– Нет, к нашему Лёнечке это не относится, – женщина вдруг подняла глаза на Калошина, и тот отметил, что она говорит о сыне в настоящем времени. – Он всегда с удовольствием возится с Герочкой. Если вы думаете, что наш мальчик просто сбежал из дома, то это полная чушь. Лёня очень воспитанный, послушный ребёнок, и… весёлый, – она заплакала и ушла в другую комнату.

– Вы уж простите её, – Науменко вытер ладонью глаза.

– Ну, что вы!.. – Калошин помолчал. – Скажите, ваш Лёня носил пионерский значок?

Науменко недоуменно посмотрел на майора, но, тем не менее, ответил:

– И галстук, и значок… – потом грустно улыбнулся: – готовился уже в комсомол, значок даже купил, любовался им, как ребёнок.

– А где этот значок? – осторожно спросил Калошин.

Науменко задержал дыхание:

– Вы что-то узнали… – и утвердительно качнул головой.

– Вы ошибаетесь, – постарался успокоить его Калошин. – Я только собираю некоторые факты. Для меня, как и для других, исчезновение мальчика пока полная тайна. Так как со значком?

– А вы знаете, его не было, когда Лёня пропал. – Науменко крикнул в комнату: – Валечка, подойди, пожалуйста, на минутку! – женщина вошла, вытирая глаза платком и тихо всхлипывая. – Скажи, ты не находила у Лёни комсомольский значок?

– Он носил его с собой, их же со дня на день должны были принимать в комсомол. Вот он с ним и не расста… – она вдруг споткнулась на полуслове и со страхом спросила: – вы нашли Лёню?

– Нет-нет, я потом объясню вам суть своих вопросов, но пока, простите, не могу, это только догадки. – Калошин поспешил перевести разговор: – С Арбениным у него были хорошие отношения?

– Конечно. По химии он получал одни пятёрки, как, впрочем, и по другим предметам. Только с физкультурой был не в ладах, но физрук у нас очень хороший, говорил, что это просто переходный возраст, потом всё наладится.

– В каких отношениях Лёня был со своими сверстниками, одноклассниками? У него было много друзей?

– Наш сын никогда ни с кем не ссорился по-настоящему, так, небольшие размолвки, и то, кратковременные. И друзей у него было много.

– А если бы что-то случилось серьёзное, он поделился бы с вами?

– Безусловно. Мы всегда всё обсуждали с ним, поэтому, поверьте, тайн у него никаких не было, – Науменко протяжно вздохнул.

– Но у мальчика такой возраст, когда начинается влюблённость…

– Да, Лёне нравилась одна девочка, но он не был безоглядно влюблён. Знаете, как будто, пока приглядывался, прислушивался к своим чувствам. Это мы тоже обсуждали, – мужчина опять вздохнул.

Калошин тоже перевёл дыхание.

– Я вижу, что вы хорошо знаете своего сына, тогда ответьте ещё на один вопрос: мог ли Лёня пойти в лес осенним вечером, один? Ведь его видел старик Ясенев? Так?

– Я и тогда, и сейчас заявляю ответственно, что мой сын никогда не пошел бы в лес, тем более, один. Понимаете, однажды он, будучи ребенком, заблудился, провел в лесу целые сутки. И с той поры страдал гилофобией – боязнью леса. Понимаете? Мы его даже пытались лечить, но пока безрезультатно. Я говорил об этом следователю, но меня никто не слушал и не слышал, всё опиралось на показания старика.

– Как же так? Поразительное бездушие! – Калошин сокрушенно покачал головой. – А ведь это совершенно меняет дело! И старик… Почему он это сказал? Вы сами не пробовали поговорить с ним?

– Представьте, разговаривал, но он заявил, что видел мальчика, как меня, направлявшегося к лесу. И даже описал самого Лёню и его одежду. Вот так!.. – Науменко потянул ворот тенниски, будто задыхаясь. Лицо его заметно побледнело. Калошин опасливо глянул на него, но мужчина успокаивающе махнул рукой.

– Сердце стало пошаливать, – объяснил Науменко, кладя под язык таблетку.

Майор дождался, когда приступ у него закончится, и, ещё раз извинившись, ушел.

Теперь он направился прямиком к дочери старика Ясенева.

– Геннадий?! – Рита Ясенева была крайне удивлена визитом Калошина. – Чем обязана? Что-то случилось? – она отогнала яростно лающего пса, закрыла калитку и приглашающим жестом показала майору на крыльцо. Когда-то, давно, она дружила с Мариной, женой Калошина, когда обе были ещё совсем молоденькими девчонками. После своего замужества Марина редко встречалась со своими подругами, но отношений не прерывала. Поэтому майор много знал о тяжелой жизни Риты: о том, что она потеряла в войну двух малолетних детей, муж её скончался после войны от полученных ран, отец умер в прошлом году. Теперь она воспитывала приемыша – мальчика из детского приюта.

– Рита, вы извините меня за беспокойство: ничего не случилось, просто мне надо с вами поговорить о вашем отце, вернее, о его показаниях, – Калошин легонько дотронулся до руки женщины.

Она посмотрела на него сначала удивленно, а потом вдруг всплеснула руками:

– Ну, конечно!.. Я так и знала, что когда-нибудь что-нибудь да вылезет наружу! – она возбужденно потянула майора за рукав, усаживая в комнате на диван. – Я вас слушаю, Геннадий! Говорите!

– Рита, вы меня огорошили! Что вы имели в виду, сказав, что знали что-то? О чем?

– Я вам все объясню, только скажите, о чем именно вы хотели спросить, – женщина положила обе руки на его руку, прихлопывая по ней ладонями.

– Хорошо! Вы помните исчезновение мальчика в прошлом году в конце октября?

– Ай-я-я-я! Ведь я же говорила!.. – теперь она хлопнула себя по щеке. – Я ходила к инспектору по делам несовершеннолетних, который занимался поисками мальчика, объясняла, что моему отцу нельзя верить! Неужели всё-таки поверили?

– Поверили? Да! И, мало того, из его показаний сделали вывод, что мальчик ушел в лес и там пропал. Поэтому дело закрыли, но сейчас у нас появились некоторые сомнения.

Рита опять всплеснула руками:

– Ой, как нехорошо получилось! Если бы я знала, то пришла бы вторично, настояла бы на своем! Но тогда у меня заболел сынок, и я просто упустила этот момент, хотя знала, что мальчика не нашли! – она сокрушенно мотала головой.

– Рита, успокойтесь и объясните мне все подробно, – Калошин нетерпеливо сжал её руку ниже локтя.

– Понимаете, Геннадий, мой отец вернулся с войны с контузией. Она в обычное время никак не проявлялась, но стоило ему выпить хотя бы рюмку водки – и всё!.. Он начинал фантазировать, приписывать себе несуществующие заслуги, участие в каких-то сомнительных кампаниях, разведывательных действиях!.. Одним словом, он становился другим человеком. Я обращалась к доктору Хижину, но он сказал, что эта контузия не проявляется агрессией, и дальше слов никогда не пойдёт. Поэтому я старалась только ограничивать потребление алкоголя. Вот так получилось и с мальчиком. После очередного возлияния, правда, совсем в небольшом количестве, отец прочитал в газете о его исчезновении, где, кстати сказать, указывались все приметы. Отец сразу возомнил себя свидетелем и отправился в милицию. А так как он постоянно гулял по той дороге, что ведет за школой в лес, ему было не трудно описать все, в том числе и приметы мальчика. Он и мне доказывал, что видел его, идущим в лес. А потом, когда протрезвел, уже просто ничего не помнил. Я отцу говорила, чтобы он сходил и признался, что все придумал. Но он не желал делать этого, может быть, ему было стыдно. И по-прежнему доказывал, что всё было так, как он сказал.

– Мальчик, действительно, не мог пойти в лес, он страдал… мм… гилофобией, – Калошин облегченно выдохнул, вспомнив трудное слово, – то есть боязнью леса.

– Ну вот, я же говорила! Если бы его не послушали, может быть нашли бы ребенка? Как вы думаете? – Рита заглянула в глаза майору.

– Трудно сказать… – Калошин вздохнул. – Но всё равно спасибо вам, Рита, за откровенность. Теперь хотя бы понятно, что эта версия была несостоятельна.

Они ещё немного посидели, выпили чаю, посокрушались над непрофессиональными действиями тех, кто участвовал в поисках мальчика, поговорили о детях. Рита искренне порадовалась за Варю, даже всплакнула, вспомнив Марину и их молодость. Но уходил от неё Калошин с тяжелым сердцем.