По утверждению советского историка медицины Лушникова, жена мелкопоместного дворянина Антона Захарьина и мать будущего профессора Московского университета Григория Захарьина «была внучкой известного учёного, профессора Фишера фон Вальдгейма, президента Московской медико-хирургической академии, друга Гёте и Шиллера».11 Отсюда вытекает, что Григорий (Готгельф, Готхельф, Gotthelf) Иванович Фишер фон Вальдгейм (Fischer von Waldheim, 1771–1853) должен был оказаться отцом либо Геймана Григория Ефимовича, либо супруги последнего и, соответственно, дедом Захарьиной Людмилы Григорьевны, урождённой Гейман. Такое открытие советского историка следовало бы отнести, безусловно, к ещё одной загадке жизни и судьбы профессора Захарьина, ибо неясно, каким образом младенец 1771 года рождения сумел перевоплотиться в отца не то мальчика того же года рождения, не то его будущей жены.

Доктор Гейман сочетался законным браком в самом начале 1800 года; 28 декабря того же года родилась его старшая дочь Анна. Если предположить, что супруга доктора Геймана была намного моложе своего мужа, возникает вопрос: в каком году она родилась? Чтобы выйти замуж хотя бы в 16 лет, она должна была появиться на свет в 1784 году, когда Фишеру фон Вальдгейму было всего 13 лет. Надо сказать, однако, что в конце XVIII века гимназические и даже студенческие браки отнюдь не поощрялись. В действительности Фишер фон Вальдгейм вступил в свой первый и единственный брак 25 июля 1801 года, а его первенец Александр (будущий заслуженный ординарный профессор Московского университета) родился в городе Майнце в 1803 году.12 Таким образом, стать прадедом Захарьина профессор Фишер фон Вальдгейм не мог ни при каких обстоятельствах.

1.2. Естествоиспытатель, почётный член Императорской Академии наук Г.И. Фишер фон Вальдгейм.

Тем не менее между Фишером фон Вальдгеймом и доктором Гейманом установились в последующем родственные отношения. Сын доктора Геймана Родион взял в жены дочь Фишера фон Вальдгейма Августу. К своему тестю, основателю Московского общества испытателей природы, Родион Гейман испытывал чувство глубокого уважения, считал его крупным учёным, называл «истинным христианином» и через два года после его смерти с волнением и печалью вспоминал о «той нежной внимательности», с которой Фишер фон Вальдгейм «в течение более чем двадцати лет услаждал страдания своей больной супруги».13

Старшая дочь доктора Геймана Анна Григорьевна в 1822 году вышла замуж за дворянина из Петербургской губернии, капитана Генерального штаба Патона (von Patton) Петра Ивановича (1796–1871) и через год родила сына Оскара. Eё муж отлично зарекомендовал себя в сражениях против наполеоновских войск (1812–1814), в войне с Турцией (1828) и в боевых действиях против горцев на Кавказской линии (1844–1845). Кавалер множества орденов, в том числе Святого Владимира 4-й степени с бантом (1829), Святого Владимира 3-й степени (1840) и Святого Владимира 2-й степени с мечами (1862), он стал в конечном счёте сенатором (1853) и генералом от инфантерии (1869).14 Двоюродный брат будущего профессора Захарьина со стороны матери, инженер, участник Крымской войны, надворный советник (чин, соответствовавший армейскому рангу подполковника) Оскар Петрович Патон (1823–?) в 1858 году приобрёл имение (3500 десятин земли, 268 ревизских душ мужского пола) в Бельском уезде Смоленской губернии, после чего покинул гражданскую службу в Петербурге и в дальнейшем занимал место российского консула сначала в Ницце, потом в Бреслау.15 Его сын Евгений Оскарович Патон (1870–1953) остался в истории как выдающийся специалист в области сварки и мостостроения, академик АН УССР (1929), вице-президент АН УССР (1945–1952) и Герой Социалистического Труда (1943).

Двое сыновей доктора Геймана получили медицинское образование. Старший из них, доктор медицины Венедикт (Бенедикт Соломон) Григорьевич Гейман (1801–1874) пользовался в Москве репутацией искусного целителя. не случайно поэтому высокое начальство, закрыв глаза на то, что он был некрещёным евреем, назначило его ординатором Московского военного госпиталя, а двоюродная сестра декабриста Якушкина, хозяйка литературного салона Левашова выбрала его в качестве персонального доктора для своей семьи и проживавшего во флигеле её дома на Новой Басманной улице Чаадаева. Впоследствии Чаадаев высказывался о своём личном враче Геймане так: «Ему воздвигнул памятник в своём сердце».16 По данным Российского медицинского списка, в 1854 году Венедикт Гейман стал кавалером ордена Святой Анны 3-й степени, а в 1856 году вышел в отставку в чине статского советника.

Наибольшую известность приобрёл, однако, второй сын доктора Геймана – заслуженный ординарный профессор Московского университета, действительный статский советник Родион (Rudolf) Григорьевич Гейман (von Heimann, 1802–1865). Хорошее домашнее воспитание в состоятельной еврейской семье и очень неплохие способности позволили ему с 13 до 15 лет обучаться на физико-математическом и медицинском факультетах в Вильне, до 18 лет слушать лекции по медицине в Москве, в 20 лет защитить докторскую диссертацию «О пользе химии в медицине» (« De utilitate chemiae in medicina») и с 21 года преподавать химию в Московском университете и в Медико-хирургической академии сначала в должности адъюнкта, а позднее (с 32 лет) – в звании ординарного профессора. Ему сразу же удалось разжечь интерес студентов к его предмету, так как лекции он читал увлекательно и чуть ли не каждую из них сопровождал различными химическими опытами, производившими неизгладимое впечатление на неискушённую аудиторию.

Задумав посвятить себя учёной деятельности в Московском университете, он принял христианство, после чего присущие ему упорство и находчивость, организаторский талант и особое умение угождать вышестоящим обеспечили молодому преподавателю неизменное благорасположение начальства и стабильный карьерный рост. В 1830 году, когда в городе разразилась эпидемия холеры, московский генерал-губернатор включил его в специально созданный медицинский совет, куда вошли и такие маститые врачи, как Гааз и Лодер, Мухин и Поль. По окончании эпидемии он был удостоен монаршего благоволения и ордена Святой Анны 3 степени «за особенные труды и усердие при исправлении должности главного медицинского инспектора Мясницкой части и временной холерной больницы». Поскольку холеру считали тогда несравненно опаснее чумы, Геймана наградили, в сущности, не столько за «особенные труды и усердие», сколько за проявленные им бесстрашие и верность врачебному долгу. В дальнейшем за ревностное исполнение своих обязанностей и распоряжений начальства его жаловали и бриллиантовым перстнем, и орденами Святого Станислава 3 степени и Святой Анны 2 степени, и знаками отличия беспорочной службы за 15, 20 и 30 лет.17

Ещё в бытность свою адъюнктом он снискал себе необычайную популярность в московских торговых кругах, постоянно участвуя в качестве эксперта в городских мануфактурных выставках. К 1836 году связи ординарного профессора химии с коммерческим миром настолько упрочились, что его назначили директором первого в Российской империи стеаринового завода, состоявшего под официальным покровительством графа Строганова – попечителя Московского учебного округа. С той поры граф оказывал ему «особенное доверие» в течение всего периода своего попечительства. Когда же Родион Гейман стал членом Московского отделения Мануфактурного Совета, Строганов признал в нем «умелого исполнителя своих забот о развитии московской промышленности».18