— Расскажи мне, — просит он тихо, заглядывая в глаза Роджера самым проникновенным своим взглядом, — с каких пор тебя стали интересовать парни?
Он надеется, что тому хватит совести рассказать ему всю правду и прекратить этот фарс, ведь Фредди, как-никак, его друг и не заслуживает такого отношения.
Роджер холодеет от подобного вопроса. Фредди хмурит брови, нервно поджимает губы и, похоже, сейчас устроит разбор полетов, где будет четко и ясно сказано, куда Роджер может запихнуть свою любовь. Конечно, Фредди скажет все гораздо мягче, но от этого не будет менее больно. Роджеру не нужно его сочувствие и жалость, это его убьёт. Но деваться от этого разговора некуда, он предполагал еще сутки назад, что, скорее всего, получит от ворот поворот, и он не трус, чтобы бояться посмотреть правде в глаза, но это не помогает перестать чувствовать себя кроликом перед удавом. У Фредди действительно гипнотический взгляд.
— Ну… — мямлит он, ощущая, как потеют ладони, — недавно.
Дилайла на его коленях беспокойно ворочается и спрыгивает на пол, и это к лучшему, потому что Роджеру и без нее становится слишком жарко, и на висках выступает холодный пот.
— Я так думаю, — добавляет он.
Его нервы напряжены до предела, он невероятно сильно хочет вспылить, потому что старая привычка включать стерву в стрессовых ситуациях дает о себе знать и сдерживаться не так-то просто. Особенно когда твой лучший друг, похоже, собирается съесть тебя со всеми потрохами за невинный поцелуй. У Роджера голова идёт кругом от этого взгляда, он словно тонет в бездонной темноте без шанса на спасение, и от этого хочется сопротивляться ещё сильнее, закричать, разбить что-то, потому что это нифига не справедливо, что ему вдруг захотелось повернуть всё вспять и просто извиниться. Может, снова свалить все произошедшее на алкоголь или придумать любое другое оправдание? Одним словом — сдаться.
Роджер пытается перестать быть тряпкой, он понимает, что ему придется сейчас оправдываться, это очевидно, и если бы кто-то знал, как же он это ненавидит! Его безумно бесит, что всё летит кувырком. Он хотел признаться в любви, а в результате — мямлит что-то невразумительное, не зная, как ускользнуть от ненужного теперь разговора. Все очевидно и без слов, и, по-хорошему, Роджеру лучше сейчас остаться одному, чтобы зализать свои раны, но у Фредди такой вид, что ясно: он не отпустит.
Фредди смотрит на испуганного и растерянного, даже немного ощетинившегося Роджера и понимает, что не услышит ничего утешительного для себя. С таким лицом не признаются в любви и не объясняются в чувствах. Но он все еще хочет понять, он имеет право знать, какого хрена Роджер так жестоко обошелся с ним!
— Значит, Люсс Мэрэ — это твой эксперимент, — произносит Фредди, делая акцент на последнем слове, произнося его с презрением, которое не в состоянии скрыть. — И откуда же у этого эксперимента ноги растут?
Он пытается понять, может, он упускает что-то важное, может, Роджер вовсе не бездушный монстр, который играет с чувствами других, проводя над людьми эксперименты? Вдруг есть простое и логичное объяснение, а Фредди просто глупый влюбленный идиот, который слеп всегда, когда дело касается его Лиззи? Он чувствует себя так, словно ходит по неустойчивому мосту над обрывом, одно неверное слово — и они оба сорвутся вниз.
От последнего вопроса Роджер наконец-то покрывается румянцем, он хмурится и выглядит еще более злым.
— Мне просто кое-кто понравился… Один парень, — говорит он отрывисто и сухо, всем видом давая понять, что это только его дело. — И я решил проверить, буду ли чувствовать что-то к другим парням. Так что можешь спать спокойно, с этим у меня все хорошо! — добавляет он, чтобы Фредди уж точно не думал, что Роджер будет бегать за ним за неимением других вариантов.
После этого Фредди словно темнеет лицом, и Роджер изо всех сил пытается оценить его настроение по шкале от одного до десяти, и, если честно, эти подсчеты не прибавляют решимости и желания продолжать, он не понимает, что Фредди так огорчило на сей раз, ведь тот должен был вздохнуть с облегчением, узнав, что Роджер не умирает от любви к нему. Но Фредди в ярости, его глаза совсем черны, и Тейлор думает, что тот готов просто вцепиться ему в горло, стоит пошевелиться. Страх оплетает его своими руками и словно шепчет на ухо, что, если Роджер сейчас откроет рот и скажет про свою никому не нужную любовь или еще что-нибудь такое же глупое, будет хуже.
Меркьюри смотрит на сидящего перед ним парня и как никогда отчетливо понимает всю безысходность своего положения, и от этого хочется кричать и ломать стены, чтобы уже наконец вздохнуть свободно, без боли под названием «любовь к Роджеру Тейлору». Но он не может, у него не хватает сил вот так взять и просто уничтожить себя, поэтому — ничего нового, всё по-прежнему. Фредди, как хорошему другу, остается только пожелать Роджеру счастья и отойти в сторону, как это уже было в прошлом. Он не справился с этим тогда и, уверен, не справится и сейчас, но у него просто нет выбора. Отчаяние охватывает все его существо, затмевая разум, а гнев льется через край, и Фредди почти захлебывается в нем.
— И, конечно же, ты не скажешь мне, кто он? — спрашивает он резко, хотя и сам понимает, что Роджер будет молчать и дальше, кроме того, тот совсем не выглядит так, словно желает делиться с ним своими любовными переживаниями. Очевидно, что он жалеет о том, что сделал вчера по пьяни. Фредди — всего лишь попытка Роджера примириться с собой и своими чувствами к какому-то парню. Ему не нужен сам Фредди, подошёл бы любой влюблённый в него придурок, оказавшийся под рукой, и Роджер удачно воспользовался данной ситуацией.
На самом деле Фредди и не хочет знать имя счастливчика, потому что если он будет знать, то не факт, что сможет адекватно отреагировать и не придушит его при встрече. Если он должен в очередной раз отдать Роджера кому-то, то лучше вовсе не знать, кому.
— Впрочем, можешь не говорить, — отрывисто бросает он, замечая, как Роджер открывает рот, чтобы что-то сказать. Не надо, он не хочет больше никаких разочарований и никакой боли, не более того, к чему уже привык и что сможет вынести. Он слишком от этого устал. — Просто, сделай одолжение, перестань лезть ко мне с поцелуями, экспериментируй на ком-нибудь другом!
Фредди хочется убраться отсюда как можно дальше, чтобы не видеть этого растерянного выражения на лице Роджера, не видеть странной уязвлённости в его глазах, которая так раздражает сейчас. Фредди разочарован и ранен до глубины души тем, как цинично Роджер поступил с ним. Он ведь знал, что так будет, так почему сейчас его рвёт на части от этой чёртовой боли, к которой он уже должен давно привыкнуть?
Он порывисто встает из-за стола, выходит в коридор, засовывает ноги в кеды и выходит из квартиры прямо в домашней одежде. Он игнорирует входящий вызов от Хокенса, а также его письмо, где ИИ наверняка напоминает, что они пропускают второй день занятий, но Фредди плевать хотел на эти занятия, на этот гребаный мир, на их невъебенно счастливое будущее и всю свою жизнь в целом. Он идет на крышу. Подальше от Роджера, подальше от всего, что связывает с ним.
Роджер не может встать со стула еще какое-то время после того, как остается один. Фредди ни черта не пожалел его и сделал чертовски больно, и это было жутко унизительно. Фредди, чёрт возьми, ни хрена не понял, не выслушал до конца, словно чувства Роджера не значат для него ровным счётом ничего, он просто ткнул его в собственное дерьмо носом и ушёл, и теперь Роджер точно может быть уверен — Фредди никогда не ответит ему взаимностью. Впрочем, его глупое сердце отказывается засчитывать данный факт и сопротивляется так сильно, что, кажется, сейчас пробьет грудную клетку, несмотря на то, что чувство унижения после этого разговора настолько уничтожающее всё и вся, что Роджер едва может продохнуть. Фредди считает, что Роджер целовал его ради того, чтобы поэкспериментировать на нём, — это бьёт больнее всего. Вот, оказывается, какого он мнения о человеке, с которым дружил всю свою жизнь! Видимо, Фредди считает его полным моральным уродом, раз дошёл до такого вывода, и Роджер не может понять: какого хера?!