Фредди не задумываясь ответит «да». Он бы умер ещё хоть тысячу раз, если бы знал, что по ту сторону его ждёт Роджер и их возможное, счастливое «вместе», он бы ответил «да» не колеблясь, если бы знал, что страдать будет он один, но правда в том, что Роджеру тоже было больно, и вынести этого Фредди просто не в силах. Его разрывает от противоречивых чувств, и он всё ещё боится выложить Роджеру всю правду, хотя и понимает: Роджер знает и он всё ещё здесь — и это обнадёживает.

Они молча заходят в квартиру, и лишь когда за их спинами с тихим шелестом закрывается дверь, Фредди понимает, отступать некуда, рано или поздно это должно было произойти.

— Фредди, я… — Роджер прерывается на полуслове, встречаясь взглядом с бездонными чёрными глазами, теперь, после всего услышанного, он видит в них всё, что так долго ускользало от его внимания. Эта щемящая нежность, теперь без примеси тоски и грусти, плещется в родных глазах, и Роджеру больно до ломоты в теле, что он не замечал, ведь никто и никогда не смотрел на него так. Всё слова застревают в горле, и он просто теряется, словно маленький ребёнок в толпе, не в силах чётко объясниться и наконец-то расставить все точки над i.

Роджеру непросто, и Фредди его прекрасно понимает, он, в общем-то, даже не злится, что Роджер не сдержал обещания, это и его жизнь тоже, он имеет право знать, и Фредди не должен был просить его от этого права отказаться. Если бы он научился преобладать над своими страхами, Роджеру не пришлось бы узнавать обо всём из чёртовой грязной передачи, но, увы, изменить ничего нельзя, пора раскрывать карты, им давно нужно поговорить начистоту, судя по всему, уже целую жизнь как нужно.

— Пойдем присядем, — просит Фред и тянет несопротивляющегося Роджера за собой в гостиную.

Он достаёт из бара бутылку виски, которую притащил Дики во время своего прошлого визита, и разливает по стаканам, совсем немного — только чтобы снять напряжение. Роджер даже глазом не ведёт, когда на столик перед ним опускается стакан, он не сводит взгляда с Фреда — это всё, что имеет сейчас для него значение. Фредди тем не менее отпивает глоток и немного морщится — виски далеко не его любимый напиток. Он нервно закусывает губу, пытаясь сформулировать мысль, но Роджер опережает его. Он печально хмурит брови и на одном дыхании выпаливает:

— Фредди, я посмотрел передачу, — и замолкает с таким виноватым видом, будто по меньшей мере совершил массовый геноцид.

— Я знаю, — отвечает Фред, поднимая уголки губ в слабой, успокаивающей улыбке.

Роджер словно перетянутая струна, он до побелевших костяшек сжимает свои острые коленки и как будто пытается слиться с диваном и стать совсем незаметным.

— Ты не злишься на меня? — осторожно интересуется он, ведь, если честно, он ожидал от Фредди другой реакции.

— Я злюсь на себя, — честно признаётся Фред. — Я трус, мне было слишком страшно, я боялся напугать тебя и разрушить свой шанс на счастье.

Фреду тяжело даётся каждое слово, ведь это словно душу нараспашку открывать, а Роджер столько раз делал ему больно, пусть даже не осознавая этого, что Фредди уже по привычке ждет, когда ему в сердце вонзят очередной нож. Но Роджер только непонимающе моргает и выглядит до того трогательным сейчас, что все чувства обостряются до предела.

— Но почему? 

Роджер почти сразу понимает, что вопрос его идиотский, он как обычно тупит, хотя ответы лежат на поверхности. Он неловко опускает глаза в пол. Фредди открыт перед ним словно книга, и Роджеру уже давно пора бы научиться читать его между строк.

— Боже, — неверяще шепчет он, а после поднимает свой взгляд в надежде разглядеть в чёрных глазах всё то, что упустил по своей невнимательности, — ты думал, я уйду от тебя?

Роджеру не нужен ответ, он видит всё по глазам, и от осознания этого его затапливает бесконечным потоком холодной воды, ему кажется, что он задыхается — он не заслуживает Фредди.

— Я бы понял тебя, Роджер, но пережить это, наверное, не смог бы, — Фредди видит, что Роджер хочет что-то сказать, но прерывает его взмахом руки: если сейчас он не скажет всё начистоту, то потом просто не сможет.

Чувства, похороненные под грудой несбывшихся надежд и тонн боли, вырываются наружу, словно кровь из открытой глубокой раны, и Фредди больше не в силах всё это контролировать, он просто хочет, чтобы Роджер наконец-то узнал, понял, как сильно и как, чёрт возьми, долго Фредди живёт с этой болью на сердце.

— В шестьдесят седьмом Тим притащил меня к вам на репетицию, не знаю, милый, помнишь ли ты этот день, но я вот хорошо его запомнил.

Роджер, конечно же, тоже помнит, он помнит, как впервые увидел Фредди, и он не смог бы забыть об этом никогда, но 1967… Этого просто не может быть! Это ведь было так давно!

Роджер выглядит до того ошарашенным, что кажется, будто его огрели чем-то тяжёлым по голове. Впрочем, этого Фредди и ожидал. Он вымученно улыбается и уже жалеет, что не налил себе ещё, ведь говорить всё тяжелей.

— Не подумай, это не было любовью с первого взгляда или вроде того, я ведь тогда ещё в полной мере не осознавал, что могу любить мужчину, но ты протянул мне руку, улыбнулся этой своей развязной улыбкой и сморозил какую-то абсолютно идиотскую шутку, а я вдруг подумал, что не встречал людей красивее. И это могло бы напугать, но с каждым днём я узнавал тебя всё больше и в один день просто проснулся утром на соседней кровати в нашей маленькой квартире и понял — вот он, он погубит тебя, Фредди, беги! Но бежать мне уже не хотелось, я готов был любить тебя просто так, не требуя ничего взамен, и иногда мне реально казалось, что ты тоже… что, возможно, ты тоже что-то чувствуешь ко мне.

У Роджера калейдоскопом проносится перед глазами вся их жизнь, словно выжигая в памяти все их неслучившиеся поцелуи, только сейчас, в этот самый момент Роджер в полной мере осознаёт, как много их было, и он не понимает, за что корпорация обошлась так с ними, почему она отняла у него целую жизнь с Фредди?

— Тебе не казалось! Я просто трусливый слепой мудак, но тебе не казалось, всё так и было! — на эмоциях кричит Роджер, у него трясутся руки, а ещё хочется придушить самого себя, ведь больше двадцати лет он заставлял Фредди страдать. Он не понимает, чем заслужил эту любовь, но он обещает себе, что больше никогда и ни за что не сделает Фредди больно.

Фред чувствует, как глаза начинает щипать, и первые слёзы стремительно скатываются по щекам. Он давно потерял надежду и убедил себя, что все его догадки были лишь плодом его больной, повёрнутой на Роджере фантазии, и сейчас его мир в очередной раз переворачивают с ног на голову, но Фредди до того хорошо, что даже больно.

— Я так хотел поцеловать тебя тогда, в девяностом, — Роджер понимает, это не лучшие воспоминания, те ужасные годы не хотелось бы вспоминать никогда, но один день ярко всплывает в памяти: он тогда действительно хотел поцеловать Фредди. Он не понимал почему, но хотел и был достаточно глуп, чтобы не понять, что Фредди хотел этого не меньше.

— Я бы не позволил, — воспоминания словно кошки скребут своими острыми когтями по самому больному, и Фредди прикрывает заплаканные глаза, когда Роджер подаётся ближе и обхватывает его лицо своими ладонями, стирая со щёк мокрые дорожки слёз.

— Тогда позволь сейчас, — шепчет он и накрывает его губы своими в нежном робком поцелуе, который стирает всю боль, затягивает глубокие раны на сердце и дарит любовь. Любовь, о которой Фредди давно запретил себе мечтать.

Роджер чувствует, как Фредди дрожит в его руках, его и самого трясёт словно в лихорадке, он целует, пытаясь показать ему, как сильно он любит, насколько Фредди дорог и жизненно необходим, ведь, кажется, нет таких слов, способных описать всё то, что мечется в душе Роджера бешеным потоком необузданных чувств.

— Прости меня, — шепчет Роджер в перерывах между поцелуями. — Прости, что был таким идиотом. Я не заслуживаю тебя и не стою твоей любви, и если когда-нибудь ты захочешь уйти…