Ноги дрожат. На отлив за стеклом опустилась птичка с желто-синей грудкой. Синица? Птаха деловито склонила голову, будто интересуясь, чем тут заняты обитатели кухни. Полюбопытствовала секунду-другую и занялась содержимым кормушки, вырезанной из кефирного пакета.

«Как же так получилось?»

Алена всхлипывала, все еще стоя на коленях. Я подтянул штаны, застегнул, не глядя, на пуговицу.

Я только что кончил Алене в рот. Вот так вот, запросто. Совершенно неожиданно для себя. Или не совсем? О чем я подумал, когда впервые зашел к ним в гости? Когда здесь же, на кухне, впервые увидел жену друга, почему-то сидящую на полу, прислонившись спиной к шкафчику рядом с газовой плитой. Тогда ее губы были на том же уровне, что и сейчас. И во мне что-то едва заметно дрогнуло.

По-моему, на ней были те же обтягивающие брюки, что и сейчас. Они немного задрались, открывая дорожки татуировок, ленты орнаментов, устремлявшихся от лодыжек вверх. Я ее представлял иначе. Как-то мы собрались на выходных вместе с друзьями, по-взрослому, по-семейному. Одиночкой пришел лишь самый младший из нас, Мишка. И что он сказал в оправдание:

–Она у меня скромная. Алене не комфортно, если она оказывается среди незнакомых людей. И вообще, она… необычная.

Действительно, неординарная. Мы с утра завезли гостинцы их сыну в детский загородный лагерь. На автобусе поехали, мой «рено» на ремонте. Папе некогда, он на работе. А у нас двоих времени навалом. Алена в отпуске, я— временно безработный. Малыш, косясь на меня, целовал маму, застенчиво признаваясь в любви. Она выглядела абсолютно счастливой.

А час спустя, я опустил сумку с требующей стирки мальчишеской одежкой на пол прихожей. И проскользнул вслед за женщиной на кухню. Прижался сзади, подхватил снизу под упругие груди. Как давно я не стискивал женщин вот так! Наверное, с тех пор, как звал их всех девушками. Алену я смело бы назвал девушкой. Ее неполные тридцать как магнит притягивают мои изрядно заскучавшие «далеко за сорок». Так приятно держать ее, ошеломленную внезапной атакой. С догорающей спичкой в пальцах правой руки. Возможно, именно огонь помешал ей дать отпор нахалу в первую же секунду. А потом? Ей понравились губы, отодвинувшие волосы с виска? Впившиеся, одновременно ласково и требовательно, в шею под ухом? Или чуткие груди под футболкой предательски напряглись, требуя продолжения? Она постаралась свести руки перед собой, зажимая мои запястья подмышками, но рефлекторная защита не сработала. Ладони не собирались отступать, ощупывая, поглаживая, завоевывая. Алена попыталась сделать шаг в сторону, но я не дал ей шанса. Развернул к себе, ее руки сами собой обняли меня за шею. Девушка смотрела на меня снизу вверх. В ее взгляде соседствовало несочетаемое,– удивление, возмущение, легкое презрение, чуточку страха. Это от жены моего друга. Вызов, готовность к борьбе, оценка меня как противника,– от горделивой женщины. Покорность, готовность принять обстоятельства, наивность,– от юной девочки, которую увлекает за собой опытный матерый мужчина. И что-то еще, первобытное, почти животное, пульсировало в зрачках, соперничая в ритме с участившимся дыханием.

Одна рука сдвинула чашку лифчика, вторая обхватила зад. Я потянулся к ее губам. Они как раз приоткрылись, когда кончик пальца чиркнул о сосок.

Отворачивалась она плавно, как в замедленной съемке.

–Я в губы не целуюсь…

«Что это значит? У нее и раньше были любовники? Или есть?»

Она не может сдержать постанывания, когда горошина соска прокатывается между моими пальцами.

–Правда?– я пытаюсь заглянуть ей в глаза, но она продолжает отворачиваться. Ладонь откровенно месит ее плоть, разогревая, как глину. Целую шею, щеки, ушко. И бесцеремонно мну задницу.

–Се… Сер.. Сережа, не надо,– последняя попытка оттолкнуть, уже не руками, они так и остаются безвольно охватывать шею, а всем корпусом. Животом, боком, бедрами…

Живот. Мягкий женский живот. В него так восхитительно упирается мужская твердость. Моя твердость!

–Ох!– что это, притворство, наивность, расчет? Не школьница ведь на первом свидании. Что невероятного в эрекции мужика, одна рука которого наполнена твоей грудью, а вторая норовит нырнуть под пояс?

Как же мне хочется познакомиться с ее киской! Что насчет крепкого рукопожатия для начала?

–Нет, Сережа, нет!– ее рука судорожно охватывает мое запястье, отталкивая, уводя в сторону.

–Почему, Алена?– продолжаю ласкать ее грудь, наслаждаясь полноценно поднявшимися сосками. Просовываю колено между ее ногами, и она с готовностью опускает свою женственность на мое бедро.

–Мне нельзя,– ее теплое гнездышко почти незаметно потирается о ногу. Вверх-вниз, вверх-вниз.– Сегодня нельзя, понимаешь?

«Разводит или на самом деле? Вот почему, почему мужику так необходимо трахнуть бабу, чтобы…»

Не успеваю додумать о «чтобы». Руки продолжают сладкий труд, Алену порядочно повело. Тихонько ойкает на каждом выдохе, бедра выписывают уже геометрически выверенные восьмерки, а не просто толкают по прямой. Интересуюсь вкрадчиво, на ушко:

–Тебе хорошо, милая?

Вместо ответа она замирает, сильно стискивая бедра, и, не открывая глаз, протяжно с низким стоном, откидывает голову. Ее губы, с еще не стершейся полностью помадой, складываются в соблазнительное «о».

–Ты же не оставишь меня в таком состоянии, деточка?

«Неужели кончила? Ее что, муж на голодном пайке держит?»

Она расслаблена, взгляд не сфокусирован. Видимо, еще не вернулась из своих светлых далей.

Миг,– и она сползает на пол, а мой молодец упирается ей в щеку.

–Ну, давай же, помоги и мне!– я и прошу, и требую одновременно. Наступает поворотный момент, я закрываю глаза и…

Дальше ничего не помню. Прихожу в себя, встречаясь взглядом с синичкой. Последние содрогания сотрясают член, уже покинувший уютную пристань. Давай вернем тебя на родину, приятель.

«Как же так получилось?»

Я помогаю девушке подняться с колен. Достаю носовой платок, вытираю глаза. Подняв левой ладонью ее подбородок, убеждаюсь, что рядом с губами все чисто. Ни капли! Обнимаю ее, крепко прижимая к себе. Тело девушки вибрирует, словно пронизанное током. Хочется успокоить, согреть, защитить. Не в силах сопротивляться желанию, целую ее в губы. Она уже знакомо медленно-медленно отворачивает голову. Я мягко, но сильно возвращаю ее. Втягиваю ее нижнюю губу, смакую, ощущая свой запах. Отрываюсь ненадолго, только для того, чтобы дать перевести ей дыхание. Повторяю снова. И еще раз. И еще. Неожиданно она отвечает! Сначала робко, едва скользнув кончиком языка навстречу. Потом смелее, посасывая мой язык. И, наконец, как и предполагали изобретатели французского поцелуя, наши языки сплетаются, борясь и играя.

Теперь уже мне надо отдышаться.

–Ты великолепно целуешься!– произнесенный комплимент застает ее врасплох. Взгляд из-под приспущенных пушистых ресниц становится настороженно-изучающим.

–Напрасно ты не позволяла себе этого раньше!

Шутка достигает цели, кончики ее губ непроизвольно ползут вверх.

Мы тянемся дуг к другу, чтобы продолжить, но как раз в это время раздается ринг-тон ее телефона. На дисплее ожидаемое «любимый».

–Да, Миш,– голос звучит почти спокойно,– Возле нашего магазина? Зайди, пожалуйста, купи бутылку кефира и сметану. Да, для оладьев, как ты любишь. Все, жду, целую.

Она поправляет лифчик и проскальзывает мимо меня к холодильнику.

–Возьми пакет на дверной ручке!

Я выполняю приказ, не раздумывая. Мгновенье,– и в пакет летит кефир и банка сметаны.

–Спустись на пролет ниже по лестнице,– инструкции четкие, как на войне. В моих руках уже наполненный пакет, – Услышишь, как двери лифта открываются на этаже, можешь идти дальше.

Не иначе, дедушка у нее разведротой командовал! У самой входной двери, пока Алена взмахами расчески приводит себя в порядок у зеркала, напоследок, крепко прижимаю ее к себе. Мужество вновь упрямо торчит, приникая к ее животу. Встречаю, на сей раз, жесткий отпор, и все же, уже стоя на площадке, успеваю заметить изумленный взгляд.