— Какого чёрта тут происходит? — словно дикая кошка рычит Фредди, и взгляд у него до того злой, что по телу бегут мурашки.

— Этот пытался ворваться в дом, а потом набросился на меня, — что ещё оставалось делать? — неловко оправдывается Пол, вытирая с уголка губ кровь.

Фредди молчит около тридцати секунд, так, что слышно только их тяжёлое дыхание.

— Уходи, — коротко бросает Фредди, указывая Полу на дверь. Роджер не может сдержать самодовольной усмешки.

— Прости, Фредди, но ты, кажется, не понимаешь… — начинает Прентер, но Фред не даёт тому договорить.

— Я сказал: проваливай отсюда! — кричит Фред, пока Пол не скрывается за дверью.

Роджер всё ещё полулежит на полу. Он видит только ровную спину вокалиста и его коротко стриженный затылок, — очередная дань переменам от Фредди. Тейлор любил его волосы.

— Пришёл в мой дом без приглашения, затеял драку, перепугал котов… — медленно перечисляет Фредди, разворачиваясь в сторону Роджера и протягивая ему руку. Что же, по крайней мере, Фредди не выглядит злым, скорее уставшим и морально измотанным.

— Прости, я не мог ждать, а Пол сам вывел, ты ведь знаешь, — говорит Роджер, громко шмыгая разбитым носом.

Фредди тяжело вздыхает и идёт на кухню за аптечкой, заботливо усаживая Роджера на диван.

Роджер чувствует приятную ностальгию, когда Фредди осторожно стирает с его лица кровь и обрабатывает ссадины. Меркьюри близко до того, что Родж снова чувствует запах его шампуня, сигарет и виски. Он хочет сказать, как сильно скучал, но молчит, понимая, что это прозвучит неуместно.

— Всё, жить будешь, — коротко бросает тот, в надежде отстраниться, но Роджер не дает, крепко хватая его за руку. У Фредди перехватывает дыхание и коленки подкашиваются, как у школьницы. Он давно должен был выстрадать из себя эту идиотскую, никому не нужную любовь, но она, кажется, только окрепла в темноте и запустении, обрела корни и вросла ещё глубже.

— Я ушёл от жены, — на одном дыхании проговаривает Роджер, замирая в ожидании.

Фредди давит в себе детское, абсолютно глупое ликование, и твёрдо отвечает, стараясь задавить свои сантименты.

— И что? Я должен тебе поаплодировать?

Фредди, как и обычно, в любых непонятных ситуациях включает режим стервы, но Роджер как никто другой знает, что этот режим действует лишь когда Фредди уязвлён и растерян, — это всё фарс и не по-настоящему.

— Мне не нужны аплодисменты, Фред, — я совершил ошибку и хочу её исправить, — тихо говорит Роджер и пытается поймать постоянно ускользающий взгляд тёмных глаз.

— Удачи, Роджер, только я-то тут при чём? — всё ещё не выходя из образа, отвечает Фредди.

— Хватит этого, Фред. Ты знаешь, почему я тут! — кричит в ответ Роджер, наконец-то получая порцию настоящих эмоций вокалиста.

— Я знаю, Роджер. Думаешь, после твоего феерического появления спустя почти два года я кинусь тебе на шею с криками: «Как я рад!»? Нет, дорогуша, этого не будет. Я больше не тот влюблённый идиот, что бегает за тобой словно собачка, я вырос! — ядовито шипит Фредди, и в глазах его наконец-то плещется настоящий гнев.

— И кто же ты теперь? — так же, как и тот, эмоционально бросает Роджер.

— Я король, дорогуша, и больше не нуждаюсь в человеке, который стесняется сказать другим, что любит меня!

Фредди больно: он умер за эти годы, едва не сошёл с ума. Фредди врёт, конечно же он нуждается в Роджере. Он почти готов простить ему всё, наплевать на гордость, лишь только за одну возможность прикоснуться к любимым губам хотя бы один раз, но здравый рассудок всё ещё на месте, подкидывая тому яркие картинки из прошлого, как Фредди умирал в одиночестве, пока Роджер засыпал в одной постели со своей женой.

— Я тоже изменился, Фред, многое понял и осознал. Я не прошу кидаться мне на шею, только дать возможность доказать, что мне больше не страшно, я ничего не боюсь, — говорит Роджер, пытаясь достучаться до Фредди, но тот лишь смеётся в ответ.

— Тогда, может быть, представишь меня своим родителям?

Роджер вполне ожидал чего-то подобного, это ведь Фредди, и с ним не стоит искать лёгких путей.

— Завтра после репетиции, только пообещай, что обойдёшься без этого, — отвечает Роджер и указывает пальцем на стол, где видны следы дорожек кокаина.

Фредди теряется на несколько секунд, совсем этого не ожидая, и на секунду ему кажется, что он всё ещё под наркотой, а Роджер ему только чудится.

— Ты ведь это несерьёзно сейчас? — переспрашивает Фред.

— Ты про наркоту? — усмехается Роджер, высоко вздернув бровь.

Фредди наконец-то становится собой: немного потерянный, он по-детски хлопает пушистыми ресницами и смотрит на Роджера так, будто видит впервые.

— Тебя не было так долго, ты жил своей жизнью, всегда был где-то близко, но на самом деле далеко… Всё это время ты делал вид, будто не замечаешь, что происходит со мной, и если сейчас ты вздумал шутить, то лучше…

Фредди начинает истерить. Он кричит, вырывается, но Роджер не собирается его отпускать. Вместо этого тот преодолевает сопротивление и буквально кидает Фредди на диван, нависая сверху, и внимательно всматривается в глаза: там столько боли, что Роджер ненавидит себя ещё сильнее.

— Я не шучу, Фред. Шутки давно кончились. Ты прав во всём, — я скотина, и на твоём месте я бы себя точно не простил, но если у меня есть хоть один шанс, если ты всё ещё чувствуешь ко мне хоть что-то, то прошу — дай мне возможность всё исправить. Я люблю тебя, как бы я не пытался это изменить.

Фредди затихает в его руках. Фредди не хочет плакать, не хочет выглядеть таким уязвлённым. Он давал себе обещание больше никогда не позволять Тейлору делать себе больно, но на самом деле всё это лишь глупый самообман. Меркьюри готов вынести столько боли, сколько Роджер сможет ему причинить, и, наверное, несмотря ни на что, он всегда будет его прощать. Фредди очень хочется верить, что на этот раз всё действительно будет хорошо.

— Будут условия, — шепчет Фредди, не узнавая собственного голоса. Он недоверчиво смотрит на Роджера, ожидая, когда тот начнёт отнекиваться.

— Всё, что захочешь, — улыбается Роджер, и с его плеч наконец-то валится несколько сот тонн.

Фредди удивлён, но больше всего счастлив: он почти ощущает, как чёрные тучи над его головой расходятся в стороны, и его личное солнце с самыми голубыми глазами в мире освещает его дальнейший путь. Фредди всё ещё несмело протягивает вперёд ладонь, чтобы запустить пальцы в длинные светлые волосы, вспоминая, какие они мягкие и приятные на ощупь, и в благоговении прикрывает глаза, когда Роджер осторожно опускается ниже, накрывая своими губами его губы, оставляя на них нежный, трепетный поцелуй, как будто первый, хотя, наверное, так и есть, — первый после всех этих лет бесконечного ада.

— Ты снился мне постоянно: твои большие тёплые глаза, острые скулы, руки и губы, которые так хотелось целовать. Ты прекрасен, Фредди, от макушки и до самых пят, — шепчет Роджер, прерываясь, чтобы оставить короткие поцелуи у Фредди на лице.

Фред плавится от его прикосновений, от красивых слов, от любимого голоса. Фредди, не знает, прекрасен ли он, — он не слишком в этом уверен, зато уверен в том, что Роджер — совершенство. Он бы мог написать тысячи песен о нем. Может быть, когда-нибудь он обязательно это сделает, но сейчас он просто хочет чувствовать Роджера и наконец-то стать единым целым, чтобы больше никогда не отпускать.

Роджер знает: им будет непросто, возможно, общество всё ещё не готово их принять, но впервые ему нет до этого дела. Он хочет всегда держать Фредди за руку, и наплевать, если кто-то увидит и навешает на них кучу ярлыков. В конце концов, им с Фредди не впервой идти против всего мира.

Роджер знает: теперь он готов. Если каждое утро он сможет просыпаться и видеть своё счастье рядом с собой, то весь мир может пойти к чёрту, — теперь ему нет до него никакого дела.

Он целует Фредди, мыслями возвращаясь в их небольшую, но уютную квартиру, где это произошло впервые, и думает, что на этот раз всё будет по-другому. На этот раз всё будет навсегда.