Игорь тогда несколько раз пересмотрел записи с камер: и как Серёжа его по голове шарахнул, и как в руках своих бережно голову его держал. Как метался по кабинету тогда он и как спокойно тот, другой, его в костюм Чумного переодевал.

— Не он это был. Хочешь — верь, хочешь — нет, но Разумовский и Чумной Доктор — два разных человека. Я знаю, что он не святой, и в ранг небожителей его не возвожу, но, поверь мне, убивать невинных он бы никогда не стал. Не в его это характере.И то, что мы видели сегодня в доме участкового, — ровно то же самое, что едва не спалило меня и весь город.

Денис ещё несколько раз нервно чиркает зажигалкой, а после этой речи, психанув окончательно, кидает её на пол, сжимая сигарету в кулаке.

Игорь осторожно притягивает Титова к себе. Аккуратно разжимает его пальцы, вытряхивая смятую сигарету на пол, и обнимает осторожно, но крепко, позволяя Денису уткнуться себе в плечо. Титов вдыхает полной грудью, Игорь, кажется, весь его сигаретами пропах, а ещё чаем тем мерзким травяным, но весь этот запах всё равно смешивается с чем-то абсолютно Громовским: от него веет летним питерским дождём, вдруг думается Денису, и Титов глубже зарывается носом в чужой свитер.

— У тебя нет поводов доверять Серёже, но я надеюсь, что ты сможешь довериться мне, — тихо проговаривает Игорь, запуская пальцы в чужие мягкие волосы на затылке.

— Ты ведь влюблён в него. Почему ничего не сделаешь? — пересиливая собственный эгоизм, спрашивает Денис.

Его ведь не станет совсем скоро — наверное, будет здорово знать, что у Игоря останется кто-то, кто ему действительно дорог.

Гром понимает, что правильней было бы сказать, что нет никакой влюблённости и Серёже он помогает только из чувства вины. Он хочет как-то успокоить Титова, убедить его в чём-то таком, что даст ему осознание собственной нужности, ведь Игорь не врал ни одного раза. Он Дениса выбрал и от слов своих не отказывается. Вот только лгать в этой ситуации — это последнее, что он имеет право делать. Игорь и так загнал себя в центр не самой приятной истории, в которой, к слову, Сергей даже не изъявлял желания участвовать.

— Я не знаю, влюблён ли я в него. Хотел бы сказать, что нет ничего, что всё прошло и перегорело, — сам так думал, пока снова не увидел, но… Не могу. Не хочу врать тебе и юлить. Всё, что происходит между мной и тобой, для меня не просто так, что бы ты там себе ни надумал. И если вдруг ты тоже решишь, что тебе это нужно, что я тебе нужен, я сделаю всё, чтобы отпустить Серёжу, дать ему идти своей дорогой. Помогу ему, под суд больше не отдам, присмотрю, если понадобится, но то, что вот здесь, — Игорь прикладывает ладонь к груди, — погасить смогу. Ещё смогу. Ведь пока не разгорелось.

Денис не ожидает услышать подобного. Не думал даже, что Игорь будет с ним так искренен, что откроет всё, что в душе, так просто и на ладони перед ним выложит. Титову даже стыдно становится за все упрёки и истерики. Он ведь сам Игоря от себя оттолкнул, когда как Разумовский к нему тянется всем своим существом. Смотрит на Игоря, будто тот — весь его мир.

Денис злится на судьбу, на себя самого и на жизнь, которую прожил так глупо. Ему бы только чуть больше времени. Неужели он его совсем не заслужил?..

Титов горько усмехается, ведёт пальцами по лицу Игоря, очерчивая шрам над бровью и спускаясь ниже к щекам.

— Ты, видно, забыл, что я коньки отброшу скоро? Если повезёт сильно, может быть, с Новым годом тебя поздравлю, но вот по весеннему Питеру уже не прогуляемся. Это моё последнее лето, Игорь.

Гром знает, что должен быть сильным. Что именно ему играть роль того, кто будет поддержкой, если уж он готов погрузиться с головой в такие отношения. Но слышать это больно: каждый раз словно в первый, и сердце не верит в то, что Дениса может вот так просто в один момент не стать.

— Я верю в то, что нельзя сдаваться до последнего. Я готов бороться за тебя, если ты больше не можешь.

Титову грустно и смешно это слышать. Игорь как ребёнок, верящий в чудеса, готовый на край света пойти, чтобы найти ему живую воду, — только вот они не в сказке живут, и именно эта самая вера Игоря в лучшее убеждает Дениса в правильности своего первоначального решения.

Гром не смирится с его болезнью и, когда его не станет, будет во всём винить себя, — даже в том, на что он никак не мог повлиять. Если бы не этот чёртов рак, ежедневно сжирающий его мозг, Денис боролся бы за Игоря до конца и никакому Разумовскому его бы ни за что не отдал, но теперь… Всё это больше не имеет никакого смысла.

— Я думаю, нам лучше оставить всё как есть, — с горечью на душе отвечает Денис.

Он хотел бы утонуть в этих отношениях с головой. Хотел бы, чтобы кто-то пробрался глубже его холодной маски равнодушия и понял, как отчаянно и страстно он может любить, отдавать всего себя без остатка. Он хотел бы назвать Игоря своим человеком, но, увы, не в этой жизни.

— Дэнчик… — печально вздыхает Игорь и коротко целует Титова в губы.

Поцелуй выходит с привкусом несбывшихся надежд. Но оттого не менее волшебным. По крайней мере, Денис может его целовать и быть рядом хотя бы так, оставаясь на расстоянии вытянутой руки.

— Я верю тебе: если ты говоришь, что Разумовский действовал под влиянием этой сущности, то я готов помогать. Но только тебе — не ему, — переводя тему в прежнее русло, произносит Денис.

Игорь кивает в знак согласия, и они наконец-то возвращаются домой. Горечь неслучившегося оседает пеплом на сердце.

Титов садится за ноутбук, чтобы покопаться в добытой информации, Юля с Димой присоединяются к нему, а Игорь тем временем отводит Сергея в баню. Это не кажется хорошей идеей, но оставлять его там совсем одного Игорь тоже боится. Состояние у Серёжи всё ещё нестабильное.

Когда распаренный, румяный Серёжа выходит к Игорю в предбанник, тот на несколько секунд даже подвисает, с трудом заставляя себя отвернуться. Он должен думать о маньяке, выбравшем себе новое тело, или как минимум о том неприятном разговоре, который совсем недавно состоялся у них с Денисом, но мысли застревают в районе чужого худощавого тела.

Серёжа даже после бани бледный, как будто прозрачный. У него дорожка родинок спускается от груди к животу, и пятна синяков всё ещё виднеются на рёбрах и запястьях.

Игорю хочется зубами разорвать тех, кто позволил себе оставить эти следы на его теле.

— Волосы прочесать нужно, — неловко бормочет Игорь.

— Ты поможешь? — просит Серёжа в ответ.

Гром сглатывает ком в горле, но соглашается, беря обеими руками расчёску.

Волосы у Серёжи, и правда, спутались сильно — самому не справиться, а мысль, чтобы эти рыжие пряди обрезать, даже в голову не приходит. Слишком нравятся они Игорю, он бы просто не смог.

Серёжа садится спиной, и Гром с щемящей нежностью в сердце замечает россыпь веснушек на его хрупких плечах.

Игорь чувствует себя полнейшим идиотом, когда хватает пальцами первую прядь и замечает, как трясутся руки. Это совершенно на него не похоже. Но отчего-то каждый раз волнительно прикасаться к Серёже.

— Игорь… — тихо зовёт Разумовский, когда Гром начинает осторожно прочёсывать его волосы.

— Что такое? Больно? — сразу же останавливаясь, спрашивает тот.

— Нет, — отзывается Разумовский. — Нет, совсем не больно. Извини. Я просто хотел…

Он снова недоговаривает. Игорь не видит, но знает: Серёжа кусает губы и заламывает пальцы.

— Что такое, Серёж?

Разумовский тяжело вздыхает, как будто к прыжку готовится.

— Игорь, если так нужно, если все так считают, тебе будет лучше вернуть меня обратно в больницу.

У Грома складывается такое чувство, что все решили его за сегодня окончательно добить.

Всем не поможешь, Игорь знает это как никто другой, но только сердце сильнее на части рвётся, оттого что боль даже у самых близких людей ты забрать не сможешь, как бы того ни хотел.

Вот он, Серёжа — настоящий, жертвенный, понимающий, таких, как он, этот мир никогда не щадит, и потому хочется защитить его, уберечь. Хотя, казалось бы, уже и не от чего, самое страшное с ним уже произошло, и Игорь в этом отчасти поучаствовал.