Денис реагирует довольно ожидаемо: смотрит на рыжего беглеца в непонятках и даже роняет сигарету.

— Охренеть можно, — после недолгого мыслительного процесса выдаёт он.

Даже при всех обстоятельствах и общей неопределённости происходящего найти тут Разумовского Денис не рассчитывал.

— И как это понимать-то вообще? — спрашивает Титов. — Как он тут оказался, да и ещё и Сеть мою взломал?

Серёжа теряется под напором незнакомца ещё больше, чем прежде, весь сжимается и прячется за неровно стриженными волосами, слово надеется стать совсем незаметным. Дениса эта история, конечно же, не пронимает, зато Игорь грозовой тучей выплывает вперёд, загораживая Разумовского своей широкой спиной.

— Повремени с допросом, Дениска, — хмыкает он. — Непонятно ещё ничего, а ты уже назначил виновных.

Игорь и сам однажды допустил такую ошибку. Хотя в импульсивности Титов его однозначно побеждал.

— Ну, так, может, тогда не будешь распускать нюни и всё у него узнаешь? Или он изобразил на лице печаль, и ты поплыл?

Дениса Разумовский бесит. Если честно, он раздражал его ещё до знакомства с Игорем. Благодетель херов! А ведь Титов знал с самого начала, что что-то в его образе Христа Спасителя ой как нечисто, — и глядите-ка, не прогадал! А сейчас стоит, весь из себя святая невинность, цепляется пальцами в Игореву футболку и глаза прячет. Не верит Титов в бескорыстность и святую добродетель. Только такой идиот, как Гром, мог повестись на эту чушь.

И нет, Денис совершенно не ревнует — сам ведь установил для себя эти правила — просто Гром стал ему ближе, чем хотелось, и смотреть, как его наёбывает этот рыжий псих, даже не прилагая особо усилий, — мерзко.

В жизни у Титова не так много людей, которых он готов защищать, но так уж вышло, что Игорь как-то незаметно вошёл в их число. И глотку за него Денис перегрызёт, если нужно, без лишних колебаний. Это он умеет.

— Мы идём домой, — как обычно, коротко и без всяких расшаркиваний заявляет Гром, прижимая к себе ближе своего Серёжу, от Дениса подальше, словно это он тут психопат, превративший невинных людей в шашлык.

Титов ядовито усмехается и пинает камень в сторону этой сладкой парочки. Хочется послать Грома от души и к чертям собачьим уехать. Но тут уже дело личное: пока не разберётся, что к чему, из деревни этой ни ногой.

— Ага, здорово, — шикает Денис, плетясь следом. — Как раз там недалеко есть точка связи, можно в Питер позвонить, чтобы этого психа вернули туда, откуда он сбежал.

— Никто никуда звонить не будет, — отвечает Гром: непонятно даже для кого — для Разумовского или для Дениса.

Титов, конечно, и сам не дурак: прекрасно понимает, что толку в этом нет. Пока стражи порядка домчатся в эту глушь, Разумовский стараниями Игорька уже в другом конце страны может оказаться. Тут не с ним вопросы решать нужно, а дать понять Грому, что Серёженька — никакой не ангел и хрень эту со своим последователем сам, по ходу, и замутил. Понять бы только как, а там и дело с концом.

Разумовский неуклюжий до ужаса — цепляется ногами о ветки и не валится в грязь только потому, что Игорь крепко его держит.

— П… п… прости… — тихо шепчет он, в очередной раз путаясь в своих же ногах.

— Ты чего извиняешься, Серёж? — мигом отзывается Игорь и мягко поглаживает пальцами его по плечу — Дениса от этого жеста аж передёргивает. — Хочешь, понесу?

Гром воодушевлённо сверкает глазами из-под густых бровей, а Денис не может сдержать ядовитого смешка. Что дальше-то, кольцо и в ЗАГС сразу?

Игорю становится немного легче на душе, когда на бледных щеках появляется едва заметный румянец. Гром невольно вспоминает, как краснел Серёжа тогда в баре, неловко переминаясь с ноги на ногу и протягивая ему свою тонкую ладонь.

Сейчас Разумовский только отрицательно мотает головой.

К счастью, домой мужчины добираются раньше, чем на улице начинает темнеть. Путь занял немало времени.

Чем ближе они подходят к дому, тем больше Денисом овладевают злорадство и интерес. Игорь ведь тоже знает, что Юля и Дима поддержат идею сдать Разумовского обратно в дурку двумя руками, да и объясняться с ними придётся, как бы Игорь ни хотел этого избежать.

Ему-то на себя наплевать, он готов держать удар до конца — даже перед собственными друзьями. Только вот Серёжа сейчас совершенно не в том состоянии, чтобы дать отпор.

Поэтому в дом Гром заходит обеспокоенным, но готовым защищать Серёгу до конца. Он сжимает в своей руке его холодную ладонь и всеми силами старается игнорировать острый взгляд Дениса.

У ребят взгляды, впрочем, не менее красноречивые. Юля даже не доносит чашку до лица — так и замирает с приоткрытым ртом. Дима же весь подбирается, слишком хорошо помня их с Серёжей последнюю встречу.

Сам Разумовский уже белее стены и потому вцепляется в руку Игоря до боли, словно его привели на расстрел.

— Сюрпри-и-з! — издевательски тянет Денис.

И от этого Пчёлкина сразу отмирает.

— Игорь, это как вообще?

Гром бы и сам рад понять, но позже. Он обязательно затем расспросит обо всём Серёжу. Но сам. Так будет лучше для всех.

— Я всё объясню, но потом, — в примирительном жесте поднимая свободную руку, отвечает Игорь. — Серёже нужно отдохнуть.

Юля явно хочет возразить, но Гром подталкивает Разумовского к спальне, а Пчёлкиной бросает выразительный взгляд, дающий понять, что они обязательно об этом поговорят, но немного позже и без Сергея.

Денис смотрит, как за этими двумя закрывается дверь, и внутри у него такое чувство, будто ему грудную клетку сдавили в тиски и совершенно нечем дышать. Титову это совершенно не нравится.

В комнате стоит спокойный вечерний полумрак. Игорь закрывает распахнутое настежь окно, чтобы Серёжа не замёрз, и расстилает свою кровать, усаживая туда Разумовского. Как только Гром забирает свою ладонь из Серёжиной хватки, тот тут же в привычном жесте обхватывает себя руками.

Игорь тем временем копается в чемодане, выуживая оттуда свой свитер и спортивные штаны. Серёже всё это, конечно, будет велико, но одежда его явно не первой свежести, а брать шмотки у Дениса кажется совершенно тупой идеей.

— Держи, нужно переодеться, — говорит Гром.

Хорошо бы ещё помыться и вычесать волосы, но это потом.

Серёжа же весь дрожит и явно боится притронуться к чужим вещам.

— Серёж, что такое? Холодно? — обеспокоенно спрашивает Игорь, осторожно сжимая ладонями острые плечи.

Разумовский мотает головой и до крови закусывает губу. Он, правда, старается не рыдать, не доставлять проблем ещё больше, чем уже есть, но теперь его эмоции живут какой-то своей жизнью.

— Игорь, прости меня… Ты д… д… должен вернуть меня обратно. Там м… м… моё место.

Игорь даже в полумраке замечает, что Разумовский плачет, и садится перед ним на корточки, пытаясь поймать его взгляд.

— Серёжа, посмотри на меня, — просит он, наконец-то заглядывая в голубые глаза, блестящие от слёз. — Я не знаю, как ты тут оказался и что произошло. Но я верю тебе и знаю, что ты сможешь мне всё объяснить. А сейчас нужно немного отдохнуть. Договорились?

Разумовский трёт тыльной стороной ладони кончик острого носа и послушно кивает, а у Игоря от этого простого жеста что-то внутри переворачивается.

— Я могу помочь? — спрашивает Гром, бросая взгляд на собственный свитер.

Несколько секунд тишины кажутся вечностью, Игорь давно не чувствовал себя так глупо. Только когда Серёжа снова робко кивает в ответ, Гром понимает, что всё это время не дышал.

Он осторожно стягивает грязную, местами рваную рубашку с Разумовского, задерживаясь взглядом на острых ключицах: у Серёжи на плечах россыпь веснушек и несколько родинок тянутся вдоль предплечья. Он худой совсем, практически как Титов, только как-то болезненно. Денис тёплый, пышет огнём, сжигает пожаром — Серёжа холодный совсем, кажется, тронешь — и рассыплется в ладони, как тонкий лёд.

Разумовский поднимает руки, помогая Игорю натянуть на себя тёплый свитер, и только сейчас Игорь замечает тёмно-синие кровоподтёки на его рёбрах. Гром хочет спросить, но вовремя осекается — знает: в таких местах, где был Серёжа, с пациентами не церемонятся, особенно если те — опасные преступники, на которых всем плевать.