Молчание. Никакой реакции.

– Слушай, тебе здесь должно быть ужасно скучно. Просто скажи, чем тебя можно развлечь? Хочешь бумагу и карандаш? Или краски?

– Зачем?

– Рисовать… – растерялся он.

– Как это делают?

– Ты не знаешь, что такое рисунок?

– Нет.

– Ну… это изображение. На бумаге. Попытка передать то, что ты видишь или воображаешь.

– Зачем?

– Не знаю… – честно признался он. – Просто это интересно. А иногда красиво. Можно на стену повесить. Ладно… Чем демоны развлекаются?

– Питаются.

– И все?

– Еще спариваются и играют.

– Во что играют? – оживился он.

Молчание.

– Тебе не нравятся такие игры, – наконец призналась она.

– Откуда ты знаешь?

– Мы уже играли.

Он попытался вспомнить, но потом сообразил, что под игрой она подразумевала совсем не то о чем думал он. «Игра» – значит вот что это для нее было. Просто «игра». Вся его боль. Его страдание. Ножи, резавшие его на части. Пламя, обжигавшее кожу. Капельки кислоты. Все это всего лишь игра… Безумный бег от крадущийся по пятам смерти. Тоже игра. Он выиграл, но ему не понравилось. Или… Что, если он не выиграл? Что, если он просто не знал правил?

В этот раз первым ушел он.

Новый день. На этот раз он захватил с собой простую игру: доска на шестнадцать ячеек и камушки. Кто первый соберет – тот и выиграл. Снова ожидание. На этот раз она долго не выходила. Вышла, когда он уже думал уйти.

Платье из черной паутины было особенно закрытым. На щеке ожог от солнца. На руках перчатки. Когда-то, когда они встречались не здесь, он часто видел на ней этот наряд.

– Что они с тобой сделали?

– Играли.

– Прости. Мне жаль.

– Я выиграла.

– Что?

– Я им ничего не сказала. И тебе не скажу.

– Я здесь не за этим.

– Хорошо.

Молчание. Мигательная перепонка скользит по зеленым глазам. Теперь это уже не кажется странным.

– Я хотел тебе кое-что показать, но если ты сегодня не в настроении…

– Показывай.

– Уверенна?

– Да.

Он опустился на пол и разложил доску. Она осталась стоять.

– Садись, иначе мы не сможем играть.

– Я не хочу играть.

– Эта не та игра. Садись. Я тебе покажу.

Она осторожно приподняла подол платья, чтобы сесть, и ему на секунду открылись сочащиеся кровью следы железа.

– Очень больно?

– Нет. Хозяин умел играть лучше, чем слуги твоего отца.

Молчание.

– Мне очень жаль.

– Почему?

– Это жестоко.

– Мы с тобой тоже играли.

– Да. Поэтому я знаю, что это плохие игры. Никто не заслуживает такого обращения.

– Мы враги.

– Возможно. Но разве это оправдание? А твой хозяин? Разве он был твоим врагом?

– Он был моим Повелителем и мужем.

– И он все равно это делал.

– Он имел право.

– Нет. Никто не имеет таких прав. Тем более тот, кто называется твоим мужем.

– Ты не понимаешь.

– Я понимаю.

– Ты не один из нас.

– Неважно. Если любят, то защищают, а не бьют.

– Он защищал.

– От кого?

– От других. И от таких как ты.

– А кто защищал тебя от него?

– Он был моим хозяином. Он имел право.

– Тебе это нравилось?

Молчание.

– Значит, для тебя это нормально?

– Тот, кто сильнее, имеет право. У каждого есть право защищаться и если он не способен на это – сильнейший одержит победу и сделает то, что сочтет нужным.

– Зачем? – теперь пришла его очередь спрашивать.

– Потому что может.

– Это не ответ. Зачем это делать?

– Чтобы доказать превосходство.

– Зачем?

– Ради удовольствия. И чтобы доказать, что достоин быть старшим.

– Это низко. Смысл демонстрировать силу на том, кто заведомо слабее?

– Но ты же срезал цветы.

Опять эта констатация.

– Цветы не чувствуют боли.

– Тогда в этом еще меньше смысла.

– Что?

– Ощущать чужую боль интересно. В этом есть смысл. Уничтожать не получая ничего взамен – бессмыслено.

На этот раз он смотрел на нее долго, внимательно, не мигая, а потом встал и ушел, потрясенный столь извращенной логикой. Лишь потом он спохватился, что забыл доску с камнями.

Еще один день. На этот раз он захватил пару рисунков и несколько книг. Одна совсем простая. Детская. В другой – стихи.

Ожидание.

– Доброе утро.

Это сказала она, не он.

– Доброе утро, – улыбнулся Келефиндель. – Я принес тебе кое-что.

Он развернул рулон из нескольких рисунков с пейзажами и цветами. Не мигающий взгляд уставился на изображения. Холодно. Равнодушно.

– Что это?

– Рисунок. С цветами.

Она внимательно смотрела на него. Водила глазами по листу.

– Они странные, – наконец констатировала она.

– Да? Почему?

– Не похожи на настоящие.

По мнению Келефинделя рисунок был мастерским. Вряд ли кто-то мог нарисовать лучше.

– Почему? Что в них не так?

– Их не слышно.

– Это рисунок… – растерялся он.

– И они не пахнут.

– Ну да, конечно.

– В них странные цвета.

Он еще раз внимательно посмотрел на изображение с будто бы живыми цветами.

– Но тебе нравится?

– Не знаю.

– Они красивые?

– Да. Пожалуй.

– Хорошо.

Он развернул следующий лист. С морским пейзажем.

– Что это?

– Море, – удивился он.

– Я видела море. Оно не похоже.

– Значит тебе не нравятся эти рисунки?

– Они странные.

– Хорошо. Завтра принесу краски и бумагу. Можешь сама нарисовать, как считаешь нужным.

Молчание. Наверное она не понимала, что он от нее хочет и зачем приходит сюда. Он тоже не совсем понимал.

– Ладно. Тогда я тебе покажу стихи.

Он открыл книгу на первой попавшейся странице, полистал в поисках чего-то понятного даже демону и зачитал. Опять о природе. Ее демоны понимают.

– Интересное сочетание слов.

Констатация факта. Но теперь сделанная самостоятельно. Без уточняющих вопросов.

– Да.

– Ты видишь их в этих символах?

– Да. Хочешь и тебя научу их видеть?

– Да.

В этот раз он задержался до вечера, а простенькая книжка так и осталась в ее клетке. На следующий день он принес карандаш, кисти, краску и целый альбом с листами. Еще через день у нее было, что показать.

Келефиндель озадачено уставился на листы раскрашенные и закапанные самыми разными красками.

– Красиво, – тем не менее похвалил он. – Очень интересные цвета.

– Это ветер.

Тонкая рука указала на синие, желтые и зеленые всполохи.

– А это летняя ночь.