— Что ж, тогда, думаю, ты не против здоровой конкуренции, которая не должна стать помехой старой дружбе?

— Влад. Никакой конкуренции не будет, — вздохнул Ноэ, готовясь сказать то, что намеревался. То, что разобьёт другу сердце. Но лучше это сделает он, чем Лайя. Лучше он примет удар на себя. — Она видит в тебе друга, и никого больше.

«Всё. Сказал.»

Следя за тем, как Дракула медленно оседает обратно на стул, Локид поднялся со стола. Понимание того, что сейчас испытывает Влад, невидимой плетью стегнуло по спине, заставляя тело беса вздрогнуть от эфемерного удара.

— Прости.

Но Влад больше не смотрел на него. Взгляд мужчины был прикован к сжатым в кулаки рукам.

«Возможно, сейчас его будут бить… Может быть, даже ногами».

От этой мысли стало смешно. Ведь он вполне заслужил пару-тройку зуботычин. Да и Владу бы полегчало.

Поэтому уходить Ноэ не спешил, ожидая, когда эмоции возьмут над другом верх.

И каково было его смятение, когда Локид, вместо тысячи грозных фраз, услышал спокойное:

— Тогда пусть сама мне об этом и скажет. А теперь, прошу, оставь меня одного.

***

Ноэ вновь замолчал и, по прежнему не глядя на девушку, принялся мерить шагами зелёную лужайку.

«Мечется, будто запертый в клетке волк», — подумала Лайя, наблюдая за движениями мужчины.

Этот разговор дался ему нелегко, о чем свидетельствовало напряжение во всем теле Локида, выдающее его с головой.

Бёрнелл неспешно опустилась на траву, почувствовав, что колени начали предательски подгибаться. Все это нужно было переварить…

Понять, что она чувствует.

Злится ли на беса за такое наглое своеволие за ее спиной или же…

Наоборот, благодарна? Ведь его поступок так о многом ей говорил, заставляя взглянуть на Ноэ совершенно по-другому.

— Я… не знаю, что и сказать, — в смятении призналась девушка.

— Тогда, не говори ничего вовсе, — он продолжал вышагивать из стороны в сторону, заламывая пальцы и похрустывая суставами. Но потом вдруг резко замер прямо напротив Бёрнелл. — Думаю, нам пора, если ты узнала все, что хотела. Или есть ещё вопросы?

Холодный.

Почему он стал такой холодный?

Пытался ли он ее оттолкнуть этим или же просто привык вести себя так, когда ему становилось некомфортно…

Когда он слишком открывался..?

Исходящая от Ноэ отстранённость была почти осязаема, и о неё можно было бы порезаться, если поднести руку слишком близко.

Значит, Лайя порежется.

— Найдётся парочка, — напуская на себя беззаботный вид, Лайя махнула в направлении домика. — Что это за место? И почему здесь так… неподвижно?

Демона явно удивили ее слова. Он искоса бросил на нее беглый взгляд.

— Интересно… Обычно, люди этого не чувствуют, — мужчина шагнул ближе и протянул Лайе ладонь. — Пойдём, любопытная, покажу.

Не задумываясь, она схватилась за его руку и поднялась на все еще слегка подрагивающие ноги.

Ноэ провёл Бёрнелл к веранде и заговорил:

— Это, как я уже сказал, моя личная Тайная комната. Капсула момента, который мне дорог. Поэтому ты не чувствуешь здесь течения времени, движения воздуха и не слышишь посторонних шумов. Что странно… — он вновь с подозрением покосился на девушку.

— А что это за момент? — Лайя погладила рукой белую скатерть, покрывающую кофейный столик.

— Самый страшный… — Ноэ уселся в кресло-качалку, предварительно убрав с сидения затянутую пяльцами вышивку, и бросил ее на стол.

Бёрнелл остолбенела.

На ткани была изображена молодая пара и мальчик лет десяти-одиннадцати.

Со светлыми волосами до плеч и гетерохромией.

— Это… это… — она сжала пальцами край вышивки.

— Да. Это я. И мои родители, — ровно произнес мужчина, раскачиваясь в кресле. — И да, их нет в живых. А все это, — он развёл руки в стороны, — Воспоминание одиннадцатилетнего бесёнка сразу после их смерти. И как можешь судить по бесконечно ясному небу и сладкому пению скворцов, в тот момент мир не рухнул мне на голову и не разлетелся вдребезги.

Он говорил все это так беспристрастно, так сухо констатировал факт гибели собственной семьи, что Лайя даже растерялась. Неужели Ноэ и правда так очерствел, или снова умело прятал эмоции за маской?

Способ выяснить это был, но девушка не была уверена в том, насколько это уместно… Нужно ли бесу сожаление смертной? Нужно ли ему вообще хоть что-то от нее?

Хотя, сколько можно сомневаться?

Или она сейчас же ломает подернутую наледью стену, что так внезапно выросла между ними, или жалеет о том, что не сделала этого всю дальнейшую жизнь.

Обойдя мужчину сзади, Лайя осторожно положила руки ему на плечи, наклонилась к украшенному серьгой уху и, вложив в свои слова всю искренность, что была в ней, прошептала:

— Ноэ, прости… Мне безумно жаль.

Покрытая легкой щетиной скула дрогнула, напрягаясь, а в следующее мгновение бес повернулся к ней, замершей так близко от него, и невесомо коснулся ее губ своими.

Лёд треснул.

========== Глава 7. Неотвратимое воздаяние ==========

… and at once I knew

I was not magnificent.

Holocene (Bon Iver)

Как вышло, что он по собственной воле привел ее в свое самое сокровенное и потаенное место?

Как вышло, что он забыл собственные убеждения о людях, и сейчас так увлекся человеком?

Как вышло, что он подпустил ее так близко?

Или же, это она его подпустила?

Просто смертная. Просто земная девушка. Что в ней было такого?

За свою недолгую, по меркам темных, но бурную жизнь Ноэ повидал разного. И людей изучил досконально. Вдоль и поперек.

Знал их слабости, их пороки, все потаенные желания и страстишки. Почти у всех они были одинаковы: похоть, жажда власти, алчность.

Сперва, человеческая ограниченность и недалекость вызывали в Локиде чувство брезгливого пренебрежения и даже отвращения, но позже он узнал смертных лучше, и оно сменилось снисходительной неприязнью. Он изучал людскую культуру и зачастую бывал крайне впечатлен, когда некоторые менее узколобые представители человечества создавали что-то недурственное.

Книги, музыка, кинематограф, живопись увлекали Локида, и бес нырял в это с головой, иногда не замечая, как проходила декада*, а то и все полвека. И пусть искусство людей значительно преображалось с течением времени, но по-прежнему оставалось занимательным для него.

Все чаще Ноэ посещал Землю, несмотря на свое высокомерное отношение к смертным. Все чаще задерживался там.

И сам не понял, в какой момент начал очеловечиваться…

А когда ассимиляция стала настолько очевидной, что не замечать ее было уже невозможно, это начало его пугать и злить.

И пренебрежение к людям вновь возобладало в Ноэ над страстью к их творениям.