Непонятно, ничего непонятно, почему Крис хочет, чтобы они не приходили, не появлялись, чтобы их не было – и в то же время хочет, чтобы они были, обязательно были. Почему хочет запереть дверь на сто замков, спрятаться под одеялом от всякого страшного, как в детстве – и в то же время хочет бежать за ними в темноту осенней ночи, в запахи мертвых листьев и холод туманов, догнать, долго объяснять что-то, а что тут можно объяснить… Почему сам Крис настойчиво отбивается от вопросов, чего же он хочет, или так или так, потому что невозможно, чтобы одновременно и так, и так, почему Крис закрывает свое сознание, прячет где-то глубоко-глубоко в памяти кровоточащую рану, откуда вообще эти слова – кровоточащая рана, все у Криса в порядке, ничего не кровоточит, специально сканировали каждый сосуд мозга, все хорошо…
Смотреть перед собой.
Долго.
Пристально.
Представлять себе круглое и приплюснутое – только очень-очень сильно представлять. Прочувствовать каждый изгиб металла, каждую шестеренку, каждую пружинку, мерное постукивание – тик-тик-тик-тик, и даже холодную, чуть подернутую ржавчиной цепочку, хотя цепочка уже лишняя.
Смотреть на медленное движение стрелок, мысленно тянуть их вперед, вперед, надо же, получается, а теперь назад, ну же, ну же, ну… черт, получилось, быстро-то как, стой, стой, стой, помедленнее, вперед, назад, вот так, хорошо…
А теперь нужно решиться… и так хочется не сейчас, не сейчас, так хочется сказать себе, что на сегодня хватит, достаточно уже, и продолжать уже завтра, и завтра тоже с осторожностью, например, во вчерашний день, потренироваться, поучиться, а потом когда-нибудь… через неделю… или через месяц… или через год… или через никогда… и поэтому надо вотпрямздесь и вотпрямщас, назад, назад, в опустошение туманного утра первого ноября, назад, в леденящий душу ужас ночи, назад, в уютный тыквеннофонарный вечер, назад, в цепкие капканы ночных кошмаров, назад, в колкий ужас ночного кафе, где со всех сторон смотрели Лейла и Яньлинь, назад, в фантасмагорические лабиринты города, вместившего в себя едва ли не все города мира, назад, в жуть Карлова моста с ожившими статуями, назад, в пугающее пробуждение, когда мертвая пустыня обернулась безумным нагромождением домов и улиц, назад, в жуткое утро, когда увидел собственную отрубленную руку, еще долго смотрел на свои две руки, еще спрашивал себя, откуда третья, назад, в жуткие дни, когда хочешь не хочешь, а режь эту мертвую руку, жарь на огне, ешь крохотными кусочками, потому что после долго голода по-другому нельзя, назад, в голодные дни, когда смерть вертелась рядом, шла по пятам, когда появились куски угля, и можно было хотя бы развести огонь, назад, в дни нестерпимой жажды на грани безумия, когда неимоверными усилиями воли приходилось сдерживать себя, чтобы не пить соленую воду, назад, в падающую капсулу, которая беспомощно кувыркается по холмам, назад, в удушающий дым, в смерть, назад, в роковой вечер, в эту игру надо играть впятером, Адам в паре с Лейлой, увалень Николас в паре с Яньлинь, Крис один, сам по себе, Лейла говорит, несправедливо это, что Крис один, ну да ничего, в следующий раз мы с Янь втроем вместе с Крисом будем, да, Янь? Она каждый вечер так говорит, а на следующий вечер снова будет Адам с Лейлой и Николас с Яньлинь, и Лейла снова скажет…
…снова что-то переворачивается внутри, а ведь все так просто, так просто, когда они пойдут в четвертый отсек, Адам и Николас, а дальше все просто, короткое замыкание, блокировка отсека, никто ничего и не узнает… на этот раз все будет по-другому, на этот раз…
…смерть, смерть, близко, совсем близко, страшно, страшно, тяжесть, давит, давит, давит, выжимает внутренности, дымно, дымно, душно, душно, страшно, страшно, пик-пик-пик-пик, датчики надрываются писком, который острым ножом вонзается в уши…
…и тело само рвется в капсулу…
…Что-то кричит Яньлинь…
…так жутко падать спиной вперед…
…страшно катиться куда-то в никуда…
…дни нестерпимой жажды…
…куски угля…
…голодные дни…
…жарь на огне, ешь крохотными кусочками…
…откуда третья рука…
…нагромождение домов и улиц…
…жуть Карлова моста…
…ужас ночного кафе…
…уютный тыквеннофонарный вечер…
…темные тени на пороге, трик-о-трит…
…опустошение туманного утра… И не так, не так, все не так, опять все по новой, назад, назад…
…темные тени на пороге, трик-о-трит…
…уютный тыквеннофонарный вечер…
…ужас ночного кафе…
…жуть Карлова моста…
…нагромождение домов и улиц…
…откуда третья рука…
…жарь на огне, ешь крохотными кусочками…
…голодные дни…
…куски угля…
…дни нестерпимой жажды…
…страшно катиться куда-то в никуда…
…так жутко падать спиной вперед…
…Что-то кричит Яньлинь…
…и тело само рвется в капсулу…
…писк датчиков вонзается в уши…
…Адам в паре с Лейлой, увалень Николас в паре с Яньлинь, Крис один, сам по себе…
…и так просто, просто ничего не делать, любезно улыбаться, любезно смотреть на карточки с картинками, называть, что там, на картинках, в который раз пытаться понять, что вообще нужно делать в этой игре, в который раз не понимать. Досидеть до конца вечера, крепко-накрепко держать в памяти другой вечер, когда трик-о-трит, и темные тени на пороге… Не, ребят, я спать, да, чего-то подустал, ага, точно, ничего не делал и устал, ничего не делать знаете, как трудно, потом вообще без сил с ног валишься…
Просто уйти к себе, доплыть в невесомости до каюты, хватаясь за перекладины, кто-то окликает, кто-то догоняет, Лейла, фу, еле вырвалась, Адам этот еле отстал, слушай, а ты чего такой бледный, болеешь, что ли? Дай-ка лоб… Слушай, а ты мне можешь правила объяснить, мы во что играем вообще? Тоже не знаешь? Похоже, один Адам знает, чего он вообще раскомандовался тут, что мы во все это играть должны… да он всегда такой был… да как ты хочешь, я его всю жизнь знаю, как я брата своего могу не знать, вот еще в детстве придумает игры какие-то бредовые, черт знает, что вообще, никто ничего не понимает, а он командует… тьфу на него вообще… Крис обнимает Лейлу, дальше все идет как-то само собой, как оно должно идти…
…посадка прошла успешно…
Крис смотрит на безжизненную пустыню, Крис знает, что она не безжизненная, но он об этом не знает, он еще не должен об этом знать. Он еще делает вид, что видит пустынные холмы первый раз в жизни, он еще делает вид, что не чувствует того, что кроется в мертвой пустыне, да это и невозможно почувствовать, это просто есть. Он еще долго будет говорить Адаму в маленьком кафе Эдинбурга, что да, да, все серьезно, обязательно женюсь, хоть прямо сейчас, вроде капитан обвенчать может, как ты не капитан, а кто тогда, вот уж в жизни бы не подумал, что Николас, ну Николас так Николас, давайте здесь же и отметим, хорошее кафе, здесь подают…
