.

Вот такому.

Приурочиваю это к круглому числу ваших лайков🙏🏻

Жди меня.

Я когда-нибудь вырвусь из пламени.

Жди меня.

Я приду этой осенью каменной.

Осень пристально заглядывала в окна больничной палаты. Скребла по стеклу пёстрой веткой, мешая уснуть. Холодом сквозняка целовала в затылок, словно напоминая о том, о чем забыть было невозможно.

Лайя лежала в постели.

Который день.

Хриплый кашель раздирал лёгкие. Кислородная маска не спасала, не давала нужного количества воздуха. Хотелось вдохнуть полной грудью, но женщина не могла.

Что-то давило, сковывало солнечное сплетение.

Болезнь.

И пусть медицина за последние годы шагнула далеко вперёд, в случае Бёрнелл она была бессильна.

Лайя сперва думала, что это простая простуда улеглась на груди.

Оказалось – неоперабельный рак лёгких. Метастазы в крови.

Врачи лишь разводили руками и уповали на чудо. Но женщина не боялась.

Ни болезни, ни смерти.

Она смирилась со своим положением, но всё ещё старалась давать надежду Кову.

Сын не отходил от неё с тех самых пор, как она загремела в больницу. Оставил свою семью, работу с пациентами в госпитале Святого Луки, и все время посвящал Лайе. Неустанно настаивал на том, чтобы позвонить ее друзьям и сестре, но Бёрнелл не хотела беспокоить никого из них.

После тех событий, произошедших с ними сорок лет назад, Дракула, наконец ставший полноценным человеком, испытывал такие же вполне людские проблемы. С возрастом он все реже наведывался к ней в гости, предпочитая греть старые кости у камина в своём замке в Румынии.

Сандра и Лео неожиданно для всех поженились и спустя десять лет уехали жить в Австралию, откуда два раза в год присылали ей и Кову подарки. На Рождество и День рождения. Напоминали о себе. Пытались держать связь.

Милли увлеклась журналистикой, закончила университет и теперь колесила по миру в поисках историй для своих статей.

Посвятила этому свою жизнь.

А что до неё самой – Бёрнелл так и не вышла замуж. Растила сына одна, а друзья помогали ей всем, чем могли. Пока были рядом.

И со временем она преодолела печаль, съедающую ее душу. Осталась светлая грусть о былом, осталось его продолжение.

Сын стал для Лайи утешением и источником радости. Рос он быстро, и чем старше становился, тем больше походил на отца. Даже гетерохромию унаследовал от Ноэ. Но всё же, он был человеком, несмотря на тёмное прошлое своего родителя.

И это был поистине светлый мальчик. Ставший красивым мужчиной, замечательным психотерапевтом, помогающим людям с расстройствами личности и примерным семьянином. Подарил Лайе двух чудесных внучек-близняшек, тоже с разноцветными глазками.