Уилбер, ослабив галстук, сидел в бамбуковом кресле. Ноги на столе, в пальцах сигара. Глаза мага скользнули по слишком широкому, несмотря на отсутствие корсета, платью, по подолу, из-под которого неприлично выглядывали лодыжки, и остановились на торчащих во все стороны волосах.

– М-да.

Не отрывая от меня взгляда, Уилбер тщательно затушил сигару в серебряной пепельнице, подошел легкой пружинящей походкой.

– Замри, – приказал он, забрав мое лицо в ладони, и решительно прижался к губам, раскрывая их уверенным поцелуем.

Вскрикнув, я уперлась в его грудь, выгнулась, пытаясь увернуться, ударила по плечу, и испуганно затихла, увидев, как на лбу мужчины вздуваются вены, а глаза из карих становятся красными.

Руки бессильно повисли. Чужой рот был жадным, требовательным, обжигающе-горячим, но от его прикосновений трясло, будто я стояла голышом на морозе. Заледенели ноги, покрылась холодным потом спина. Заломили виски. Всхлипнув, я вцепилась в рубашку мага – не прижаться, нет! – не упасть! – и взмолилась Триединому, чтобы он лишил меня сознания. Не хочу понимать, не хочу чувствовать, ЧТО будет дальше…

И вдруг маг оттолкнул меня, почти отшвырнул.

На кончиках его пальцев, превращая длинные ногти в фитили, разгорались огни. Голубое бездымное пламя спиралями поползло по рукам, окутало мужские запястья, локти, лизнуло плечи, опалило воротник, завихрилось протуберанцами на теле, прожигая одежду. Ругнувшись, маг стряхнул пламя в камин, и дрова в нем не занялись, не вспыхнули – разлетелись золой! Решетка потекла, кованый трилистник поник, потеряв форму, заплакал чугунными слезами.

На лице Уилбера пролегли глубокие морщины; стиснув зубы, он сгорбился, обхватил себя руками – совсем как я недавно, мучительно застонал и замер. В звенящей тишине было слышно только его дыхание, резкое шорканье метел на улице, звук проезжающих экипажей и раздраженный голос мисс Шелл внизу. Секундная стрелка каминных часов сделала два оборота.

Маг медленно распрямился. Выдохнул – кажется, с облегчением. Повернулся ко мне:

– Встава…– и вдруг выскочил на балкон – прямо через стеклянную дверь – та разлетелась осколками. Исторгнутому им столбу пламени мог бы позавидовать валашский дракон.

На улице закричали, заахали, а размеренный звон подков по мостовой превратился в истеричный перестук, сопровождаемый перепуганным ржанием.

В коридоре раздался топот, в дверь заколотили:

– Сагиб! Сагиб! Господин! Сагиб Уилбер! – Что-то еще на хинди. – Сагиб!

К мужскому голосу присоединился женский:

– Шон! Шон, что случилось?! Шон, немедленно открой!

– Все в порядке, – сипло сказал маг, стирая сажу с губ. – Раджив, Шелл, все хорошо. – Осколки стекла захрустели под его туфлями.

– Шон, ты всю улицу распугал, – голос мисс Шелл из обеспокоенного стал злым. – Ты нарочно это делаешь?! Изо всех сил пытаешься уничтожить мою репутацию?! – Девушка стукнула кулаком по двери. – Мало мне черномазой прислуги, не говорящей по-английски, расстроенной помолвки, твоего отказа от траура – о нас весь Ландон судачит! – так еще эта выходка! Огнедышащий братец! Восхитительно!.. Ты уже не в диком Хиндостане, Шон Роуэн Уилбер!

Маг досадливо поморщился и, залпом осушив стакан воды, повел рукой. Голос мисс Шелл моментально стих, уличные крики исчезли. Выгнув пальцы под немыслимым углом к ладони, маг сделал новый пасс. Стеклянные осколки, сверкая острыми гранями, взмыли в воздух и начали быстро укладываться на свои места внутри палисандровой рамы – снизу вверх, превращая дверь в неокрашенный витраж. Легкий поворот загорелого запястья – по стеклу пошла рябь, разглаживающая трещины. И так же быстро разглаживались царапины на мужской щеке.

Вжимаясь в стену, я потрясенно следила за Уилбером. За эти полдня я увидела больше активной магии, чем за все семнадцать лет своей жизни. Конечно же, я пользовалась амулетами – раньше – и видела в Уайтчепеле действие простейшей волшбы полукровок. Подкармливала брауни и вместе с тетей Скарлет сыпала на подоконники освященную соль, больше по традиции, чем от страха – кто видел злого духа в Хэмпстеде? – прятала щепку святочного бревна на удачу, а в детстве плясала с фейрис в саду. Потом я выросла и перестала их видеть. Но то, что делал маг, было невероятно. Невозможно. Просто немыслимо!

…жутко.

Человеческая магия проявляется в детстве, и обычно она ничтожно слаба. Прочесть наговор, благословить, если отмечен Триединым, или наоборот, проклясть, если есть метка Падшего. Все. И только в семьях аристократов рождаются те, чья сила способна поспорить с волшебством Древних народов – так говорят. Еще говорят, что если бы не они, люди бы вымерли, сожранные демонами и чудовищами, или стали бы вечными слугами Старой Крови – они до сих пор уводят путников под холмы. Правда это или нет, я не знаю. Но знаю, что маги подчиняются Королеве, потому что только она способна помочь им справиться с безумием, идущим рука об руку с силой.

…а если Уилбер безумен?!

Он же совсем себя не контролирует!

– Удивительное рядом, – шевельнул усами маг. – Сядь, – указал на низкую скамейку у стола. Прикоснуться ко мне он больше не пытался, отошел за кресло, положил ладони на лакированную спинку. Глаза Уилбера медленно тухли, приобретая нормальный цвет.

– Как тебя зовут? – спросил маг.

– Тин Хорн, сэр.

– Где родители?

– Умерли, – тихо сказала я.

– Родственники есть?

– Нет, сэр.

– Отлично.

…еще говорят, маги бездушные. Они живут так долго, что душа у них выгорает.

Я положила руки на колени и, закусив обожженную поцелуем губу, уставилась на пальцы с заусенцами.

– Я хочу, чтобы ты оказала услугу моему другу. В обмен на нее я забуду, что ты пыталась меня обокрасть.

Сначала мне показалось, что я ослышалась. Вскинулась, наткнулась на жесткий взгляд и снова села.

– Что я должна буду сделать?

– Ничего такого, что бы ты не умела…

…что-то украсть?

– …развлечешь его.

Что?!

– Я не проститутка! – вскочила я. Опрокинувшаяся скамейка громко стукнула об пол.

– Предпочитаешь Ньюгейт? – поднял бровь маг. – В общей камере ты даже до виселицы не дотянешь. Рассказать, что там с тобой сделают, или сама догадаешься? – наклонил он голову к плечу.

– Я не проститутка…

– Тем лучше. Возиться еще и с сифилисом я бы не хотел.

– Я… Я… Я никогда… – Слова застревали в горле, как пересушенные каштаны. – Я еще… Я ни разу…

– Хочешь сказать, что ты девственница? – весело удивился маг. – Удивительное рядом, – повторил Уилбер, когда я кивнула. Уголок его рта скривился в усмешке: – Значит так, Вирджиния4 Хорн. Мой друг – неплохой человек, не старик и не извращенец. Ты едешь к нему или едешь в Ньюгейт. Решай.

В детстве у меня была игрушка, маленькая заводная обезьянка в красном мундире и лохматой шапке гвардейца – она маршировала по столу и стучала оркестровыми тарелками из блестящей латуни. Слова мага отдавались в моей голове такими же ударами.

БАМ! – Вирджиния Хорн.

БАМ! – не старик и не извращенец.

БАМ! – Ньюгейт.

БАМ! – решай.

БАМ-БАМ-БАМ!!!

– Я согласна…

– Я так и думал. – Уилбер открыл стоящую на столе шкатулку, порылся в ней, бросил мне кольцо из светлого металла. – Надень.

Тонкий ободок укусил средний палец холодом и исчез.

– Чтобы не искать тебя по всему Уэльсу.

Маг дернул за витой шнур с пушистой кисточкой, свисающий у кровати:

– Обед для гостьи.

И, потеряв ко мне интерес, начал менять изрезанную стеклом сорочку. Его торс был таким же загорелым, как и лицо, а на левом боку, на ребрах, выпирали шишки сросшихся переломов.

Я отвернулась, не зная, куда себя деть. Взгляд снова уперся в кровать, и я поспешно опустила голову. Глаза уже не болели, но жгли, и полоски на тигриной шкуре плыли.

Нельзя плакать.

– Входи, – бросил Уилбер в ответ на только ему слышный стук.