Фредди быстро выключает передачу, понимая, что еще чуть-чуть — и он может быть разоблачен. Фред уже не надеется, что Джим не настолько подонок, чтобы рассказывать всему миру о том, что сам он скрывал на протяжении всей жизни, и рисковать не хочет, Фредди все равно страшно, ведь потерять Роджера — хуже смерти. От пережитого его сердце колотится как ненормальное, и он прекрасно понимает, что Роджер все равно досмотрит эту злосчастную передачу до конца, судя по его остекленевшему взгляду. Он, конечно, не просит включить назад, прекрасно понимая, как Фредди плохо сейчас, но Фред видит, что у Роджера куча вопросов, ответы на которые он намерен получить, и Фредди в полной растерянности, ведь он не знает, как уберечь Роджера от той информации, которая, возможно, на него выльется.
— Давай не будем смотреть эту передачу? — предлагает Фредди
На самом деле он лукавит, ведь сам собирается досмотреть ее до конца в одиночестве, чтобы понять, есть ли там что-то, о чем Роджеру точно знать не стоит.
— Хорошо, — быстро соглашается тот.
Роджер ощущает себя так, словно только что едва не свалился с обрыва в пропасть. Он не уверен, что речь пойдет о нём, но теперь, когда он знает об участии во всём этом Доминик, это заставляет его задуматься о том, что, возможно, корпорация лучше него знала, кого на самом деле он любит всю свою жизнь. Так что он рад, что Фредди выключил видео, ему определенно нужна передышка, чтобы понять, готов ли он вот так раскрыться перед ним прямо сейчас.
— Пусть они там говорят что хотят, нам нет до этого дела, — говорит он, успокаивающе поглаживая Фредди по руке. Тот лишь кивает, и вид у него потерянный и измученный, поэтому Роджер притягивает его к себе и обнимает, вдыхая родной запах волос. Его еще немного потряхивает от злости и неконтролируемой ревности, но он уже почти спокоен. Потому что Фредди здесь с ним, а Хаттон уже позади, и этому гондону ничего больше не обломится.
— Обещай мне не смотреть это, — просит Фред, обдавая горячим дыханием его шею.
— Обещаю, — говорит Роджер, хотя и не уверен, что сдержит обещание.
Ему совершенно точно нужно посмотреть эту передачу, чтобы знать, верны ли его опасения, и Роджер уже панически просчитывает в своей голове варианты, как можно сделать так, чтобы Фредди не вздумал смотреть это без него. Ну или, по крайней мере, раньше него, пока Роджер не решится признаться во всём сам, прежде чем его выведет на чистую воду чертов Джим Хаттон.
Роджер не отходит от Фредди ни на минуту и даже напрашивается с ним в душ, где они оба толком не могут помыться, потому что Фред с каким-то отчаянным остервенением наседает на его пятую точку, словно это единственное, что может спасти его от боли предательства. Роджер бы рад, он даже хочет, он возбужден, но откровенно трусит, зажимается и совершенно не чувствует, что готов вот прямо сейчас отдаться словно барышня, поэтому берет инициативу в свои руки. Фредди не возражает, правда, Роджеру кажется, что тот немного разочарован, или, может, это Роджер разочарован в самом себе.
— В следующий раз обязательно, — обещает он, шепчет на ухо, убирая сыроватые пряди волос, когда они уже лежат в постели, совершенно обессиленные после секса в душе и распаренные от горячей воды.
Фредди засыпает почти мгновенно. Уставший и расстроенный больше остальных, он доверчиво жмется к Роджеру, обнимая его руками, словно тот его спасательный круг. А Роджер чувствует себя настоящим предателем, не хуже Хаттона, когда включает прерванную передачу на остановленном моменте. Он выводит на свой чип только звук, не желая видеть снова эту ненавистную рожу, потом ложится поудобнее и закрывает глаза. Со стороны все выглядит так, словно он спит, но любая усталость и сонливость слетают с него мгновенно, когда Хаттон продолжает свой рассказ.
В эту ночь Роджер так и не может уснуть, ему страшно от того, насколько незначительным он теперь сам себе кажется с этой своей «любовью». Он не испытал и толики боли, что пришлось пережить Фредди по его вине. Хаттон все-таки выливает ушат подробностей и рассказывает всему миру, как однажды Фредди в порыве откровения поведал ему, что любил Роджера всю свою жизнь, с того самого момента, как впервые увидел его. Джим ни словом не намекает на то, что Роджер тоже испытывал к Фредди тягу определенного рода, возможно, он оставил это на закуску, а возможно, все дело в том, что раз Роджер не осознавал своих чувств, то это не считается. Роджер полностью согласен с таким положением вещей. Что с того, что сейчас ему кажется, будто он любил Фредди всю жизнь? Его любовь мелкая и ничтожная, раз не заставила открыть глаза и увидеть очевидное! Полночи Роджер беззвучно плачет от своей собственной тупости, от ненависти к себе и жалости к участи Фредди.
Он мысленно перебирает все значимые моменты своей жизни, ведь после того, как Хаттон объяснил, что их с Фредди просто разводили в разные стороны, все становится таким очевидным. Роджеру страшно, потому что он не знает, что ему делать. Он ведь если и захочет, то не сможет вернуть Меркьюри в ответ даже малую часть той любви, которая кажется Роджеру запредельной, неземной, впрочем, как и сам Фредди — он всегда казался словно не от мира сего. Словно яркая звезда, сошедшая с небес и озарившая простых смертных своим сияющим светом. Простые люди не могут любить так, как может Фредди, простые люди как Роджер едва ли заслуживают такого.
Ему страшно, что когда-нибудь он лишится всего этого, потому что когда-нибудь, он уверен на все сто, Фредди поймет, что Роджер по сути ничего из себя не представляет, и найдет себе кого-нибудь более достойного, такую же яркую звезду, как и он, и скромный барабанщик со своими скромными же чувствами останется в стороне.
Роджер паникует и уже сам не рад, что досмотрел передачу, он не может надышаться Фредди, не может вдоволь ощутить тепло его тела и крепких объятий его рук, ему кажется, этого мало, недостаточно и никогда не будет достаточно, он никогда не сможет вдоволь насытиться им и никогда не будет готов к тому, чтобы потерять его вновь. Роджер разрывается между желанием схватить и не отпускать и невероятно мучительным ощущением собственной ничтожности и неизбежности потери.
— Моя Мелина, — говорит он тихо, кончиками пальцев прикасаясь к волосам Фредди, которые упали тому на щеку, он сейчас сам себе напоминает какого-то маньяка, но ему все равно, ведь только теперь он в полной мере осознает весь подтекст всех этих игр с именами.
Фредди дал ему кличку «Лиззи» — в честь самой красивой на тот момент актрисы Элизабет Тейлор, и только сейчас Роджер вдруг понимает, что каждый раз, когда Фредди называл его так, каждый гребанный раз он называл его красивым. Фредди называл его красивым всю свою жизнь, а Роджер только фыркал и смеялся как последний идиот, не замечая в темных глазах напротив того самого болезненного и выстраданного чувства. И он бы не видел этого до сих пор, или игнорировал из-за врожденной трусости, если бы не Джим Хаттон со своими откровениями. Роджер Тейлор — самый слепой и трусливый идиот из всех возможных.
2013
Фредди счастливо улыбается и кружит возле зеркала из стороны в сторону, отчего белая, воздушная туника красиво развевается, а после волнами оплетает стройное тело. Фредди до того счастлив, что своей солнечной улыбкой освещает весь пасмурный и дождливый Лондон вплоть до самой неприметной улочки. Роджер пытается быть серьёзным, но это нихрена не возможно, когда Фредди смотрит так, весело сверкая чёрными глазами, и кокетливо хлопает длинными ресницами.
— Это ведь свадебное платье, Фредди? — полувопросительно фыркает он, пряча улыбку за газетой, которая, впрочем, уже давно потеряла для него всякий интерес.
— Было. Оно было свадебным платьем, но теперь это моя волшебная туника, посмотри, какая она лёгкая и воздушная, Роджер, как безе, — восторженно говорит Фред и словно летучая мышь расправляет свои руки, больше похожие сейчас на белые крылья ангела.
— Смотри не упорхни, королева, — усмехается Роджер и с самым умным видом переворачивает бумажную страницу.