Поезд прибыл на первый путь. Выйдя к зданию вокзала, Андрей оказался под мелким моросящим дождем. Он застегнул рыжую кожаную куртку, надел кепку, защищая непослушные темно-русые волосы от влаги, и зашагал вдоль поезда к входу в вокзал.

Для тридцатого сентября холодновато. «Даже погода сурова ко мне, — усмехнувшись, подумал Андрей, — встречает холодом и дождем, как нежеланного гостя. Хотя, глупости все это. Наверное и остальные пассажиры тоже нежеланные. Что-то я вконец расклеился». Он сам себя не узнавал. Откуда такая враждебность? Ведь, в сущности, он оказался дома, в том месте, где родился и вырос. Здесь у него нет врагов, как, впрочем, и друзей.

Андрей в общих чертах был в курсе всего, что происходит в России. Даже живя в Бельгии, можно регулярно слушать новости о любом уголке земли. Так, например, он знал, что на Белорусском вокзале построили новый терминал, который стал одним из центральных звеньев в железнодорожном сообщении между Москвой и аэропортом «Шереметьево».

А вокзал-то стал намного чище и осовременился с тех пор, как Андрей последний раз был здесь. Сколько же лет прошло? Шестнадцать? Точно, тогда ему исполнилось четырнадцать. Большую группу воспитанников детдома отправили на экскурсию в город-герой Брест. В жизни Андрея это была первая поездка на поезде. Он помнил, как пытался тогда скрыть бешеный восторг, как ему все нравилось: переполненный плацкартный вагон, влажная постель, пыльные одеяла, грязные занавески на окнах… И стук колес — ритмичный, уютный, успокаивающий.

После того случая прошло еще много лет, прежде чем он опять отправился в путешествие. В Бельгию он улетал на самолете. С тех пор решил по возможности больше никогда не летать, а передвигаться на поезде или на машине. Висеть на высоте десяти тысяч метров, находясь в замкнутом пространстве, слушать гул турбин, который навевал лишь опасения — все это не рождало в душе романтику. Даже великолепная панорама, открывающаяся взору из иллюминатора, и колоссальная экономия времени не могли склонить его на сторону чуда техники.

Андрей вспомнил, что у него нет русских денег. Он направился к пункту обмена валюты, работающему круглосуточно, и обменял всю наличность на рубли. А дальше что? Времени в запасе предостаточно, встреча назначена на час дня, а сейчас только восемь утра. Можно пойти позавтракать.

В это время работало только тесное вокзальное кафе с двумя круглыми столиками. Из съедобного они могли предложить гамбургеры, хот-доги и бутерброды. Сурового вида продавщица плюхнула на тарелку два бутерброда с маслом и сыром и высыпала в стакан с кипятком пакетик кофе «три в одном». «Ну, хоть так, — вздохнул Андрей, слегка пожав плечами, — еще раз здравствуй, Родина».

Заканчивая поглощать нехитрый завтрак, Андрей посмотрел на часы и с удовлетворением отметил, что убил еще полчаса лишнего времени. Тетка за барной стойкой бросала на него убийственные взгляды, будто ей не терпелось избавиться от единственного утреннего посетителя. Казалось, она даже вздохнула с облегчением, когда он, наконец, встал из-за столика и направился к выходу.

Андрей задумался, что же делать дальше? Гулять по Москве нет ни малейшего желания. Да и погода к этому не располагает. Он решил поехать туда, куда направлялся уже почти двое суток. Не видел смысла тянуть время, если в конечном итоге все равно окажется там. Тем более что путь предстоял неблизкий: перебраться на Казанский вокзал, станция метро «Комсомольская», сесть на пригородный поезд и полтора часа ехать к конечному пункту путешествия.

Уже сидя в электричке, и, глядя на проплывающий за окном по осеннему унылый пейзаж, Андрей задумался, что же больше всего отравляет ему настроение? То, что саму поездку в Россию он считал авантюрой? То, что ему, возможно, предстоит встретить людей, которых в течение долгих лет пытался забыть? Или то, что предстоит увидеть место, где прошло детство, с которым связано столько воспоминаний? Чем больше он думал, тем сильнее склонялся к мысли, что не каждая причина по отдельности, а их совокупность вносит дискомфорт в спокойную, уравновешенную жизнь, полную достатка и удобства.

Станция, так хорошо знакомая Андрею, где он мальчишкой облазил каждый закуток, практически пустовала. Тучная женщина с большими клетчатыми сумками, которые так любят «челночники», едва не смяла его, втискиваясь именно в ту дверь, из которой он пытался выйти. «Еще один закон подлости» — усмехнулся Андрей, едва выскочив на платформу в уже закрывающиеся двери электрички.

Дождь перестал, небо заметно посветлело. Запахло чем-то до боли знакомым. Наверное, детством, у которого есть свой неповторимый аромат. Это как вернуться в родной дом после многих лет отсутствия и вдохнуть его запах, такой знакомый, присущий только ему.

Через сто метров по узенькой тропинке, ведущей через лесопосадку, взору Андрея открылось двухэтажное здание, построенное буквой «г», с небольшим, гектаров двадцать, участком вокруг. «Ничего не изменилось, — пронеслась мысль, — немного более обшарпанный, чем раньше, но все тот же. А вот сад раньше казался гораздо больше. Наверное, потому что сами мы были меньше».

Слева от того места, где стоял Андрей, виднелось небольшое кладбище, с ветхой покосившейся часовенкой. Туда он и направился, вспоминая, как в детстве они бегали подсматривать за бабой Марфой, часами простаивающей на коленях перед иконой, замаливая непонятно какие грехи. Она монотонно бормотала молитвы, периодически припадая лбом к полу. Уходя, оставляла одиноко горящую свечу. На следующий день все повторялось с маниакальной точностью в ритуале и времени его проведения.

Подойдя ближе, Андрей заметил, что не один здесь. На сиротливо стоящей возле часовни деревянной лавочке, закинув ногу на ногу, сидел причудливо одетый парень. Обтягивающие светло-голубые джинсы и рыжие сапоги с острыми носами, делали его похожим на ковбоя, что плохо сочеталось с черной кожаной курткой, в молниях и заклепках, как у заправского рокера. Довершал картину стриженный коротким ежиком затылок и некрасивые круглые очки на переносице, больше похожие на пенсне с дужками. Парень увлеченно читал книгу, не замечая ничего вокруг. Манера плевать на указательный палец, прежде чем перевернуть страницу, показалась Андрею до боли знакомой.

— Иван? — негромко позвал он.

Парень оторвал взгляд от книги и уставился поверх очков на Андрея детскими небесно-голубыми глазами. Секундное замешательство сменилось робкой надеждой, а потом радостным узнаванием. Парень аккуратно загнул уголок страницы в книге, положил ее на лавку и встал, демонстрируя нелепость своего наряда.

— Андрей? — произнес он глубоким баритоном. — Честно говоря, до конца и не верил, что ты приедешь. — Подошел ближе и, не выдержав, бросился обнимать Андрея, который в первый миг опешил. Он не сразу сообразил, что нужно делать с руками, как плети висящими вдоль тела, в то время как его тискали в крепких объятьях.

— Я думал, что единственный, как дурак, приехал так рано, — сказал Андрей, когда смог высвободиться, — а тут ты…

— Да я тут с самого утра, — усмехнулся Иван. — Дома не сиделось, вот и приехал на первой электричке. Дай-ка посмотреть на тебя как следует… — Он с любопытством и без ложной скромности начал осматривать Андрея со всех сторон. — Ну, ты… ты стал таким… Как бы это сказать? Классным! — в его глазах плескался откровенный восторг. — Ты просто красавец!

— Скажешь тоже?! — засмеялся Андрей. Кем-кем, а красавцем он никогда себя не считал. — А ты все такой же… немного странный. Поди, сейчас ты настоящий предсказатель?

— Что ты, — смутился Иван, вмиг посерьезнев. — Теперь я это скрываю. Люди, понимаешь… они очень странные. Когда узнают, кто я, начинают шарахаться, как от огня. А я что?.. Ведь я никогда не говорю ничего плохого, даже если вижу это. Ну… короче, скрываю свой дар, или проклятие… — Он усмехнулся. — Да ерунда все это. Про меня неинтересно. Как ты живешь?

— Нормально живу. Работа, дом… Как все люди живу.

— Понятно… — протянул Иван. — Жена, дети?