— Помнишь тот день, когда ко мне приезжала полиция? — спрашивает он, но не ждет особо ответа, это риторический вопрос, однако Фредди за его спиной согласно хмыкает. — Мой приступ ненависти на самом деле был приступом ревности. Я жутко приревновал тебя к Теккеру, — говорит Роджер, понимая, что пока что не сказал ничего нового, Фредди и так знает, что он постоянно ревнует его ко всем и каждому, и между ними это обычная практика.
Наверное, где-то глубоко маленькая трясущаяся часть души Роджера надеется, что Фредди сам догадается, сопоставит два и два, поэтому он так тянет. Но это маловероятно, потому что Фредди молчит, наверное, слушает, пытается понять, и Роджер осознает, что тянуть кота за хвост дальше нельзя, иначе он просто струсит и убежит в ванную, как истеричная школьница.
— Я ревновал, потому что на самом деле люблю тебя, — говорит он, ужасаясь, как ломается его голос. — Фредди, я люблю тебя, — добавляет он совсем сипло и замирает. У него такое ощущение, словно мир сейчас рухнет сверху, Роджер закрывает глаза, чтобы комната так не вертелась перед его лицом, и еще сильнее цепляется в диванные подушки. Он жутко хочет, чтобы Фредди сказал что-нибудь, развеял его страхи, заверил, что всё в порядке для начала, но тот молчит, и эта гробовая тишина хуже всего.
Он, конечно, понимает, что Фредди, скорее всего, в шоке и, наверное, он сейчас снова всё испортил своим признанием, но сказанного назад не воротишь, да и не стал бы Роджер возвращать время вспять, потому что вместе с неизмеримым количеством адреналина в своей крови он чувствует облегчение. Оно болезненное, но это оно. Фредди имеет право знать правду, а Роджер не должен скрывать от него такие вещи!
— В общем, это всё, что ты должен знать. Я ничего не требую и не претендую на что-то, — нервно добавляет он и оборачивается, потому что молчание Фредди невыносимо. — Просто подумал…
Слова застревают у него в горле, когда он видит, что глаза Фредди плотно закрыты и он, судя по всему, просто спит. В первую безумную секунду Роджер думает, что тот притворяется, настолько всё нелепо, но он столько раз видел Фредди спящим! Он действительно спит, его губы расслаблены, и складочка на лбу исчезла, руки безвольно лежат и уже не обнимают подушку, а дыхание глубокое и ровное.
Роджер ощущает невероятное облегчение и отчаяние одновременно, если такое вообще возможно, но в последнее время для него нет ничего невозможного, так он думает, ведь он познал все спектры и оттенки эмоций за очень короткое время и сейчас, похоже, достиг своего апогея.
Роджер срывается с места и на самом деле запирается в ванной, ощущая приближение истерики. Ему тяжело дышать, а руки трясутся как у последнего алкоголика, никто не знает, сколько он потратил сил на это признание, он даже сам не знает, но, видимо, они были последние, и сейчас он просто истощен.
Он чувствует, что почти сдался. Его план провалился и мелькает спасительная мысль забить на это и забыть, жить как дальше, ведь если не получилось первый раз, то, может быть, не судьба? Подобная мысль на самом деле приносит временное облегчение, но, выровняв дыхание и слегка успокоившись, он понимает, что это не правильно — отступить, и если он отступит, то никогда себя не простит.
Он умывается ледяной водой, ждет, пока руки не перестанут дрожать, и выходит из ванной. Фредди лежит в той же позе и выглядит таким умиротворенным и измученным, что нет никаких сил на него обижаться или злиться. Они оба устали сегодня, этот скандал вымотал их до дна, так что Роджер сам виноват, что выбрал неподходящий момент для своего признания.
Он берет плед и осторожно накрывает Фредди, хоть в квартире и не холодно, а потом просто ложится рядом, утыкаясь носом в его спину. Фредди теплый, и от него приятно пахнет, и Роджер обещает себе, что попробует еще раз, потому что он стоит того, чтобы пробовать, он стоит всего на свете. Ради него Роджер готов натыкаться на камни, разбивать руки в кровь, быть смелым, и он будет.
1969
Фредди просыпается только к обеду, он лениво открывает глаза и вытягивается на кровати, отчего суставы немного хрустят и кружится голова. Он широко зевает, убирает за уши растрёпанные после сна волосы и ступает босыми ногами на мягкий ворс ковра. Роджер всё ещё спит, смешно уткнувшись своим маленьким носом в подушку и тихонько посапывая, луч солнца запутался в его белых волосах, и Фредди думает, что Роджер похож на ангела — такой прекрасный, что от нежности сводит пальцы и руки сами собой тянутся, чтобы убрать светлые прядки с этого волшебно красивого лица. Роджер улыбается и смешно причмокивает губами. Этот день обещает быть великолепным.
Фред принимает утренний душ и лениво пьёт кофе, устроившись у окна, сегодня суббота, один из редких дней, когда никому не нужно никуда идти, они с Роджером устроили себе выходной, и можно весь день валяться у телевизора, пить вино и наслаждаться обществом друг друга. Фредди решает заняться поздним завтраком. Он достаёт из холодильника овощи и яйца. Нарезает не самый удачный салат, так как куски получаются большими и неопрятными, а после долго смотрит на упаковку яиц, пытаясь вспомнить, что делала Кашмира, чтобы их отварить. В этот момент на кухне появляется Роджер, у него на голове воронье гнездо, на щеке след от подушки, он ступает голыми ногами на прохладный линолеум и ежится от холода, поддевая из пачки сигарету и жадно затягиваясь утренней порцией никотина. Фредди кажется, что он не видел ничего прекраснее. Это несправедливо, Роджер слишком красив, словно восход солнца над океаном, разве был у Фредди хоть один шанс не влюбиться в него?
— Доброе утро, красотка, — улыбается Роджер, после сна его голос низкий, хрипловатый, у Фредди по спине бегут мурашки, а в животе порхают те самые метафорические бабочки.
— Доброе, Лиззи, ты хорошо спал? — спрашивает Фред, поглядывая на Роджера из-под длинных чёрных ресниц.
— Волшебно, — усмехается барабанщик и отпивает из кружки Фредди уже давно остывший кофе.
Фредди вспоминает про свою затею с завтраком, возвращая своё внимание упаковке яиц.
— Родж, милый, как именно ты варишь яйцо? — вид у Фредди до того задумчивый, будто он решает вопрос глобального потепления.
Роджер неловко чешет затылок и покусывает нижнюю губу.
— Ммм… не знаю. Я думаю, это как-то связано с горячей водой.
Фредди смешно хмурит брови и достаёт из упаковки яйцо, недоверчиво осматривая его со всех сторон.
— Думаешь, его нужно положить в горячую воду? — спрашивает Фред.
Роджер пожимает плечами и подходит ближе, включая плиту, на которой уже предусмотрительно стоит кастрюля с водой.
— Попробуем, — фыркает он и улыбается Фредди, освещая своей улыбкой всё вокруг.
Да, они оба ужасны в готовке, всегда находится кто-то, кого можно эксплуатировать, а Фредди обладает удивительной способностью убеждать людей. Почти каждый день Брайан ворчит, но готовит им макароны с сыром, а иногда даже что-то повкусней. Роджер понимает, в чём фишка, он и сам не может отказать Фредди, словно тот какой-то загадочный гипнотизёр, способный заворожить любого своими глубокими чёрными глазами.
— И как я узнаю, что оно готово? — интересуется Фред.
— Ты задаёшь слишком много сложных вопросов, — смеётся Роджер.
— Ну, ты ведь не хочешь остаться без завтрака? — игриво хлопая своими пушистыми ресницами, спрашивает Фредди.
— Так значит, ты готовишь завтрак для меня? — Роджер чувствует такой прилив тепла, что желание зажать Фредди в крепких объятиях кажется даже слишком заманчивым.
— В первую очередь, — улыбается Фред, и Роджер почти уверен, что видит на его щеках румянец.
Они стоят около плиты ещё минут пять, словно два дикаря, рассматривая бурлящие в кипящей воде яйца и иногда тыкая в них вилкой. Зачем? Роджер не знает, это ведь не картошка, в конце концов, но когда по скорлупе идёт трещина, оба понимают: завтрак готов, и перемещаются за меленький кухонный стол. Фредди делает ещё пару чашек кофе и с довольным видом жуёт откровенно пересоленный салат, но Роджер не жалуется, он съедает всё подчистую и хвалит Фредди, словно не он только что испортил элементарные продукты. Роджер идеален, и однажды Фредди обязательно ему об этом скажет, только наберётся побольше смелости.
