— Решил сам со мной разобраться? Чудно, — проворковала она. — А знаешь что, дорогуша? Ты в курсе, что перед тем, как взяться за тебя, я перетрахала почти половину вашей сраной труппы?

Дыхание сбилось. Еще минуту назад ему казалось, что ничего больнее быть не может, но Мисаки вонзила в него еще один нож. Маска спокойствия, которую он удерживал, тратя столько сил, дала трещину.

— Мне просто нужен был кто-то сносный, перед тем как взяться за урода вроде тебя, — Мисаки засмеялась. — Увогин, Франклин, Шалнарк, Финкс… Да я даже посидела на лице у гребаной Пакуноды. Смотри сколько людей мне понадобилось.

Изо рта вырвался всхлип. Фейтан покрепче вцепился в ногу Мисаки и перебросил её через плечо. Она улетела в обочину, раскрыв рот от неожиданности. Фейтан отбежал достаточно далеко от города, их окружали высокие деревья и тишина начинающейся ночи. Её тело изогнулось под странным углом от удара о дерево.

— А знаешь, я рада, что умираю сейчас. Хоть забуду, как ты выглядишь без одежды, урод, — она сплюнула кровавый сгусток ему под ноги. Улыбка не сходила с губ, даже когда она лежала у него под ногами, сломанная и искалеченная. В глазах продолжало плескаться презрение. Желтый — цвет безумия.

Тем днем Фейтан сделал для себя малоприятное открытие. Ему не обязательно быть переломанным и изрезанным, чтобы спалить своего врага дотла. Оказалось, душевная боль тоже прекрасно подходит.

1 июня 1999, вторник.

Сколько времени? В комнате темно, все окна зашторены. Тихо. Фейтан снова засиделся допоздна. Он сидел в том самом кресле, пустым взглядом уставившись на дверь. С подбородка что-то капало на его сцепленные руки. Черт. Он провел рукой по лицу — всё в слезах. Как хорошо, что все уже спят.

Его захлестнула волна ненависти к себе. Сколько можно? Прошло больше года с того вечера, пора бы уже отпустить эту ситуацию. Давно пора соскрести со стенок остатки фарша, которые раньше были Фейтаном, и вылепить из них что-то новое. Пора двигаться дальше.

Но воспоминания терзали его так же сильно, словно это произошло вчера. Сколько можно было сидеть в темноте, как сейчас, и прокручивать в голове все произошедшее? Сколько еще он собирается рыдать как последний слабак? Фейтан вытер глаза рукавом рубашки и скривился.

Тяжело было не от предательства. И даже не оттого, что от его любимой Мисаки осталась лишь кучка пепла под ногами. Действительно убивало то, что самая счастливая пора его жизни оказалась насквозь пропитана ложью.

Дураком он был, конченым идиотом, если думал, что ему может быть доступно обычное человеческое счастье. Мисаки права: любви нормального человека он не заслуживал. Да что там любви — даже простого общения.

Он проверил телефон. «1 новое сообщение» — высвечивалось на экране.

Асами: «У меня другое мнение. Я не хочу с тобой спорить, потому давай не будем об этом? Курута — мой одноклассник, вот и все. Я просто не люблю насилие. Мне становится дурно, особенно, когда это происходит у меня на глазах.»

Вот они — обычные люди. Простые. Вежливые. Боятся насилия, считают его пережитком прошлого. Кардинально отличаются от него. Даже если ему очень сильно захочется интегрироваться в их общество, у него не выйдет. Потому что Фейтан другой. Потому что его душа — черная, как и его имя. Он ненормальный садист, извращенец, его поведение патологическое, и этого не стереть и не перекроить.

Как он устал… Пальцы забегали по кнопкам, словно отдельно от него. Ответ на сообщение пришел сам.

Фейтан: «Тебе ведь это не нравится, так? У меня есть для тебя простое решение — не смотри и станет легче.»

Он не спеша поднялся на ноги и поплелся в сторону ванны. Сон все равно не придет в ближайшие несколько часов, так чего беспокоить соседей? Финкс очень чутко спит и спросонья примется орать так, что обязательно разбудит Шала.

Из зеркала на него давно не смотрел такой урод. Волосы торчат в разные стороны, некоторые пряди прилипли к покрасневшим щекам. Глаза опухли от слез и превратились в узенькие щелочки. Кожа серая, взгляд мутный.

Фейтан всхлипнул и задрожал. Отражение сделало то же. Губы сжались и побелели от напряжения. Это выглядит еще хуже, чем он себе представлял. Дешевые проститутки после рабочей ночи выглядят не в пример лучше.

К черту. Он снял футболку через голову и открыл кран с холодной водой. Глаза и щеки защипало, а все тело покрылось мурашками, когда он подставил голову под струю. Сейчас все сосуды спазмируются и проклятая краснота уйдет. Он потер глаза, неосторожным движением расцарапывая тонкую и нежную кожу. К черту!

Откинув волосы назад, он посмотрел в зеркало, которое какой-то самовлюбленный идиот установил прямо над ванной. Кажется, стало ещё хуже. Предыдущий урод хотя бы был сухим. И лицо у него было целым, а не расцарапанным, будто он недавно встретился в переулке с дикой кошкой… Чертова краснота никуда не делась.

Закрыв расцарапанное лицо ладонью, он разрыдался. Причины грустить, конечно же, не было. Всему виной последняя капля в виде всплывших не к месту воспоминаний. И реакция Орихары, конечно. Как бы он не противился этому, это правда, от которой не убежать, даже если ты самый быстрый в труппе.

Просто весь день какой-то говенный. Сейчас стоит пойти спать и положить все силы на то, чтобы заснуть. Написать Финксу и попросить не будить его утром. Выспаться за всю неделю, что его мучила бессонница. Завтра все депрессивные мысли отойдут на задний план. Он проснется в тишине покинутого дома и разберется со своими чувствами. Он найдет решение и все будет идти так же, как и шло до этого. Завтра перед сном он подумает о чем-нибудь другом.

Однако, завтра еще не наступило.

========== Спасибо ==========

Асами Орихара

31 мая 1999, понедельник

Курапика выполнил свое обещание, и уже через пятнадцать минут стоял в прихожей с покупками. Он даже не выглядел уставшим после похода (точнее будет сказать «после пробежки») в магазин.

— Вот это скорость, — удивилась бабушка. Асами слышала её из коридора, пока сама лежала на диване в гостиной, укутанная в плед. — Да ты ведь еще что-то купил. Надо же, лавандовые кексы! Подожди, я схожу за деньгами…

— Не стоит, Сэцуко-сан, — рассмеялся он. — Это чтобы порадовать вас с Асами и отплатить за вашу доброту.

— Точно? Ну, раз так, значит, в следующий раз наша с Асами очередь делать добро, — бабушка, судя по голосу, вернулась на кухню. — Пока Асами отдыхает, сделай-ка нам чаю.

Она медленно поднялась с дивана. Знакомая с детства гостиная, уютная и любимая, вдруг закачалась. Перед глазами снова потемнело. Стоило бы сесть, чтобы не пропахать носом ковер, на котором она играла еще ребенком, но желание увидеть Курапику пересилило всё остальное. Медленно, но верно, она направилась на звук голосов. С кухни слышалось тихое бормотание радио, шум воды и редкие шаркающие шаги.

— Легка на помине, — обрадовалась бабушка, увидев Асами в проходе. — Тебе уже стало полегче, внучка?

— Да, я почти в норме. Сейчас съем чего-нибудь, и тогда мне вообще хорошо станет, — улыбнулась она, нетвердой походкой направляясь к столу.

Курапика колдовал над заваркой, бабушка, подпевая себе под нос, лепила данго. Через несколько минут он сел напротив, поставив чайник на середину стола, как и в прошлый раз. На нем все ещё красовались солнцезащитные очки с непроницаемыми стеклами. Страшно подумать, как выглядит его лицо без них…

Чем дольше Асами смотрела ему в лицо, тем более ей становилось не по себе. Из-под очков виднелись пластыри: один большой на скуле, два на брови, один на носу, еще один, похоже, скрывала челка. Ещё один на губе. Там же, куда Асами ударила его в прошлый раз. Несмотря на жару он надел рубашку с длинным рукавом, и она догадывалась о причине… Одна из ладоней плотно перебинтована и пальцы, судя по всему, не гнулись. На него было больно смотреть.

— Когда это ты успел подраться? — спросила бабушка, не отвлекаясь от готовки. — Не думай, что я не заметила этого, хоть ты и заклеил себе почти все лицо.