На Рождество Уолсолл превращался в сказку, людные улицы покрывались снегом. Мужик, похожий на бомжа, нелегально продавал горячую картошку с жареными каштанами. Руки у него были черные от печи, но меня это не смущало: «Мам, можно мне картошечку, пожалуйста?»

Мужик протягивал мне в клочке газеты картошку, слегка посыпанную солью. Картошка казалась очень необычной, а на вкус напоминала икру – только я понятия не имел, какой вкус у икры! Честно говоря, до сих пор не знаю.

Мальчишеское Рождество было каждый раз одинаковым. Всю ночь я лежал в кровати не смыкая глаз, и мне не терпелось дождаться восьми утра, чтобы распаковать подарки. Мне дарили несколько коробок конфет – «Кит-Кат», фруктовую пастилу, глазированные шоколадные конфеты «Смартис», – и так проходил весь день:

– Мам, можно мне «Кит-Кат»?

– Нет, я запекаю индейку! Испортишь аппетит перед ужином!

– Ну маааам! А можно тогда шоколадную конфетку?

– Да, возьми, только одну!

– Спасибо, мам!

Спустя десять минут:

– Мам, можно мне «Кит-Кат»?

И так продолжалось снова и снова, пока по телевизору не начинала выступать королева, а потом я продолжал клянчить…

Однажды папа вручил мне очень классный подарок. Это был небольшой паровозик с топкой, куда заливался метиловый спирт, а потом его надо было поджечь. Фиолетовое пламя попадало в небольшой котелок, куда потом заливалась вода, и колеса начинали вращаться. Чудо инженерной мысли.

В 1958 году я перешел в младшую школу Бичдэйла, прямо по соседству с малышами. Уроки стали гораздо интереснее, и пришлось научиться писать… перьевой ручкой! Да, было и такое.

Научившись читать, я не на шутку увлекся комиксами. Каждую неделю мне привозили «Бино» и «Дэнди». Их просовывали в дверь прямо перед моим уходом в школу, и все утро я сидел в классе и страдал – не мог дождаться обеда, чтобы вернуться домой и засесть за комиксы.

Мне нравились рассказы в картинках – Грозный Деннис, Кот Корки, Дерзкая Минни, – но сомневаюсь, что они несли добрый посыл. Помню, персонаж Бино, Мелкая Слива, говорил: «Я курить трубка миру», и британские дети росли и думали, что коренные американцы действительно так разговаривают!

Ну, в 1950-е в Британии было не до политкорректности. В доме у бабушки с дедом была металлическая копилка в виде губастого негра. Кладешь ему в руку старый крупный пенни, нажимаешь на плечо, и рука поднимается и забрасывает монету в рот Знаете, как называется эта чудесная игрушка? «Черный Самбо».

Сегодня бы такое не прокатило…

Мне нравился телик, и в обед после уроков я летел домой, чтобы посмотреть детские передачи. Нравился черно-белый анимационный сериал Джерри и Сильвии Андерсон «Приключения Твизла» – о мальчике с длинными руками и ногами. У «Фитилька – лампового паренька» на голове была лампочка. «Четыре пера» был о шерифе с волшебным пистолетом и говорящей лошадью.

Когда Андерсоны стали придумывать более современное кино, они выпустили сериалы «Метеор XL5», «Стингрей» и «Тандербёрды». Мне все они нравились, а еще передачи вроде «Ослика Маффина» – элегантная женщина сидит за пианино и поет серенады танцующему игрушечному ослику – и «Деревяшки», про дурацкую семейку марионеток.

Поэтому в конце 1950-х я был обычным ребенком и делал то же, что и другие дети… А потом произошло нечто странное. Это ведь называют озарением, да? Когда чувствуешь, что жизнь – и судьба – приобретает смысл?

Случилось именно так.

Я был в школе на уроке музыки, и учительница набирала детей в школьный хор. Сидела перед нами, играла на фортепиано, а мы с ребятами должны были по очереди вставать и петь.

Учительница играла шотландскую колыбельную о красавчике принце Чарли под названием «Песня о корабле, идущем на остров Скай». Я знал эту песню, потому что мы уже пели ее в классе, и когда настала моя очередь, я подошел к учительнице и спел:

Песня мне нравилась, поэтому я спел от души. Учительница сидела за фортепиано и пристально посмотрела на меня. Поначалу ничего не сказала, а потом выдала:

– Спой-ка для нас еще разок.

– Да, мисс.

Она повернулась к классу и сказала: «Отложите все ваши дела, помолчите и послушайте Роберта!»

Я не совсем понимал, что происходит, но она сыграла песню еще раз, и я снова постарался. И в этот раз в конце случилось нечто странное: весь класс вдруг начал мне аплодировать.

«Пойдем со мной», – обратилась ко мне учительница и отвела в соседний класс. Мы вошли, она сказала что-то своей коллеге, а та кивнула.

«Класс, я хочу, чтобы вы послушали, как Роберт поет эту песню», – сказала она.

Теперь я СОВСЕМ ничего не понимал.

Я снова спел песенку про корабль – на этот раз а капелла, без музыки. После чего мне стал аплодировать и этот класс. Я стоял, смотрел на детей и наслаждался аплодисментами.

Мне чертовски понравилось!

Знаю, каждому ребенку приятно, когда его любят, и он жаждет внимания, но для меня это было гораздо больше. Стоя там, я впервые подумал: «Пожалуй, именно этим я и хочу заниматься!» Замечательное было чувство, и, возможно, я не шучу, говоря, что в тот день началась моя карьера в шоу-бизнесе. Ведь во многом так и было.

В конце младшей школы я сдавал экзамен «11+»[9], который показывал, достаточно ли ты мозговит и можешь ли пойти в гимназию[10] или же тебя запихнут в общеобразовательную школу. Я успешно сдал экзамен, но не хотел уходить от друзей, поэтому в гимназию идти отказался.

В любом случае голова к тому времени была забита совсем другим.

Потому что, приближаясь к пубертатному периоду, я стал осознавать, что совсем не такой, как остальные мальчишки.

Уже к десяти годам я знал, что я – гей.

Ну, вероятно, не совсем так. В том возрасте я еще не знал такого слова. Но понимал, что в компании мальчиков мне нравилось больше, чем с девочками, и мальчики меня привлекали.

Впервые я об этом догадался еще в младшей школе Бичдэйла, когда не на шутку втрескался в паренька по имени Стивен. Меня к нему сильно тянуло, и я хотел все время быть рядом. Ходил за ним по детской площадке на переменках и пытался поиграть.

Сомневаюсь, что Стивен обратил на это внимание, а если и обратил, то решил, что я немного дотошный паренек. Он, наверное, как и я, не догадывался, что происходит, но от переизбытка гормонов при виде его мое юное сердечко стало биться чаще.

К счастью, к Стиву я вскоре остыл, что у детишек, еще не достигших половой зрелости, всегда и случается, и настало время пойти в старшую школу Я перешел из младшей школы Бичдэйла в школу Ричарда К. Томаса, большую старую среднюю общеобразовательную школу в соседнем городишке Блоксвиче.

Каждое утро я надевал серые брюки, блейзер и голубой галстук в золотую полоску, хватал портфель и двадцать минут шел до школы. Пробежав, заткнув нос, мимо завода, я забегал в булочную, где за полпенса покупал свежеиспеченную булочку. Начинку съедал, а тесто оставлял на потом.

Каждый день я шел в школу пешком, даже если лил дождь и дул шквалистый ветер. Весь класс приходил насквозь промокший, и на утреннем сборе над головой клубился пар, а наша одежда сушилась после ливня. По крайней мере, всем нам полагалась бесплатная бутылочка молока.

В новой школе я освоился быстро. Несмотря на ранние проблески полового замешательства, я взрослел и был уверенным в себе мальчишкой. Меня окружали классные друзья, и я не был ни робким, ни шумным. Обычный паренек из Уолсолла.

Учился нормально Любимым предметом была литература Англии, и мне нравились поэты вроде Уильяма Батлера Йейтса. Нравились уроки музыки, и с географией проблем не было. Я искренне верю в судьбу, ведь всё не просто так: я всю жизнь посвятил сочинению текстов, исполнению музыки и путешествиям!