— Подожди, Рэй. Я не хочу уходить. Я буду здесь.

— Нет, Кэрол. Тебе не разрешат. К ней пока все равно не пустят. Нет смысла здесь торчать, этим мы ей не поможем. Завтра с утра приедем. А сейчас пошли, я отвезу тебя домой.

— Нет, я не пойду. Я хочу быть здесь, с ней. Я не оставлю ее одну, — из глаз ее побежали слезы, но Рэй мягко, но настойчиво снова обнял ее и решительно повел к выходу. И Кэрол не смогла ему сопротивляться, силы вдруг покинули ее, она ощущала себя безвольной, беспомощной, никчемной. Она ничем не могла помочь Куртни. Все, что она может, это только ждать. И это казалось нестерпимым.

Но у самого выхода на них налетел заскочивший в двери Джек, столкнувшись с Рэем, который, скривив с отвращением рот, грубо оттолкнул его от себя. Джек вспыхнул, и Кэрол, смотревшая на него, подумала, что он сейчас наброситься на Рэя с кулаками, но, к ее удивлению, Джек сдержался.

— Она жива? — безапелляционно спросил он, обращаясь сразу к обоим.

— Ты какого черта сюда приперся? Разве тебя уже выписали? — рявкнул Рэй. — Тебе какое дело? Позлорадствовать пришел?

— Рэй, перестань, — резко оборвал его Джек. — Сейчас не время и не место… Что говорят врачи?

— Пойди и спроси, если так любопытно.

— Пойду и спрошу, не сомневайся. Только сначала убери руки от моей жены, — Джек ударил Рэя по руке, столкнув ее с плеча Кэрол.

— Если ты еще не понял, то я доведу до твоего сведения, что у тебя больше нет жены, идиот, — хмыкнул не без злорадства Рэй.

— Прекратите, вы… — прошипела в ярости Кэрол.

Джек властно взял ее за руку и притянул к себе.

— Пошли, ты расскажешь мне все по дороге, — он решительно вышел на улицу, ведя ее за собой. Рэй вышел следом и вдруг схватил Кэрол за другую руку.

— Она не хочет идти с тобой.

— Рэй, не зарывайся! — бросил Джек, злясь все сильнее.

Кэрол повернулась к Рэю и тихо сказала:

— Отпусти, Рэй. Я же просила тебя не вмешиваться…

— Черта с два! Этот ублюдок будет тебя бить, а я должен молча на это смотреть? А ну-ка, иди сюда, сукин сын, я тебе покажу, как ее обижать! — оттолкнув Кэрол, Рэй вцепился в пиджак Джека и притянул к себе.

Кэрол вскрикнула и отскочила в сторону, когда в следующее мгновенье они с силой ударились о дверь, вцепившись друг в друга, как два разъяренных зверя. Дверь распахнулась, и они ввалились в холл больницы и упали на пол. Послышались испуганно-удивленные возгласы и крики. Кэрол вбежала следом и увидела, как Рэй, вжав Джека в пол, бьет его по лицу. Но уже через секунду их разняли. Двое мужчин подхватили Рэя под руки и оттащили от Джека. Кто-то помог Джеку подняться и скрутил его, когда он предпринял попытку наброситься на Рэя.

Их обоих выставили на улицу, пригрозив вызвать полицию. Сгорая от стыда, Кэрол прыгнула в такси и уехала, оставив их вдвоем выяснять отношения. Пусть делают, что хотят, хоть поубивают друг друга. Надоели уже оба хуже горькой редьки. Куртни при смерти, а они все дерутся! Все чего-то делят, никак не поделят. Идиоты. Оба. Но Кэрол была рада, что избавилась от обоих. Пусть дерутся, раз не понимают, что в этом нет никакого смысла, потому что ей не нужен ни один, ни другой.

Сейчас только Куртни имела для нее значение. На ней сосредоточилась вся вселенная, для нее, Кэрол. К горлу подкатывала тошнота, желудок скручивало, все тело дрожало от слабости. Она вдруг вспомнила, что еще ничего сегодня не ела. Зайти в кафе она не решилась, стесняясь разбитого лица и испорченного слезами макияжа.

Придя домой, она первым делом достала из сумки урну и поставила ее в изголовье кровати, потом заказала по телефону пиццу, и отправилась в ванную. Забравшись в горячую воду с обильной пеной, Кэрол расслабилась и, откинув голову, закрыла глаза. Грудь ее сотрясали рыдания, и она не пыталась их больше сдержать. Она может позволить себе быть слабой сейчас. Плакать из-за Куртни было не стыдно. Если бы только это могло ей помочь, она бы выплакала все слезы. Она не хотела больше копаться в своих снах и выискивать правду. Не хотела знать, что будет. Потому что панически боялась. Боялась того, что они ей говорили. Она не хотела это принять, не хотела смириться с тем, на что они ее обрекают. Нет, все будет хорошо, все обойдется. Никто не умрет. Несчастье уже произошло. Куртни выжила. Значит, она будет жить дальше. А они с Рэем сделают все, чтобы снова поставить ее на ноги, они обратятся к лучшим хирургам мира, чтобы они смогли поправить ее здоровье. Даяне тоже говорили, что она никогда не сможет ходить. Врачи ошибаются. Куртни очень сильная женщина. Она не будет лежать. Она встанет и будет жить дальше, как и жила. Иначе быть не может. Такую женщину сломать не возможно. Она никогда не смирится с тем, чтобы быть калекой. Куртни и Рэй поставили на ноги ее, Кэрол, а теперь она и Рэй поставят так же на ноги и ее, Куртни. Главное, чтобы она жила.

Выйдя из ванной, Кэрол закуталась в махровый халат, чувствуя озноб, хоть в квартире и было тепло.

Принесли пиццу, и она, заварив себе горячего чаю, съела все до крошки, запивая кипятком. Наевшись, она почувствовала себя немного лучше. Усевшись на постели, она поставила рядом с собой урну и телефон. Позвонила в отель в Париже, где остановились Джордж и Патрик, и рассказала тестю о случившемся несчастье. Тот молча выслушал ее, потом тяжело вздохнул в трубку.

— Боже, какая беда. Куртни… Поверить не могу. Я могу чем-нибудь помочь?

— Нет. Пока нет. Никто не может. Джордж, вам лучше вернуться.

— Зачем? — в голосе его неожиданно появился холодок. — Патрик еще слишком маленький, и ему ни к чему все это видеть. Он любит Куртни и будет страдать. Думаю, нам нужно пока все же побыть здесь, пока, по крайней мере, в ее состоянии не появится какая-то определенность. И, вообще… насколько мне известно, Патрику некуда возвращаться — у него ведь больше нет семьи. А я не хочу, чтобы ребенок об этом узнал. Я не позволю травмировать моего внука. Мы вернемся тогда, когда ему будет куда возвращаться. В дом, к которому он привык, где его встретят мама и папа.

— Джордж, вы уже знаете…

— Знаю. Джек сказал мне, что ты собрала вещи и ушла, — в голосе Джорджа Рэндэла больше не было той приветливости и теплоты, с которыми он говорил с ней раньше, и это огорчило Кэрол. Он был с ней резок и зол сейчас, и она поняла, что он больше не на ее стороне.

— Постарайтесь меня понять… — умоляюще начала она, но он грубо ее перебил:

— И не подумаю! Ты перегибаешь палку, девочка. Да, я согласен с тем, что Джек виноват перед тобой, что обидел тебя, но нельзя делать так, как ты делаешь — сразу обрубать все концы. Это гордыня! Ты хочешь разрушить семью, сделать несчастным своего сына только из-за своей гордыни!

— Вы многого не знаете…

— Я знаю самое главное — мой сын тебя любит! Да, он не ангел, с ним тяжело, он бывает невыносим, но он тебя любит, и ты ему нужна! Я по себе знаю, какого это, когда тебя бросает любимая женщина, и я не позволю тебе так поступить с моим сыном. Его бросила мать, не хватало еще, чтобы и жена тоже! Тогда я ничего не мог поделать, но сейчас я не допущу…

— Я не вернусь к нему. Я уже решила.

— Решила? — вдруг взревел он, заставив ее вздрогнуть от неожиданности. — Решила ты, когда выходила за него замуж! Вышла, значит живи! Нужно нести ответственность за свои решения, девочка, а не так — то хочу с ним быть, то не хочу! Мой сын, знаешь ли, не игрушка, которую, надоела — выбросила! Хочешь, не хочешь, а ты к нему вернешься. И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше для всех.

— Привезите Патрика…

— Нет. Мы с Джеком поговорили и решили, что пока ему лучше побыть со мной здесь.

— Джордж, умоляю вас! Я понимаю, что вы поддерживаете своего сына, но не делайте это со мной… не помогайте ему меня заставлять…

— Ну, заставлять — это грубо сказано, — он ехидно усмехнулся. — Мы, конечно, не собираемся связывать тебя и силой тащить домой, и держать там в плену. Если ты так уж решительно настроена, ничего не поделаешь. Скатертью дорога. Катись на все четыре стороны. Одна. Потому что Патрик останется с нами.