Айна вдруг злобно процедила:

– Как вам еда в горло лезет, не понимаю! – и с этими словами исчезла в недрах квартиры.

Томми внимательно посмотрел на меня:

– Простите ее, пожалуйста. Вы, разумеется, ни в чем не виноваты, просто делаете свою работу. Но у нас у всех ужасный день.

Я кивнула. Наверное, это даже хорошо, что семья так убивается из-за пропажи кролика. Если бы все так относились к животным, то моему отделу было бы и вовсе нечего делать. Но хамить все-таки нельзя ни в каких случаях.

– Скажите, а этот кролик… Вы в курсе обстоятельств его приобретения?

– Но вы, вероятно, и сами знаете, это все должно быть в ваших файлах.

– Меня скорее интересуют эмоциональные обстоятельства. Все, что вы можете рассказать, будет в помощь.

– Насколько сильно здесь хотели этого кролика? Ну… Туяра давно просила домашнего питомца. Она, конечно, мечтала о собаке или кошке, но на них трудно получить разрешение – сами знаете. К тому же Грета считала, что уж если брать живое существо, то – спасти его, помочь. Она вечно всех спасала. – Томми чуть заметно улыбнулся. – Грета сделала заявку в приют для животных – жертв насилия.

Он секунду помолчал.

– Попросила кого-нибудь небольшого: мы же в городе живем. Грызуна. Нам повезло, и месяца не прошло, как в приюте появился этот кролик, нам сразу сообщили. И мы его очень ждали. В приюте кролика назвали Снежок, но Туяра решила переименовать его в Ангела.

Он опять улыбнулся уголком рта:

– Я его сам ездил забирать. Вы когда-нибудь держали в руках животное?

– Конечно.

– А я в первый раз. До этого только собак гладил. До чего необычное ощущение! Я впервые понял, почему животные так полезны для человеческой психики. Они одновременно волнуют и успокаивают.

– В файле сказано, что курс по адаптации животного прослушали только вы и Туяра.

– Это кролик Туяры. А я – учитель. – Он пожал плечами. – Я хотел поддержать ее интерес.

– Другие взрослые не собирались им заниматься?

– Грета хотела, чтобы Туяра привыкала к ответственности.

– Или у нее просто не было времени заниматься кроликом?

Томми изучал мое лицо:

– Может быть. Но ведь ваше требование мы выполнили: двух опекунов достаточно.

Я кивнула:

– Я бы хотела увидеть компьютер, на который скачивали записи с зоокамеры.

Томми глянул на меня вопросительно.

– С камеры кролика, – уточнила я.

– Я понял. Просто думал, вы сами знаете. Его забрала полиция.

Теперь уже вытаращилась я:

– В смысле? Полиция?

– Компьютер Греты. – Томми провел по лицу ладонями, задержал их, закрыв нос и рот, и выглянул точно из-за щита.

Я растерялась:

– Я, видимо, вас неправильно поняла. Запись с камеры кролика шла на компьютер Греты? Почему? Мне казалось, Туяра все это затеяла.

– Грете, наверное, тоже стало интересно, как он там живет. Мы все редко видим животных вблизи.

Я была совершенно сбита с толку:

– Почему компьютер забрала полиция? Когда? Могу я поговорить с Гретой?

Руки Томми опустились. Взгляд был странным.

– Она дома?

Томми ответил не сразу, голос звучал глухо:

– Она умерла. Грета. Покончила с собой. Ее увезли утром.

Я открыла рот. Как? Как такое может быть? Я только сегодня за завтраком видела теледебаты Греты с премьер-министром…

– Официально еще не объявлено.

Ясно. Значит, дебаты шли в записи. Но мне-то почему никто ничего не сказал? Не предупредил? Ведь здесь уже побывала полиция, когда Оксана отправила меня расследовать дело о пропавшем кролике. Я вспомнила расстегнутое пальто Лены… Так вот где она была! Здесь?! И тоже не сказала ничего. Просто не успела.

– Господи, какой кошмар! Простите меня, пожалуйста. Я ничего не знала, честное слово. Я бы никогда…

– Это вы нас простите, надо было сразу вам сказать. Но кто мог догадаться, что вы не в курсе? Вы же тоже из полиции.

Из-за закрытой двери до нас донеслись голоса, мать и дочь явно ссорились. Туяра кричала, Айна как будто старалась подавить вспышку дочери.

– Куда ее увезли?… – спрашивала Туяра.

– …мы все сделаем. Грета хотела, чтобы ее прах развеяли над Балтийским морем.

Томми и я умолкли. Я видела, что Томми стало неловко: он был бы рад дать знать Айне и Туяре, что я их слышу, но не мог этого сделать. Мы оба невольно слушали.

– Что ты несешь? Какое море?

– Она из Питера.

– Она ненавидела похороны! И вот это все!

– Туяра!

– Ты ничего не знаешь про нее! Ты только о себе всегда думаешь.

– Туяра, прекрати.

– Да она над этим всем смеялась! Она хотела, чтобы ее пепел спустили в унитаз.

Томми кашлянул смущенно.

Туяра за дверью вопила:

– Никто из вас ее не понимал! Она вам лапшу на уши вешала! А вы все только этого и хотели.

Я встала:

– Примите, пожалуйста, мои соболезнования. И извинения. Я не знала о вашей потере.

– Томми! – раздался вопль Айны.

– Простите. – Томми встал с кресла и вышел из гостиной, прикрыв за собой дверь.

Голоса звучали приглушенно, но говорили явно на повышенных тонах. Я разобрала только голос Айны.

– Занимайся своими прямыми обязанностями!

Я встала, приоткрыла дверь, постучала согнутым пальцем о косяк. Томми и Айна обернулись.

– Мои соболезнования, Айна, – сказала я. – Извините меня за бестактность, но я, честное слово, ничего не знала. Позвольте перенести наш разговор. Пусть все немного успокоится.

– Успокоится? – усмехнулась Айна. – Ну-ну… Ладно. Тоже извините. Завтра поговорим, – буркнула она.

Туяра была красная, заплаканная. Томми положил ей руку на плечо, но она ее сбросила, почти оттолкнув его.

– Спасибо за все, мне пора, – промямлила я и попятилась к двери.

– Найдите моего кролика! Слышите! Хоть что-то вы можете сделать? – крикнула мне Туяра и хлопнула дверью в свою комнату.

Айна пошла за ней. Томми проводил меня в прихожую, подал пальто. Я сначала не поняла, что он собирается помочь мне его надеть. Мужчины редко подходят близко к женщинам. Дезинфекция дезинфекцией, но береженого бог бережет – сказывается инстинкт самосохранения. Я давно не приближалась ни к какому мужчине, кроме Лео. Наверное, поэтому мне было не по себе и коленки слегка тряслись. Надевая пальто, я повернулась к Томми спиной, и мне вдруг стало стыдно, что я уже несколько дней не мыла голову. Я чувствовала его теплое дыхание на затылке. Дверь поплыла перед глазами, а по шее побежали мурашки. Я увидела над дверью большой обшарпанный бубен, ткнула в него пальцем, чтобы отвлечься от ощущения физической близости Томми:

– Это что за штука?

– Это якутский шаманский бубен. Достался Айне от бабки.

– А почему он тут висит?

– Такая примета. Айна верит, что он излечивает болезни.

Я повернулась, посмотрела снизу вверх ему в глаза, перевела взгляд на его губы. Я видела эти губы в своем утреннем сне. Его губы и его глаза. Или я просто вспоминаю фото с календаря?

– Это ведь ерунда, – проговорила я.

– Да.

– Дурацкое суеверие.

– Да.

– До свидания. Вот мой телефон, если что-то еще вспомните. Про кролика…

– До свидания.

Я открыла дверь.

– Ариадна… вас ведь так зовут?

– Да.

– Вы шарф забыли.

Я взяла шарф из рук Томми. Он внимательно и грустно смотрел на меня.

– Грета не покончила с собой. Я это точно знаю.

– Что?

Томми захлопнул дверь. Как будто юркнул обратно в нору.

Соседями Греты, как я и полагала, оказались три обезьянки: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу.

Не факт, что они при этом врали. Кому нужно врать про кролика?

Беспокоило меня другое. Я даже отправилась туда сама, на Цветной. Угол Цветного и Садового, точнее. Постояла. Куда отсюда мог деться кролик? Потому что GPS-показания с его чипа оборвались здесь. Я взглянула на бульвар. На детей, которые, крича, играли во что-то, понятное только им. Посмотрела на Садовое, над которым постоянно висело шелестящее облако звука множества велосипедных шин, катящихся в обе стороны. Не провалился же кролик в нору из книжки Льюиса Кэрролла? У меня под ногами был только люк канализации да поодаль сливное отверстие, забранное решеткой. Я присела на корточки, осмотрелась: люк давно уже не тревожили. Да и решетку, похоже, тоже. Или искусно замели следы? Ради кролика? Я все же сфотографировала номера и люка, и решетки.