========== Часть 1 ==========
1.
Не все приступы Баки готов переживать вместе со Стивом.
Он ненавидит себя в такие моменты, и в этот раз надолго уходит из дома, гуляет, пытаясь взять себя в руки, раздражается на излишне быструю жизнь города, гаджеты, устаревающие, только к ним попривыкнешь, людей, суетящихся стремительно и в то же время бесцельно.
Ему хочется и не хочется возвращаться. К Стиву — очень хочется, к опостылевшему взгляду «я всё понимаю и молчу, но знал бы ты, как это меня задевает» — нет.
Тем не менее настроение его резко улучшается на пути к дому.
Стоя посреди аккуратной «камешек к камешку» прогулочной дорожки, у идеально подстриженной зелёной лужайки (прямо завидный образец из классических рекламных роликов), Стив отчаянно ругается с миссис Джонс. Последней нужно отдать должное — довести до такого состояния человека, который достаточно спокойно способен выдерживать жизнь бок о бок с Баки — это ремесло, возведённое в ранг искусства.
Баки понятия не имеет, насколько стара миссис Джонс — она из тех людей-архетипов, которые гораздо древнее их со Стивом, возможно даже старше Тора, и, скорее всего, когда-то поднимали хмельные чаши вместе с его ещё молодыми предками. И уже тогда были недовольны абсолютно всем на свете.
— Заявляется посреди ночи, весь в какой-то грязи! Знаю я таких, как вы, прохиндеи!
В арсенале миссис Джонс практически отсутствуют современные ругательства, зато она смело костит окружающих эпитетами вроде «прохиндеи», «паскуды» и с пулемётной скоростью выдает совсем обескураживающие восклицания вроде «Вы считаете меня ослицей?».
Стив, достойный сын своего времени, лишь ненадолго оказывается ошарашен, не ударяет в грязь лицом и незаметно для себя же переходит на классические интонации трущоб и переулков, проглатывает окончания слов и выдаёт акцент, в котором мелькают нотки дикой смеси на грани Бруклина и Джерси.
— Не смейте лезть в мою частную жизнь, я вовсе не обязан…
— От твоей частной жизни, голубчик, за версту несёт криминалом! Надо бы всё-таки преподать тебе хороший урок, — в подтверждение серьёзности своих намерений миссис Джонс грозит Стиву пальцем.
Баки застывает в тени соседского дома и тихо сотрясается от смеха. Стив, который в добрых два раза выше боевой старушки, начинает размахивать руками, видимо пытаясь придать весомости своим аргументам.
Баки знает, что не должен этого делать и что хороший друг никогда бы так не поступил, но… но современная жизнь иногда требует странных проявлений дружбы, а милые фотографии и забавные видео давно стали некоей ценной формой социальной валюты. Он достаёт из кармана телефон (подарок Старка, отказаться от которого означало бы породить очередной виток бессмысленной грызни, сделанный, как и все подарки Старка, громко и навязчиво — «великолепное разрешение, последнее слово в области микроэлектроники, хотя всё равно вы не сможете оценить»), который ещё полчаса назад считал бессмысленнейшей формой человеческой зависимости от технологий, и быстро нажимает на кнопку записи.
— И чем же остолопы вроде тебя занимаются в жизни, хотела бы я знать?
— Остолопы вроде меня заботятся о благополучии таких кошёлок, как вы!
— Гоняют ночами на своих драндулетах? Не дают спать соседям? Ты этим мотоциклом дружка своего, наверное, впечатлить пытаешься? Так вот, поверь мне, он не впечатлён!
Цвет лица Стива начинает слегка намекать на близость непоправимых разрушений. Зря она Баки упомянула, не стоило…
— Повторяю ещё раз, это моя частная жизнь…
— Частная жизнь может быть только у людей с нормальной работой!
— Что, по-вашему, нормальная работа?!
— Приносить пользу обществу, тугодум! А не твои криминальные делишки.
Стив глубоко вздыхает и приводит аргумент, который Баки от него слышит вообще впервые в жизни. И скорее всего, в последний раз:
— Я Капитан Америка!
— Да мне плевать! Хоть лейтенант Британия…
Баки останавливает запись и с силой закусывает большой палец бионической руки в отчаянной попытке не рассмеяться в голос. Быстро набирает на телефоне «Серые будни Капитана Америка: холивар с соседкой», в адресной книге находит номер Романофф и нажимает «отправить». Нужно срочно вмешаться, пока не пришлось спасать миссис Джонс от доблестного Капитана. Зря он всё-таки раздражается на современные технологии.
Стив, видимо, к этому моменту уже решает, что с него хватит, и демонстративно уходит, громко хлопнув дверью, впрочем оставляя последнее слово за миссис Джонс. Баки подходит к дому в боевой готовности с полной уверенностью, что настала его очередь выдержать град нравоучений. Однако миссис Джонс оглядывает его вполне миролюбиво, достаёт пачку сигарет и предлагает закурить. Наверное, чувствует в нём родственную душу. По крайней мере, уровень паранойи по отношению к окружающему миру у них приблизительно одинаковый. Как и уровень дружелюбия.
— Ох, и натерпишься ты с ним ещё, голубчик. С таким-то характером.
— Это уж точно, — Баки ухмыляется, чувствуя, как в кармане вибрирует телефон.
«Тебе срочно нужен канал на ютюбе!» — гласит сообщение от Романофф.
— Как ты его выносишь? — продолжает сетовать миссис Джонс. — Он же явно из этих.
Баки задумчиво кивает, не имея ни малейшего представления, «эти» относятся к религии, политике, субкультурам или сексуальной ориентации.
2.
Италия приводит Баки в состояние лёгкого недоумения.
Яркие, залитые солнцем улицы, настырные торгаши, в тени старинных зданий навязывающие тебе солнцезащитные очки, дурманящие запахи и калейдоскоп магазинов с изделиями ручной работы.
Тургид ведёт их со Стивом в притаившееся на узкой улице заведение «Дамамо», хвастливо обещающее посетителям самый лучший тирамису в мире. Внутри царит полная неразбериха, какофония из запахов, крошечных столиков, громкого смеха и постоянных взмахов руками. Все кричат. И, кажется, решительно никто не испытывает от этого ни малейшего дискомфорта.
Баки пробует легендарное лакомство и приходит к выводу, что это действительно лучший в мире тирамису, который стоил долгого плутания по незнакомым улицам и попыток понять путанные объяснения случайных прохожих.
Стив сумел соблазнить его на эту поездку миллионами мелких и настойчивых доводов, и в конце концов Баки рад, что согласился.
Он рад возможности двигаться, осматриваться, делать выбор в бесконечном количестве случаев — чего раньше был полностью лишён. Пробовать модную еду, тихо посмеиваться над официантами, в ужасе наблюдающими за двумя сумасшедшими мужчинами в прекрасной физической форме, заказывающими себе порции, наверное, на десятерых (хотя итальянцы готовы искренне уважать их стремление на отдыхе делать то, что хочется). Пробовать на ощупь перчатки из тончайшей кожи, вполуха слушая рассуждения продавца о том, что каждый товар в его магазине — буквально произведение искусства. Баки хочется приобрести такую перчатку и носить на левой руке, чтобы, беря его за руку, Стив чувствовал мягкую кожу, а не холод металла.
Солнце закатывается за горизонт, они идут к отелю, рука Стива лежит на талии Баки, оберегая его, защищая, направляя прочь от праздных прохожих, так и норовящих ненароком задеть. Беззаботный вечер, каких давно не было в его жизни.
Проблема возникает на их пути, когда две девушки — явные туристки — устремляются в их сторону, вооружившись фотоаппаратом. Стив замирает, и Баки чувствует, как напрягается его рука — идиллия разрушается, всё-таки он дико не любит такие вот вторжения в его жизнь. Сам Баки быстро поправляет кепку, прячет лицо в тени козырька. Сейчас начнётся. Наверное, Стив надеялся, что за границей его вообще особо не будут узнавать.
— Извините, — одна из девушек — чуть повыше и миловиднее — обращается вовсе не к Стиву, а к ним обоим, протягивая Баки злополучный фотоаппарат. — А вы не могли бы нас с подругой сфотографировать? Вот тут! — она машет рукой, указывая на небольшую, но очень аккуратную церковь.
